Голые - Харт Меган - Страница 55

• Предыдущая
• 55/86
• Следующая

– О чем ты думаешь?

Я откинула голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

– Я думаю, что… я хочу познакомить тебя со своей мамой.

Алекс удивленно моргнул, потом засмеялся:

– Хорошо.

– Она живет примерно в двадцати минутах езды отсюда.

Он медленно кивнул и отошел назад, чтобы позволить мне двинуться с места.

– Ладно. Конечно. Если ты хочешь.

Я глубоко вздохнула. И улыбнулась ему:

– Да. Я хочу, чтобы ты с ней познакомился.

– Почему ты не упомянула об этом раньше? – спросил Алекс, как только мы сели в машину, и я отъехала от парковки.

Я не отводила взгляда от дороги: не была знакома с ней настолько, насколько следовало бы, и не хотела заблудиться.

– Я не думала, что мы сможем заскочить к маме на минутку. Не знала, сколько продлится мастер-класс, к тому же сейчас Шаббат.

С губ Алекса сорвался испуганный звук.

– Так что, у твоей матери наверняка возникнут проблемы со мной?

– Вполне возможно.

– Черт. – Его голос звучал ошеломленно. – В самом деле?

– У моей матери множество проблем со множеством вещей, которые она не может изменить, – объяснила я. Мои руки вцепились в руль так крепко, что мне пришлось буквально заставить себя ослабить пальцы. – Не беспокойся об этом.

Алекс с минуту помолчал.

– Что поделать, так или иначе, она не будет первой матерью, которая ненавидит меня. Похоже, я произвожу на матерей неизгладимое впечатление.

Я тихо прыснула, двигаясь по улицам квартала, в котором жила мама. Мы миновали синагогу, в которую она ходила. Потом проехали маленький, ничем не примечательный дом, в котором размещалась миква – ритуальная купальня. Мы были почти у дома матери, когда я вдруг подумала, что стоит проехать мимо. Не останавливаясь.

– Как кто-то мог ненавидеть тебя, Алекс?

– Это – талант.

– Ты мне никогда прежде его не демонстрировал.

– Ты ослеплена любовью.

Трафика впереди и позади нас не было, и я замедлила машину в паре минут ходьбы до дома матери.

– Моя мама не станет ненавидеть тебя. Она может не одобрить тебя в качестве моего избранника, но не будет ненавидеть за то, что ты – это ты.

Алекс помолчал еще минуту и заговорил, только когда мы въехали на ведущую к дому дорожку:

– Приятно это осознавать.

Я выключила зажигание и взглянула на него.

– Мы не останемся надолго. Я просто хочу, чтобы она познакомилась с тобой. Чтобы ты познакомился с ней. Ведь так обычно делается, верно? Когда у тебя с кем-то завязывается все всерьез?

Он усмехнулся, сверкнув зубами:

– Выходит, ты относишься ко мне серьезно, да?

– Ага.

Алекс посмотрел в сторону дома, туда, где фонарь освещал крыльцо.

– Думаю, нас заметили. Спасаться бегством слишком поздно.

Я бросила взгляд через лобовое стекло и увидела, как раздвинулись занавески на окне гостиной.

– Теперь никакого отступления. Воспринимай это как обряд посвящения. Знакомство с безумной семейкой.

Алекс тоже посмотрел в окно. Дверь дома открылась, и моя рука крепко сжала его ладонь.

– Ни одна семейка не безумна так, как моя.

– Оливия? Это ты?

– Я, мама. – Пройдя по газону, я поднялась на крыльцо, где она смогла стиснуть меня в объятиях. Это были те же самые объятия, которыми мама неизменно приветствовала меня, но любое проявление чувств с некоторых пор казалось мне другим, непохожим на все, что было раньше.

– Ливвале, что ты здесь делаешь? – Мать произнесла уменьшительно-ласкательный вариант моего имени так, словно называла меня им всегда, хотя на самом деле начала использовать его всего несколько лет назад.

Я просто ненавидела это имя.

– У меня был мастер-класс неподалеку отсюда, и я подумала, раз уж оказалась поблизости…

– Входите, входите. – Мама посторонилась, пропуская нас в дом, и оценивающе оглядела Алекса с головы до ног. – И представь меня своему другу.

– Мама, это – Алекс Кеннеди.

Я забыла предупредить Алекса о том, что мама не будет пожимать ему руку, так что он уже успел протянуть ладонь в знак приветствия. Впрочем, заминка длилась всего пару секунд, недостаточно долго для того, чтобы повисла неловкость. Муж моей матери, Хаим, показался из кухни в белой незаправленной рубашке, под которой выступал живот. С углов рубашки свисали сплетенные пучки нитей, цицит. Он энергично пожал руку Алекса, избегая обмениваться рукопожатием со мной.

– Оливия взяла с собой друга, чтобы познакомить с нами, Хаим. – Улыбка моей матери, должно быть, могла зажечь огни Бродвея. – Вы ведь проголодались, верно? Входите же! Мы только что закончили хавдалу[22]. У меня есть баранья грудинка, немного халы…

Когда я росла, любимый ужин моей мамы состоял из продававшейся навынос еды из «Макдоналдса». Теперь она стала постоянной клиенткой Бати Крокерштейна. Как-то мама сказала, что приготовление пищи ее детства служит лишним напоминанием того, откуда она родом. Очевидно, приятные чувства вызывал только процесс приготовления пищи, а не сама еда: живот Хаима показался мне наполовину больше, чем во время нашей последней встречи, в то время как мама оставалась крошечной, похожей на птичку.

– Мы просто заскочили на минутку…

– Что за вздор! – оборвал Хаим своим глубоким, низким голосом. – Вы останетесь, поедите. Расскажете, как у вас дела.

Скорее всего, Хаим не хотел вызывать во мне чувство вины за то, что не звоню так часто, как следовало бы, и все-таки именно это я и ощущала. По его мнению, все, что произошло между матерью и мной, было моей ошибкой. «Почитай отца твоего и мать твою» и все в том же духе. То, что Хаим не был моим отцом, в расчет, похоже, не принималось.

– Я бы поел. – Алекс потянул носом воздух. – Великолепные ароматы, миссис…

Он стрельнул в меня взглядом, и я продолжила:

– Каплан.

Мать просияла улыбкой и суетливо последовала через гостиную в кухню, жестом приглашая нас следовать за ней:

– Пойдемте! Заходите сюда!

У них были гости – семья, которую я не знала. Молодая пара, женщина с волосами, убранными в вязаную сетку, и в одежде, которая не демонстрировала ни одного лишнего дюйма голого тела. Мужчина в белой рубашке и черных брюках, как у Хаима, с окладистой темной бородой и пейсами. В коляске спал младенец, а ребенок ясельного возраста играл с кубиками на полу.

– Тови, Рувим, это – моя дочь Оливия. И ее друг, Алекс.

Глаза Рувима расширились. Не знаю, что стало причиной его удивления – моя одежда, эта черная обтягивающая футболка с изображением белого черепа и глазницами в форме сердец, контуры которых были выложены стразами? Или гостя так изумили цвет моей кожи, мои волосы? А может, то, как Алекс собственнически взял меня за руку, причем на наших пальцах не было обручальных колец…

– Приятно с вами познакомиться, – звонко, с нажимом произнесла Тови, явно стыдя мужа и вынуждая его кивнуть в знак приветствия.

– Садитесь, садитесь, – хлопотала мать вокруг стола, вытаскивая тарелки и столовое серебро для нас.

Мы ужинали не в тишине. Я не знала людей, которых обсуждали за столом, но мать старалась вовлекать меня в беседу так часто, как могла. И Алекса тоже. Мне было интересно наблюдать за своим спутником, тем, как непосредственно он держался в незнакомой компании, покоряя всех любезной манерой держаться и изъясняясь на чистом, почтительном языке. Я бы не удивилась, начни Алекс рассыпаться перед присутствующими в знаках искреннего почтения.

Он делал это ради меня, и при мысли о подобной заботе теплые мурашки забегали по телу. Непринужденность Алекса помогала и мне чувствовать себя легче, не смущая его своей семейной драмой. А еще я была искренне рада оказаться с матерью за ужином, который точно не закончится холодным молчанием или криками. Приятно было снова ощутить себя частью ее семьи.

– Итак, расскажи мне об этом молодом человеке, – попросила мать, когда я помогла ей убрать со стола.

• Предыдущая
• 55/86
• Следующая