Легенда о гетмане. Том I (СИ) - Евтушенко Валерий Федорович - Страница 26
- Предыдущая
- 26/54
- Следующая
Утром 14 мая коронному гетману доложили, что Хмельницкий подошел к Корсуню и находится от него всего в нескольких милях. Потоцкий, к этому времени несколько оправившийся после трагических событий, связанных со смертью сына, потирал руки:
– Ну, вот здесь и придет конец самозваному гетману. Он мне заплатит за все: и за мой позор, и за смерть сына!
Однако уже к обеду настроение коронного гетмана стало меняться. Захваченные в первых стычках с польскими разъездами казаки на дыбе, пытаемые раскаленным железом, стали давать показания, что у Хмельницкого одних татар больше пятидесяти тысяч и сам хан с ордой на подходе. О численности же казаков пленные вообще говорили, что им нет числа.
Полученные сведения заставили коронного гетмана задуматься о том, сумеет ли он при такой превосходстве в силах бунтовщиков продержаться до прихода князя Вишневецкого. В это время ему доложили, что две хоругви драгун, общей численностью около двух тысяч человек вместе с полковниками Мрозовицким и Хмелецким перешли на сторону противника.
Узнав о новой измене, каштелян краковский впал в ярость.
– Предательство, вокруг одно предательство! – кричал он, топая ногами. – Никому в этом проклятом крае нельзя доверять. Всех схизматов следует посадить на кол, все здесь выжечь дотла, чтоб и духу их холопского не было.
Несколько успокоившись, Потоцкий в своей гетманской резиденции в Корсуне созвал военный совет, чтобы обсудить дальнейшие действия.
Как всегда выдержанный и сохранявший присутствие духа польный гетман предлагал оставаться на месте.
– У Хмельницкого просто не может быть такого количества татар, о котором показывают пленные – доказывал он. – Сведения о его силах явно преувеличены. Но в любом случае отступать без боя нельзя. У нас превосходство в артиллерии и выгодная позиция.
Слово взял пан Синявский, недавно примкнувший к гетманам со своей надворной хоругвью:
– Оставаясь здесь, мы окажемся в ловушке. Хмельницкий начнет осаду нашего лагеря, а сам в это время обойдет Корсунь и вообще отрежет нам дорогу к отступлению.
Мнения разделились. Одни выступавшие поддерживали Калиновского, другие склонялись к тому, чтобы начать отступление, пока это еще возможно.
Потоцкий сидел молча за столом, подперев голову руками. Он временами обводил взглядом присутствующих, но лицо его оставалось бесстрастным.
В это время в зал вошел полковник Бегановский, командовавший панцирной хоругвью самого Потоцкого. На военном совете он не присутствовал, так как проводил рекогносцировку местности. Гремя шпорами и сверкая сталью своей кирасы, он прошел к коронному гетману и что?то прошептал ему на ухо.
– Пусть его введут, – оживился краковский каштелян.
Наступила тишина. Все поняли, что Бегановский прибыл с какими?то новыми известиями. Полковник вышел из зала, но, спустя несколько минут, возвратился вместе с невзрачным на вид человеком, судя по одежде, кем?то из мещан. Видимо, он переживал не лучшие времена, так как одетая на нем серьмяга была довольно потрепана, кожа на черевиках местами полопалась, а густые с проседью волосы на голове давно не видели мыла. Комкая в руках поношенную овчинную шапку он, приниженно ссутулившись, робко оглядел зал и низко поклонился коронному гетману.
– Говори, – приказал тот.
– Я из местных мещан, Самуил Зарудный, – начал вошедший. – Хорошо знаю здешние места. Могу быть проводником и показать короткую дорогу через лес на Богуслав.
– Почему ты решил, что мы станем отступать? – резко спросил коронный гетман.
Мещанин потер грязной рукой небритую щетину на лице, выражавшем полную покорность судьбе, и посмотрел прямо в глаза гетману:
– Я своими глазами видел войско Хмельницкого. У него одних татар не меньше пятидесяти тысяч, да, говорят, хан с ордой на подходе. Вот я и подумал, что, может, вам понадобится проводник, чтобы отойти к Богуславу.
По залу пронесся легкий шум. То, о чем сказал Зарудный, полностью совпадало с показаниями пленных. Если у кого?то и оставались еще сомнения в том, что с Хмельницким идет татарская орда, они развеялись.
– А почему ты хочешь нам помочь? – остро спросил коронный гетман. – Ты ведь из местных схизматов, а все вы на стороне бунтовщиков?
– Многие, – не стал возражать Зарудный, – но не все. Кроме того, я надеюсь, что ясновельможный пан гетман достойно наградит меня.
В его глазах блеснул хорошо знакомый коронному гетману огонек алчности.
– Ладно, а о каком коротком пути на Богуслав ты говоришь? – подумав, спросил Потоцкий.
– Через Гороховую Дубраву, – ответил мещанин. – Отсюда дорога идет через лес, а как минуешь Гороховую Дубраву, лес кончается. Оттуда до Богуслава рукой подать.
Потоцкий велел Зарудному подождать в приемной. Военный совет, несмотря на возражения Калиновского, принял решение отступать.
На рассвете 16 мая с первыми лучами показавшегося на горизонте дневного светила польские войска оставили свой лагерь и двинулись вслед за проводником в лес.
– Если выведешь нас к Богуславу, – говорил Потоцкий шагавшему рядом с его конем Зарудному, – то получишь тысячу золотых монет. Но, если заведешь в западню – живым тебе не уйти.
– О какой западне говорит ясновельможный гетман? – раболепно склонялся в низком поклоне Зарудный. – Как можно? Вот сейчас скоро начнется спуск в Гороховую Дубраву, а как выйдем из лесу, оттуда уже виден будет Богуслав.
Поляки торопились, но соблюдали порядок. По дороге нескончаемой чередой двигались их походные телеги. По обеим сторонам от них шла кавалерия. Между телегами кони тащили пушки. Пешие хоругви выступали в авангарде основных сил.
Войско, растянувшись колонной на целую милю, постепенно втягивалось в лес. Наконец, в качестве арьергарда к нему присоединились и те, кто оставался в лагере, изображая там обычную суету, чтобы запорожцы не заметили, что войска гетманов отступают.
Лесная дорога была довольно узкой и влажной, тысячи колес и конских копыт совершенно разбили ее. Поляки прошли по ней уже около пяти миль, далеко углубившись в лес, когда проводник, внимательно к чему?то прислушиваясь, произнес вдруг изменившимся звучным и торжественным голосом:
– Ну, вот уже совсем рядом и Гороховая Дубрава.
Он остановился, обратив свое лицо к Потоцкому. Тот с удивлением заметил, как внезапно преобразился невзрачный на вид мещанин. От его сутулости не осталось и следа. Лицо, с которого до этого не сходило выражение покорности судьбе, приобрело совсем иное выражение: его черты дышали достоинством и гордостью. Зарудный распрямил плечи и даже как будто вырос. Его выразительные карие глаза с внезапной неукротимой яростью метнули молнии в слегка опешившего гетмана, который не понимал, что происходит.
Между тем проводник рассмеялся прямо ему в лицо ужасным смехом и сказал с нескрываемым торжеством:
– Что, пан коронный гетман, не узнал меня? Смотри внимательно. Я не мещанин Зарудный, а бывший есаул Корсунского реестрового полка Иван Галаган. Вспомни, когда был схвачен и казнен Павлюк, ты приказал посадить на кол моего сына, хотя я не примкнул к восставшим и хранил верность Речи Посполитой. Твои жолнеры надругались над моей дочерью, а ей не было еще и четырнадцати лет. Не вынеся бесчестья, она наложила на себя руки. Долгих десять лет я ждал этой минуты – и вот месть свершилась. Теперь настал твой последний час. Ты попал в ловушку, которую приготовил для тебя Хмельницкий. Умри собака!
Не успел он произнести эти слова, как по обеим сторонам дороги раздался дикий вой тысяч голосов: «Алла!». Из лесной чащи в упор по колонне грянул залп, за ним другой и, выскочив на дорогу, на поляков навалились татары и казаки. Закипела кровавая сеча. Охваченные ужасом возницы стали настегивать коней, спеша вырваться из западни. Раненый одним из выстрелов в левую руку коронный гетман, увлекаемый к Гороховой Дубраве бегущей массой поляков, успел выстрелить в грудь Галагана из пистолета, но не был уверен, что попал.
Сжимаемые с обеих сторон казаками и татарами, поляки, наконец, пробились к глубокой балке, которая у местных жителей была известна как Гороховая Дубрава, но тут их ожидал новый сюрприз. Часть дороги на склоне балки оказалась обрезанной. Подводы, всадники и пешие стали валиться прямо в овраг, на дне которого появилось болото, заполненное по выкопанному накануне каналу водой из Роси. Едва поляки оказались в этом болоте на дне Гороховой Дубравы, как с противоположного склона их стали из пищалей и самопалов в упор расстреливать засевшие в вырытых загодя окопах казаки Кривоноса числом не менее шести тысяч.
- Предыдущая
- 26/54
- Следующая
