Ключ от всех дверей - Ролдугина Софья Валерьевна - Страница 49
- Предыдущая
- 49/101
- Следующая
Сердце, еще мгновение назад глухо колотившееся, как раскаленный камень, затрепыхалось радостной птицей.
Проснулась я глубокой ночью, с трезвой головой и мучительным чувством стыда. Правду говорил Холо, что Лале — избалованная, скверная девчонка. И как только ее величество меня терпит! Тирле ведь неспроста такой приказ отдала. Двух кошек в одно лукошко усадила: и Мило уберечь, и еще одну ниточку потянуть — авось на ее конце тайна Прилива окажется! А я из-за глупых страхов своих чуть со всеми не разругалась. И ведь не чужие люди, а карты — родные, можно сказать.
Ох, утром, до выхода, непременно наведаюсь к королеве. Не получится лично извиниться — письмецо какое-нибудь оставлю. Хватит мне уже себя вести подобно несмышленому ребенку. В последние месяцы словно опять безумие накатывает, как после ухода Холо. Плачу по всякому поводу, людей обижаю, беспечной становлюсь, дальше носа собственного не вижу… Ох, не узнать Лале — мудрую, коварную шутовку. А от веселой приютской девчонки и вовсе ни песчинки не осталось.
Извинюсь, решено!
Успокоив такими мыслями жестокую совесть, я зевнула и перевернулась на другой бок.
На одеяле что-то странно зашуршало.
Обмирая от испуга и честя себя, трусиху такую, во все корки, я вытянула руки, вслепую шаря по ложу. От того, что мне примерещилось, впору было на помощь звать… Вся моя постель, кроме подушки, оказалась засыпанной толстым слоем листьев.
Я глубоко вдохнула, пытаясь различить запах зелени. Нет, ничего. Будто чудится.
Может, все-таки кликнуть Мило?
— Вижу, вы проснулись, леди? — прозвучал негромкий низкий голос.
— Кирим-Шайю? — От удивления я даже пугаться раздумала. Нет, «спасатель» здесь точно будет лишним… — Что привело вас… сюда?
В темноте сверкнули две искры — синяя и желто-красная.
— Ответный визит, полагаю, Лале.
Зашуршали листья, и ложе прогнулось от тяжести чужого тела. Вот теперь разлился в воздухе тот самый запах — осенний. Сухая трава, земля и дождь. Сердце вновь забилось бешено, но уже не от страха…
— И какова же… цель… визита?.. — Как и в прошлый раз, подобрать слова было неимоверно трудно, будто бы каждое слово весило с добрую лошадь.
— Хм… Вероятно, прощание. Ведь вы уезжаете, Лале? — Кирим, оставаясь невидимкой, наклонился совсем близко. Горячее дыхание опалило мне висок.
— Ненадолго… — из последних сил соврала я. — Надо поместье… проверить… — Воздуха стало не хватать. — Каждый год с Мило ездим… И в этот непременно… надо… необходимо…
— Что же вы дрожите, Лале? — вкрадчиво спросил Незнакомец. — Вам холодно?
— Жарко, — ответила я совершенно искренне. Да что же это со мной творится такое?! Словно не властна уже над собой… Я схожу с ума? Нет, пора прекращать этот цирк! В конце концов, неприлично лорду находиться ночью в спальне у леди, пусть бы даже и для разговора.
— Почему? — Он провел, кажется, рукой по простыням, сгребая листья в кучу.
Шелест отозвался мурашками у меня по спине. О, кто-нибудь, да спасите же беспомощную леди!
— Мило! — крикнула я, сбрасывая чары. И в ту же секунду слабость и жар исчезли, как ни бывало.
Кирим тихо рассмеялся дисгармонично высоким смехом и поцеловал меня в лоб — словно печать поставил:
— Не забывайте меня, леди…
Я резко села на кровати, распахивая глаза… и проснулась.
Покои были залиты солнечным светом, серовато-золотым, какой бывает сразу после восхода. Постель моя смялась, простыни сбились в кучу, но листьев, разумеется, и след простыл. Вот думай, голова: то ли померещилось, то ли Кирим-Шайю приходил ко мне, как Незнакомец-на-Перекрестке.
Дверь распахнулась, ударяясь об косяк с такой силой, что стекла задребезжали.
— Госпожа! Вы звали? — выдохнул Мило, почти подлетая к моей кровати.
Я замешкалась.
— Да… Кошмар приснился. — «Ох, горазда же ты врать, голубушка! Век бы такие кошмары снились». — Испугалась. Все в порядке, не тревожься, мальчик. Что не так?
Мило продолжал смотреть на меня все тем же странным взглядом.
— У вас листик маленький, на лбу… За прядь волос зацепился, кажется, и висит. Можно сниму?
— Можно, — растерялась я.
Ученик осторожно присел на кровать и потянулся ко мне. Я зажмурилась. Ловкие пальцы огладили челку, выпутывая лист. А потом — или мне показалось? — что-то невесомо, нежно коснулось моего лба. Но не мог же Мило… поцеловать наставницу? Старшую?
Ох, Лале, Лале, признайся хоть себе, что рядом с Мило давно ты уже ученицей выглядишь.
— Завтрак готов? — нарочито недовольно спросила я, скрывая смущение. И открыла глаза.
Мило мрачно разглядывал миниатюрный, с ноготок, кленовый лист — хрупкий, живой… и опасный, будто ядовитое насекомое. Внезапно лицо ученика исказилось, словно от злости, и пальцы резко смяли листок.
По комнате поплыл запах осени. Дурманящий, зовущий…
А солнце, еще невидимое, все выше поднималось над землей. В луче света кружились тонкие золотые пылинки. Вверх, вниз… В этом движении не было ровным счетом никакого смысла — как в наших жизнях. Куда ветер дунет, туда и летим.
Губы мои изогнулись в улыбке. Еще сегодня утром я отстраненно рассуждала с Тарло о том, как хорошо было бы оказаться подальше от дворца. Вот мне приходится ехать к побережью — и вдруг выясняется, что на самом деле я этого не желаю. Вспомнились невольно другие мои мечты. Любить и быть любимой, оставить позади одиночество…
«Пусть мне никогда не придется желать обратного, — ощущая холодок по спине, подумала я. — Не желать одиночества. Не желать быть нелюбимой. Только не это…»
— Лале? — тихо окликнул меня Мило.
Я вздрогнула.
А где-то далеко, на грани слышимости, рассыпался колотым хрусталем смех наставника моего, Холо.
Говорят, смеяться перед дорогой — к слезам.
Глава тринадцатая,
в которой Лале устраивает переполох в таверне и попадает впросак
— Мило, они на меня смотрят! — тихо билась я в истерике. — Они на меня смотрят! Они узнали, без сомнения, узнали!
Любой другой спутник, даже обладай он бездной терпения, давно бы уже заскрипел зубами, изнывая от желания прикончить негодную шутовку. Но Авантюрин только улыбнулся, вынул из моих скрюченных пальцев треснувшую кружку и в сотый раз воззвал к благоразумию.
— Не извольте беспокоиться, госпожа. — Он ласково расправил мне смявшийся воротник. — Ручаюсь, никто ни о чем не подозревает. Все видят лишь двух небогатых аристократов, направляющихся в загородное поместье. Возможно, отца с дочерью, или дядю с племянницей, или брата с сестрой… Но уж точно не королевского шута с учеником!
— Но ведь смотрят… — пискнула я, опуская голову.
Гомонящая и смердящая пережаренным луком и сырым тестом толпа вокруг, словно в подтверждение, разразилась громовым хохотом.
Я незаметно скосила глаза. Нет, пока повезло. Смеялись не над нами, а над деревенским простаком, поставившим на кон в «стаканчики» привезенную на продажу корову. Вот бедолага! Попал котенок к воронятам — только шерстка полетела…
— Пускай смотрят, — махнул рукой Мило. — Госпожа, повторюсь. Узнать нас могут лишь люди, постоянно бывающие во дворце, не раз имевшие честь встречаться с нами лицом к лицу. Даже мне, вашему ученику, сложно заподозрить в юной благонравной леди за этим столиком дерзкого шута ее величества.
— Но волосы… — Я потянулась к уложенным в замысловатую прическу локонам и сама себя одернула: не хватало еще испортить результат стараний Авантюрина.
— Мало ли рыжих на равнинах? — Ученик пожал плечами. — Осмотритесь, госпожа. Только в этой таверне еще трое таких, как вы. Нет, цвет волос нельзя считать достоверной приметой.
- Предыдущая
- 49/101
- Следующая