Ключ от всех дверей - Ролдугина Софья Валерьевна - Страница 84

• Предыдущая
• 84/101
• Следующая

«Ты оставишь его. Бедная, бедная девочка…»

Мои пальцы впились в спину мальчишке с такой силой, что не будь на нем рубашки, то наверняка ногти расцарапали бы медовую кожу до крови. Я думала, что Авантюрин отшатнется, зашипит, но он лишь вздрогнул… и обнял меня еще крепче. Почти до боли.

И это дало мне силу прошептать побелевшими губами:

— О да, поговорили… Но на сей раз я предпочла бы, чтобы он промолчал.

Мило ответил не сразу. Но когда он заговорил, его слова были наполнены тягучей, холодной яростью — той, что почти целиком идет от рассудка и совсем немного — от чувств.

— Знаете, а я бы с удовольствием поколотил его, вашего наставника. Хорошенько так, до черных синяков.

От неожиданности я даже перестала трястись, словно в лихорадке:

— За что?

Сухие, холодные пальцы коснулись моих век, снимая соленую росу.

— За то, что играл с вашей жизнью. За то, что бросил вас, наигравшись. За то, что свел вас с ума…

Мои губы тронула улыбка. Да, когда-то я бы тоже все отдала, чтобы начистить своему наставнику его тоскливую физиономию, но теперь… Мне многое пришлось пережить, и в полотне судьбы темных нитей было гораздо больше, чем цветных, но эти короткие мгновения счастья стоили и помешательства, и целого моря пролитых слез.

Если бы Холо взял меня с собой, я никогда не услышала бы чудесных песен Суэло Аметиста, этого воплощения всех пороков с невинным и соблазнительным взглядом. Не увидела бы картин Тарло, что в одно мгновение переворачивают мир. Не впустила бы в свою душу Безумного Шута, не спасла бы глупую девчонку Шалавису… и не встретила бы своего единственного, такого любимого ученика.

— Госпожа… А вы испытываете чувства к Холо… лишь как к наставнику?

Ревность в голосе Мило звучала просто чудесно.

— Как сказать, дорогой мой…

— Скажите прямо. — Я услышала, как он скрипнул зубами. И рассмеялась — нервно, почти истерически.

Рыжая кошка с хитрым взглядом, что живет в каждой женщине, требовала запустить коготки поглубже в сердце мальчишке — как любим мы мучить других, когда сами страдаем от боли! Но слишком велика была благодарность к Мило, чтобы вот так издеваться над ним.

— Нет, мой светлый. Холо — отец, наставник и друг… А любила я другого. Лило… Встреча с ним была подобна встрече с пламенем на заледеневшей равнине.

Я замолчала, давая Мило возможность заполнить тишину словами. Внутри рождалось странное чувство. Казалось, еще немного — и воспоминания выплеснутся из меня, как закипевший металл.

— Тебе, наверное, интересно, каким он был — Лило-из-Грез? Тот, кого я любила больше жизни?

И снова ответом мне было молчание, пронизанное таким напряженным вниманием, что держать слова в себе стало невозможно.

— Что же, я расскажу. Слушай.

Я повстречала его на третий день пребывания во дворце. Помню, что возвращалась тогда, словно мертвая, в свою комнату — все еще пустую, неуютную, будто бы и нежилую. В горле стоял противный комок. Представление раскладу и принятие карты — не самая приятная процедура. Тебя словно выворачивает наизнанку, раздирает на части… а в душе поселяется кто-то чужой, толкающий на странные поступки. И до того мой разум нельзя было назвать ясным, а теперь я совсем потерялась в тоскливом, рвущем душу желании ощутить рядом простое человеческое тепло.

Когда из дворца пришло письмо, в котором меня жаловали титулом шута, когда во время личного разговора вдовствующая королева Ширле Сон-без-Сновидений сообщила, что я удостоилась чести стать картой… О, на мгновение в сердце зародилась надежда, что все изменится. «Уж теперь-то рядом со мной будут люди, которые смогут понять и принять Хранительницу», — тешила я себя наивными рассуждениями. Лишь позже пришло понимание, что ничего не изменилось. Карты слишком увлечены собой и делами расклада, чтобы тратить время на такие глупости, как дружба или любовь. Только немногие находят свое счастье — в супружестве или в приятельских отношениях.

Впрочем, это не важно.

Итак, шел третий день моего пребывания во дворце. Я, мертвая, вымерзшая изнутри, плелась по бесконечному коридору, улыбаясь безумно и бездумно. Двери передо мной открывались куда угодно, но не в покои королевского шута, которые должны были стать моим домом. Люди, чью спокойную, размеренную, лживую жизнь я нарушала своим внезапным вторжением, сначала пугались, а потом — как будто сговорившись — надевали маску холодного высокомерия.

И каждый пустой взгляд был еще одной иглой в моем измученном сердце.

Сколько времени я бродила, как печальный дух? Не знаю. Тогда мне казалось, что прошла целая вечность… Когда ноги стали подламываться от усталости, я опустилась на пол. Лицо все также искажала улыбка — словно маска. Холод тянулся от мраморных плит, проникал в кровь и кости, и дальше, глубже — в самую душу.

А потом я вдруг почувствовала легкое прикосновение теплых пальцев к волосам — и запрокинула голову.

Рядом был он — эфемерный, как образ предутренних снов. Настоящий, живой и сияющий, как рассвет. С первого взгляда мальчишка — мой ровесник. Лет четырнадцать-пятнадцать, не больше… Глаза — как прозрачная голубая вода. Волосы — невесомый белый пух, тончайший шелк, словно у ребенка.

«Можешь плакать, — сказало видение. — В этом нет ничего стыдного».

«Не могу, — честно ответила я, силясь согнать с уст фальшивую улыбку. Она словно оскорбляла его светлый образ. — Холо говорил, что горе питают слезы».

«Холо ошибался, — тихо, но уверенно произнес мальчик. И отчего-то я сразу и безоговорочно поверила ему. Как будто вдруг появился новый закон. — Как твое имя?»

Ладонь в моих волосах шевельнулась, чуть оттягивая корни. Немного больно — и ласково до одури. Я почувствовала себя пригревшимся на солнце рыжим котенком.

«Лале. Так меня зовут».

«Ты — леди Опал, верно? — улыбнулся мальчишка. Ледяное «леди» он умудрился произнести тепло и очень-очень лично, словно тайное прозвище. — А я — Лило. Лило-из-Грез».

И тут-то я вспомнила, где уже видела это одухотворенное лицо — на большом семейном портрете, рядом с ее величеством Ширле и покойным королем Энвьяло.

«Ваше высочество…» — ошарашенно пробормотала я, широко распахивая глаза.

А Лило, не поверишь, вдруг взял и подмигнул мне.

«Зови меня «мой принц». Это так здорово звучит», — рассмеялся он.

А затем наклонился и легко коснулся губами моего лба.

«Мы теперь не одни, Лале», — шепнул Лило.

И столько было теплоты и нежности в простом действии, что я не выдержала, отпустила себя — расплакалась горько, наконец-то расставаясь с мучившим меня образом Холо.

Только потом, спустя долгие годы, я поняла, какая это редкость — смеющийся, улыбающийся принц Лило. Придворные почти не видели наследника таким. Гораздо чаще его небесно-ясный взор затмевали облака печали, а уголки мягких губ опускались вниз. Но рядом со мной Лило всегда старался быть веселым и беспечным, насколько это под силу преемнику престола и сироте наполовину. Он стал моим лучшим другом. Дни что у меня, что у него занимали дела государственные, но вечера принадлежали только нам. Мы говорили часами — обо всем на свете, или гуляли в саду, или просто смотрели на город с самой высокой дворцовой башни, гадая, какой огонек-окно погаснет первым?

• Предыдущая
• 84/101
• Следующая