Дорога из желтой чешуи (СИ) - Смайлер Ольга "Улыбающаяся" - Страница 7

Кошачье сообразило, что дело плохо, мявкнуло, и рванулось к ближайшему дереву, где и залегло на недосягаемой для меня ветке.

— Неноррррррррмальная — сообщило кошачье мне сверху.

— Слезай, сволочь, — бесновалась я под деревом, — да я тебе за Серого все вибрисы по одному повыдергаю! Да я из тебя котлет понаверчу, морда кошачая!

— Девочка? — позвали меня сзади.

Я развернулась, и увидела… моего Серого. Он по-прежнему был нестерпимо худ и изранен, но сегодня выглядел на много лучше, даже я бы сказала благородней.

— Серый, — всхлипнула я, и кинулась волку на шею. Тот стоически вытерпел мои объятия, дождался, пока я встану с ним рядом и мягким, вкрадчивым голосом спросил:

— Рамзи, котик, а ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ НА ДЕРЕВЕ?

Кошачье на дереве обижено взревело.

Завтракала я уже на территории прайда веров: оборотней всех мастей и разновидностей. Территория прайда, затерянная в лесу, представляла собой достаточно большое поселение, обнесенное высоким частоколом, где бревенчатые избы соседствовали с мазанками, кирпичными хоромами или коттеджами. Серый оказался мало того, что вервольфом, так еще и местным Альфой, то есть самым крутым самцом-боссом. На попытку разузнать, как Серый оказался в застенках Гини, этот супер-самЭц пытался перевести разговор, смущался, и, могу поклясться, даже краснел под своей серой шерстью.

Обиженное кошачье было названным сыном Серого Альфы, верпумой по имени Рамзес, которого я, вслед за Серым стала звать домашним именем Рамзи.

Этим утром Рамзи, почуявший запах отца, которого не надеялся уже увидеть, выскочил на злополучную поляну и был в приказном порядке оставлен Серым, решившим налегке проведать прайд, выполнять роль моей охраны и грелки. Теперь Рамзи обходил меня по широкой дуге, ревниво фыркая в мою сторону, потому что я старалась держаться поближе к Альфе, а быть со мной рядом верпум не хотел. Официально Серого звали Ричард, но мне было позволено продолжать звать его «этим милым прозвищем». Человеческая ипостась, в которую Серый перекинулся, как только мы обошли скользкие вопросы его пленения, заставила меня застыть, открыв рот. Ричард оказался до боли похож на моего любимого актера Брюса Уиллиса, разве что пониже ростом. Регенерация у веров, конечно, была отменная: и шкура Серого и кожа Ричарда-человека практически избавились от последствий пребывания в зверинце. Обиженный Рамзи завтракать с нами, равно как и перекидываться в человека отказался, и ушел в лес — охотится. А мы с Ричардом сидели на ступенях его просторного одноэтажного дома с мансардой, неспешно уничтожая бутерброды с подноса, стоящего на верхней ступеньке лестницы, и наблюдали за обитателями прайда, попадающими в поле нашего зрения.

— Смотри какой парнишка, угадаешь зверя?

— Ой, как он трется-то вокруг девушек, как будто ему валерьянкой намазано. Кошачий?

— Угу, Рысенок, молодой еще. А видишь, вооооооооооон тех двух девушек?

— Блондинок? Хорошенькие…

— Ну да, ничего такие блондиночки… Только они почти не перекидываются. Как думаешь, почему?

— Наверное, это тяжело, перекидываться?

Ричард давился сдерживаемым смехом, как бывает, когда рассказываешь любимый, но все еще смешной для тебя анекдот.

— Нет. Просто они — куропатки!!!

Его смех был заразительным — я прыснула за ним следом, девушки нервно обернулись, и ускорили шаг.

Когда еда с подноса почти исчезла, а я чувствовала острую потребность ослабить шнурок на своих средневековых штанах, Серый посерьезнел и потребовал:

— А теперь поговорим про «говорящих собачек». Зачем тебе был нужен пес-оборотень?

— О боже! — застонала я, чувствуя себя крайне неловко, — я вообще не оборотня имела в виду!

— Ррррррррррасказывай, — мягко выдохнул Альфа и подмигнул.

И я начала рассказывать, хотя собиралась быстренько сменить тему разговора. Пришлось даже достать книгу и продемонстрировать Серому картинку девочки с собачкой на руках, потому что, как я и предполагала, мою книгу он прочитать не мог. Серый посмотрел на картинку, потом на меня — и снова принялся хохотать, да так, что начал икать от смеха, а из его глаз потекли слезы.

— Значит, у девочки, — ик, должен с собой быть защитн — ик? Животное, к-ик-торое разговаривает? А у тебя с собой пес — ик-а не оказалось?

— Ну так и я не ребенок, мне, в общем-то, не пять и не семь лет, — фыркнула я.

— Да, а сколько же тебе, не ребенок?

— Тридцать пять, — веско уронила я.

Серый снова принялся хохотать.

— Ну, по нашим, веровским меркам, ты еще даже не подросток. Рамзи, вон, тебя втрое старше, а ума еще не нажил.

И вдруг Ричард внезапно стал серьезным:

— У меня перед тобой долг жизни, Гала.

— Да ладно, — отмахнулась я от него, — я ж просто клетку открыла. Никогда не любила зверинцы. Думаю, про тебя обязательно вспомнили бы, когда беготня с похоронами и моей инициацией кончилась.

Серый продолжал внимательно всматриваться мне в лицо.

— Разве нет? — мне стало не по себе

— Девочка, я же оборотень, — Серый сказал это так веско, как будто это что-то объясняло.

— И что?

— Ты меня совсем не боишься?

— А надо? — удивилась я

— Ну я же оборотень!

— Какой-то замкнутый круг получается, — фыркнула я. — Я человек, ты оборотень, это теперь повод дать тебе умереть взаперти? Ты же меня ночью грел, вон и Рамзи оставил, когда решил уйти, хотя мог клыками по горлу, и «нет геммы — нет проблемы».

Альфа вздохнул, поерзал:

— Я еще вчера понял, что ты либо блаженная, либо нездешняя. У нас давняя война, Гала, между верами и людьми.

— Люди вас… — я замерла не веря, не желая произносить этого слова

— Убивают, — закончил за меня Альфы.

— А вы? — я не была уверена, что хочу услышать ответ.

— И мы… — отозвался Ричард, — как на всякой долгой войне обоим сторонам есть за кого мстить.

— И теперь ты меня убъешь? — страха не было, было странное безразличие, и мысль, что это будет очень глупая смерть.

Альфа вспыхнул, на руках вспухли когти, прорезалась шерсть, зубы удлинились, глаза сменили свой цвет с карих на желтые. Несколько глубоких вдохов и передо мной снова Ричард:

— Знаешь, как появился мой прайд? Давным-давно я, как и всякий порядочный вервольф, жил в стае. Я даже успел найти пару и дождаться щенят, — голос стал безжизненным, ровным, — они пришли на рассвете… Я был молодой и сильный, стоял в первой линии. Меня ударили по голове и спихнули тело в расселину, решив, что я мертв. Утром я выполз на пепелище. Не осталось никого, кроме меня. Тогда я думал, что это проклятие.

— Мстил?

— Мстил. И хотел умереть. А потом нашел Рамзи: его везли в мешке, видимо издалека, чудо, что я в пожитки нос сунул. Ну и пришлось о нем заботится. Потом мы подобрали Чингиза с его матерью — это наши куницы были, ушли к своим потом. И сам не заметил, как стали ко мне сирот приводить и найденышей, иногда даже люди приносили или нелюди. Пришлось месть отложить, детей поднимать, не до мести, когда у тебя рты голодные.

Мы несмело улыбнулись друг другу.

— Ладно, ты тут отдохни, а я пока по делам схожу. Кстати, в доме есть горячая вода, я котел затопил. Рамзи не бойся — он парень неплохой, тебя не тронет. А потом решим с тобой с «говорящей собачкой» и моим долгом, — Серый встал, стряхнул с полотняных штанов крошки и пошел к калитке.

— Слушай, Альфа, — окликнула я Ричарда почти у забора, — а как ты это делаешь? Ну, чтобы я рассказывала, даже если не хочу?

— Дар Альфы, — подмигнул тот, — в стае ему все подчиняются.

— Но я же не в стае, и я будущая гемма… Я всегда так буду? — жалобно спросила я…

— Нет, ты просто по нашим меркам щенок еще, в брачный возраст не вступивший, вот на тебя и действует. И гемма ты пока будущая, вот пройдешь инициацию — я со своим Даром Альфы могу хоть обрычаться, на тебя не подействует, — этот хитрый тип перемахнул через забор, и скрылся с моих глаз.