Осада Рима - Верн Жюль Габриэль - Страница 10
- Предыдущая
- 10/14
- Следующая
Следующую ночь молодые офицеры и Жан Топен провели вместе.
– Ты не погиб! – радовался Аннибаль.
– Простите, лейтенант, но я сделал все, что мог…
– Чтобы погибнуть?
– Напротив, чтобы остаться в живых, и, надо сказать, преуспел!
– Жан… – грустно произнес Анри.
– О, простите, капитан! С этого надо было начать… Я больше не видел ту молодую даму.
– Ни разу?
– Ни разу.
– Ты добровольно определил себя в пленники города? – спросил лейтенант.
– Совсем нет! После того как этот итальяшка набросился на вас, я побежал за ним. А когда захотел выйти из города, ворота оказались закрытыми, а перемирие нарушенным. С того момента, чтобы с пользой употребить свое невольное заточение, я превратился в тень того преступника; я мог его убить, но…
– Ты хорошо сделал, что сохранил ему жизнь, – холодно отозвался Анри.
– Женщина не могла покинуть Рим, – заметил Аннибаль.
– Я тоже так думаю, лейтенант, но найти ее не удалось. Я многих расспрашивал о прекрасной француженке. Мне сказали, что она появилась в Риме лишь три месяца назад, уже с признаками безумия, и что этот Андреани вроде как о ней заботится.
– Тебе известно его имя? – вздрогнул Анри.
– Не только имя, мне известно, чем он занимается.
– Он что?то вроде помощника у Гарибальди?
– Это сейчас, но до войны он был собственным секретарем Папы!
– Так это предатель и перебежчик! – воскликнул молодой капитан.
– Не совсем. Он ведь был светским лицом, но это ничего не меняет, Папа его выгнал, и никто не знает за что.
– Я знаю, я! – вскричал Анри. – Папе наверняка стало известно о его подлом преступлении. О! Моя бедная Мари!
– Анри, – Аннибаль сжал руки друга в своих, – настало время довериться нам. Не сомневайся в нашей преданности, этот честный малый рисковал для тебя жизнью, мою дружбу унесет только смерть. Открой нам свое сердце, пусть один из нас станет заботиться о той, кого ты любишь, а другой поклянется за нее отомстить.
Анри схватил друзей за руки и тихо заговорил:
– Три месяца назад мы с Мари должны были пожениться. Я любил ее и продолжаю любить. Она очень страдала, даже чуть не умерла от нервного потрясения – девушку пытались похитить, неведомые преступники покушались на ее честь. Чтобы я днем и ночью мог быть возле невесты и защитить ее, необходимо было немедленно пожениться. Наконец церемония состоялась, мы предстали перед алтарем, и она пред Богом поклялась мне в супружеской верности. Когда мы выходили из церкви, внезапно раздался взрыв. Все смешалось, нас окутал густой дым. Я бросился к Мари… О Боже! Она исчезла, а я не увидел лица ее похитителя и не знал его имени. В течение двух дней я был в беспамятстве, иначе мне удалось бы ее разыскать. Едва придя в себя, я кинулся на поиски, все поставил вверх дном и узнал, что в день нашего бракосочетания город покинула почтовая карета. Я проредил весь ее путь от стоянки до стоянки, он привел меня в Марсель, на границу Франции. Там мне стало известно, что некий молодой человек с больной сестрой отплыл в Рим. Бог подсказал мне, что это была Мари. Я собирался сесть на корабль, но тут объявили войну, мне удалось добиться разрешения отправиться туда за свой счет, в качестве волонтера, и вот я здесь, у этих неприступных стен, за которыми страдает моя бедная девочка! Ах, как бы мне хотелось умереть! Она безумна… Вы видели ее – она даже не узнала меня! Мне чудится, что иногда ее безумие помрачает и мой разум, и я повторяю вслед за ней: горе! горе!
Здесь с беднягой случился нервный кризис, из которого его вывели добрые заботы друзей.
– Мы отомстим за нее, – пообещал Аннибаль Жану Топену.
– Конечно, лейтенант, но тут замешан рок, уж я?то разбираюсь в таких делах. Боюсь, наш капитан слишком несчастен, он уже никогда не сможет радоваться жизни.
Друзья разошлись по своим постам.
Оба передних бастиона уже были в руках французов. Теперь атака направлялась на левый фланг. Чтобы стать полными хозяевами Джаниколо, следовало завладеть двумя бастионами, оборонявшими ворота Сан?Панкрацио. Для этого принялись копать новые параллели: начинаясь у брешей, оставшихся от первого приступа, параллели должны были окружить позицию, которую предстояло взять. Захваченные с бою, бастионы становились укрепленными тылами штурмующих; артиллеристы уже принялись разворачивать на них свои батареи. Чтобы поднять уровень земли до уровня стен в том месте, где должна была встать куртинная батарея, пришлось немало покопать. Осуществилось третье продвижение осадных батарей.
В ночь с 22?го на 23?е и с 23?го на 24?е траншеи удлинили, начиная от площади, бастионов у ворот Сан?Панкрацио и от Вакелло. Утром 25?го вооруженная двумя пушками по шестнадцать дюймов и двумя по двадцать четыре дюйма, батарея на куртине начала стрелять. Ей ответили две батареи на Сан Пьетро ин Монторио, батареи следующих бастионов и далекие, но по?прежнему грозные орудия на Тестаччо и Сант?Алессио. Французская батарея на куртине оказалась один на один с пятью батареями противника, которые засыпали ее снарядами и в конце концов смяли. Пришлось вновь заделать амбразуры и ждать, пока оба бастиона не вооружатся пушками, чтобы прийти ей на помощь.
Новая параллель была закончена в ночь с 24 на 25 июня. Канонада республиканцев не замолкала ни на минуту, поливая огнем французские позиции. На Авентине возле церквей Сант?Алессио и Санта?Сабина обнаружилась еще одна, новая батарея повстанцев. Чтобы подавить ее и огонь с Тестаччо, пришлось в четвертый раз заново вооружать батарею в конце первой параллели. Настал трудный момент, и уныние закралось в сердца французов – не сметут ли с лица земли бесчисленные снаряды повстанцев казавшиеся так хорошо укрепленными позиции французов?
Но вот утром 25 июня у траншей появился парламентер с несколькими сопровождающими. Французы его сначала не заметили и продолжали вести огонь, так что рядом с парламентером упало замертво несколько человек, в том числе один француз, некто художник Лавируа, один из тех храбрецов, что не задумываясь встают под знамена любой сомнительной борьбы за свободу и любого революционного мятежа. Но мало?помалу огонь прекратился, и парламентера отвели в штаб?квартиру. По досадной случайности, ему не позаботились завязать глаза, так что посланник республиканцев мог видеть строительство новой батареи. Не исключено, что в этом и заключалась истинная причина появления парламентера. В качестве предлога он принес подписанный многими европейскими консулами протест против бомбардировок.
Парламентеру пришлось пройти через ряды инженерных частей.
– Это он! Опять он! – закричал Анри Формон.
– Клянусь Богом, мы его не выпустим! – отозвался Жан Топен.
Храбрый сапер бросился к незваному гостю. Андреани (а это в самом деле был он) посмотрел на друзей с гневом и презрением: ему было известно, что он под охраной законов военного времени и что никто не вправе его задержать.
– Неприкосновенен! – вздохнул Аннибаль.
– Я пойду за ним! Я хочу его видеть, хочу посмотреть ему в лицо, пусть ненависть навечно запечатлеет в моем сердце его образ.
Сказав это, молодой капитан до самой штаб?квартиры следовал за предателем, которого у него отнял военный закон.
Генерал Удино не обратил на протест консулов никакого внимания. Как честному солдату ему было нелегко разрушать город.
Кроме того, он знал, что на Рим падают не французские бомбы. Но он нес ответственность за бомбы, отклонившиеся от своего пути, за случайные снаряды. В то время как он мог бы похоронить Тестаччо под градом снарядов, он довольствовался тем, что обстреливал наиболее опасные для французов позиции повстанцев – их траншеи и батареи Сан?Пьетро.
Итак, миссия Андреани оказалась безрезультатной. Но двойной предатель многое разузнал о военной подготовке противника и не с пустыми руками вернулся на свой аванпост. Кроме того, он увидел своего личного врага – штабного капитана и выказал ему свою ненависть.
На следующую ночь французы копали по дороге от Вакелло. Днем попробовали снова ввести в бой куртинную батарею, но повстанцы опять засыпали ее огнем, и она замолчала. Наконец закончилось столь необходимое вооружение бастионов: правый получил четыре пушки для обстрела ворот Сан?Панкрацио и батарей Сан?Пьетро; на левый водрузили три пушки и шесть гаубиц, направив их против Сан?Пьетро, правого бастиона Сан?Панкрацио и дома Гарибальди. Вечером 26?го артиллеристы соорудили возле виллы Корсини четырнадцатую батарею; она находилась самое большее в двухстах метрах от площади и должна была делать проломы в бастионе справа от ворот Сан?Панкрацио. В это же время по правому бастиону станет палить одна из батарей, построенных в самом начале осады, и таким образом французы проделают новые бреши для нового штурма, в ходе которого овладеют обоими бастионами ворот Сан?Панкрацио. Это заставит город капитулировать. Никогда еще французы не вели себя столь активно.
- Предыдущая
- 10/14
- Следующая
