Война ведьмы (Др. издание) - Клеменс Джеймс - Страница 22

– Держи ее!

И тут Мисилл закричала – это был душераздирающий вопль, как будто она исторгала из себя саму жизнь. И в определенном смысле так и было. Воительница почувствовала, как что-то, извиваясь и скручиваясь в спираль, выбирается из ее горла, выскальзывает из раскрытых в вопле губ. Она задохнулась, когда по ее языку что-то выбралось наружу из нее.

Как только ее горло освободилось, тело, которое сотрясали спазмы, расслабилось, и она с трудом задышала. Темнота превратилась в водянистые образы: расплывчатые лица, движение, неровный свет. Мисилл поднесла руку к лицу и почувствовала, что оно все в поту. С каждым новым вдохом картинка перед глазами становилась четче.

– Ложись, детка. Отдыхай. Не открывай глаза.

Мисилл не стала сопротивляться, она слишком ослабела, чтобы спорить. Она просто подчинилась. Под собой она чувствовала жесткий стол, не мягкую кровать, а голые доски. Однако она не стала шевелиться, и постепенно ее тело перестало дрожать и подергиваться. Она задышала ровнее, влажная кожа стала не такой горячей. Кто-то открыл рядом окно, и от холодного ветерка на голых руках и ногах появились мурашки. Неожиданно ей стало неловко от того, что она обнажена.

Смущение и робость заставили Мисилл открыть глаза. Она заморгала, чтобы прогнать яркий свет, но обнаружила, что в окно вливается мягкое сияние солнца. Неподалеку кто-то разговаривал шепотом:

– …жить, но ей будет постоянно требоваться укус пака’голо.

Мисилл приподнялась, опираясь на локти, и тут же застонала. Все мышцы у нее отчаянно болели, словно она целую ночь сражалась обоими мечами.

Оглядевшись по сторонам, она поняла, что находится в кладовой лавки целительницы. Вся комната, кроме дальнего угла, где она лежала на дубовом столе, была заполнена полками с бутылками, флягами и мешочками. У ближней стены стояли маленькие проволочные клетки с диковинными зверьками, чьи глаза сверкали в лучах утреннего солнца. Их разнообразие поражало воображение: существа с крыльями и перьями, ящерицы с шипами, идущими вдоль всей спины, маленькие мохнатые грызуны, которые раздувались и шипели, когда она шевелилась. В своих странствиях Мисилл никогда не сталкивалась с ними и знала, что такие не водятся в Аласее и что они из других, дальних стран.

Она пыталась сесть, когда Мама Фреда подошла к ней со стороны клеток. Мерик, забинтованный с головы до ног, хромая и опираясь на костыль, следовал за ней. Рядом с элв’ином она увидела Фардейла. Хотя бы волку, который прятался в конюшне, удалось не попасть в руки темного стража.

Добравшись до стола, Мама Фреда накрыла обнаженную Мисилл одеялом и помогла ей сесть.

– Силы к тебе быстро вернутся.

– К-как? – спросила Мисилл, сражаясь с непослушным языком. – Яд…

– Экстракт ночной тени, – ответила Мама Фреда. – Достаточно распространенный яд… но у меня имеются собственные способы борьбы с ним.

Мисилл поняла, что старая женщина уходит от ответа.

– Расскажи.

Мама Фреда взглянула на Мерика, который кивнул.

– Она все равно должна будет узнать – рано или поздно, – сказал элв’ин.

Целительница повернулась к ближней клетке, стоявшей позади стола. Все еще чувствуя, что туман в голове рассеялся не окончательно, а тело не слишком слушается, Мисилл попыталась посмотреть, что она делает.

– В джунглях Ирендла, – проговорила Мама Фреда, отпирая клетку, – очень много ядов, но, как и во всем мире, здесь тоже существует равновесие. Боги джунглей создали особое существо, чтобы помочь нашим племенам защищаться от этих ядов. – Мама Фреда повернулась. Ее запястье и пальцы обвила лиловая змейка с голубыми и зелеными полосками. – Мы называем их пака’голо. На языке моего народа это означает «дыхание жизни». Все змеи обладают магией стихий. Но в то время как зубы большинства из них наполнены ядом, укус пака’голо очищает от него тело.

Мама Фреда протянула змейку Мисилл, чтобы та могла рассмотреть ее поближе, и воительница подставила руку, удивленно глядя на диковинное существо. Маленький красный язычок коснулся одного из ее пальцев. Затем очень медленно змейка соскользнула с запястья целительницы на ладонь Мисилл. Воительница ожидала, что змейка будет холодной и скользкой, но с изумлением обнаружила, что ее чешуйчатая кожа теплая и гладкая. Змейка медленно поползла по руке Мисилл и устроилась на ней, точно изысканное украшение.

Фардейл подошел поближе, чтобы обнюхать змею.

Мисилл подняла глаза. Что-то здесь было не так.

– Я сама приготовила яд, – сказала она. – И знаю, на что он способен. Он убивает еще прежде, чем успевает добраться до желудка, – слишком быстро, чтобы можно было что-нибудь сделать.

Мама Фреда вздохнула и кивнула.

– Да, ты совершенно права. Но мой народ дал пака’голо правильное имя. Они действительно дарят «дыхание жизни». Они лечат тех, кто отравлен, но, кроме того, могут вернуть к жизни и того, кто умер от яда. Правда, с момента смерти должно пройти как можно меньше времени.

– Но каким образом?

Мама Фреда пожала плечами:

– Для этого нужно больше, чем просто укус. Змея должна войти в отравленное тело умершего человека.

Мисилл прищурилась, но даже не пошевелилась. Она была не из тех, кого пугает жестокая реальность. Она вспомнила ощущение, будто в животе у нее что-то извивалось, тошноту и пульсацию магии в теле. Змея находилась внутри ее. Мисилл даже вспомнила, как та выскользнула из ее горла.

– Оказавшись в теле, они используют свою магию, чтобы очистить его от яда и наполнить собственным духом. Они становятся частью тебя.

Мисилл почувствовала, что это беспокоит Маму Фреду, потому что целительница отвела глаза.

Мерик проковылял вперед.

– Расскажи ей все.

Мама Фреда снова посмотрела на Мисилл, и ее губы превратились в тонкую жесткую линию.

– Змея и ты стали единым целым. Вы связаны. И делите одну жизнь.

– И что это означает? – спросила Мисилл, которой вдруг стало страшно.

– Ты теперь навсегда связана с этим пака’голо. В первую ночь каждой новой луны змея должна тебя укусить. Как только ваши жизни соединились в одну, ты стала нуждаться в магии ее зубов, а ей, чтобы жить, нужна твоя кровь. Без ее магии ты умрешь.

Мисилл посмотрела на змейку широко раскрытыми глазами. Старая целительница наверняка сошла с ума. Выпустив на свободу дар магии стихий, она попыталась отыскать в себе магию змеи. И ничего не почувствовала. Испытав облегчение, она попыталась проникнуть поглубже, чтобы убедиться наверняка, – и снова пустота. Она посмотрела на змею, решив взглянуть на ее магию, нырнула в нее и удивленно нахмурилась. Ничего.

Подняв глаза, Мисилл повернулась к Мерику и при помощи своего дара попыталась уловить аромат молнии и ветра. И в ее глазах появился ужас. Она снова ничего не почувствовала. Потрясенная своим открытием, она села очень прямо.

– Я… ослепла, – прошептала она.

Мерик, обеспокоенный, подошел к ней.

Неожиданно Мисилл сообразила, что туман у нее в голове рожден вовсе не манипуляциями Мамы Фреды, а смертью ее духа. Она испуганно посмотрела на целительницу, а потом на Мерика.

– Я больше не охотница, – пробормотала она. – Моя магия стихий ушла.

– За все приходится платить, – тихо проговорила Мама Фреда.

Мерик подошел к краю стола и поднял руку, собираясь утешить Мисилл, но неожиданно замер и наклонился, вглядываясь в ее лицо.

– Твои глаза! – вскричал он. – Они изменились.

Мисилл быстро поднесла руки к лицу, проверить, какие еще ужасы с ней приключились, и змея на запястье тихонько зашипела, возмущаясь резким движением.

– Они стали золотистыми, с вертикальными разрезами, – сказал Мерик, взглянув на волка, сидевшего рядом. – Как у Фардейла.

Мисилл сжала руками щеки. Такого просто не может быть. Она не смела надеяться.

– Я еще никогда не видела подобных изменений, – сказала Мама Фреда. – Ведь…

Мисилл перестала ее слушать. Осторожно, с опаской она заглянула в свое сердце и прикоснулась к той части духа, которая умерла давным-давно. Там, где прежде ничего не было, она уловила знакомое сопротивление. Она осторожно двинулась дальше и почувствовала, как кости и сухожилия, много лет назад оказавшиеся в ловушке одного-единственного тела, стали сдвигаться и гнуться. Точно замерзший пруд весной, ее плоть начала оттаивать. Она стояла на подгибающихся ногах около стола, одеяло упало с плеч, когда кости начали менять свое положение.