Дорога из желтой чешуи (СИ) - Смайлер Ольга "Улыбающаяся" - Страница 44

— Ну, и куда ты собралась? — осведомился из-за спины Феликс.

— Мне надо, — призналась я. Больше, чем невозможность встать, меня угнетала мысль, что мне потребуется помощь в таком деликатном деле. — Поможешь?

— Насколько я успел изучить вас, людей, то в случае моего отказа ты все-равно не смиришься и не останешься в постели, — фыркнул за спиной дракон, — Пойдем, отнесу тебя.

Меня подхватили и понесли, и только теперь я заметила кресло, на которое был брошен плед и подушка, и в котором, судя по всему, и гнездился дракон, пока я не пришла в себя.

Когда меня, с трудом справившуюся с забинтованными, болящими руками и нетвердыми ногами, вернули обратно, в кровать, и укутали одеялом, я все-таки решилась задать мучавший меня вопрос.

— Все… закончилось?

— Не совсем, — дракон виновато отвел глаза, — магический ритуал прошел как положено, но баст без сознания и все еще жива. Я не знаю, почему, но… что-то держит её, не дает ей уйти. А пока она не уйдет — магия не вернется в рубеж. Я даже не могу залечить все твои раны, только вот переломы. Да и… впрочем, об этом потом.

— А остальные?

— Нас всех крепко приложило магической бурей. И Лео и Рамзи пока еще очень слабы, хотя не так, как ты, через денек встанут Из нас всех более — менее в порядке только я да Агата, вот и приходится белкой крутиться в этом лазарете. А от остальных новостей нет.

— Почему? — удивилась я.

— Магии нет, — напомнил мне Феликс, который сейчас отошел к окну и смотрел на улицу — а замок… замок засыпало снегом, так что перекрыты все дороги в него. Последнюю пару сотен лет я не помню такой вьюги…

Я неловко пошевелила руками, зашипела от боли, Феликс обернулся, в два шага подошел к кровати, и положил мне руку на лоб.

— Спи!

И я заснула, хотя как этот рыжий прохвост сумел усыпить меня без магии, было непонятно.

Спала я урывками, просыпаясь, видела рядом с кроватью то Феликса, то Май, то Рамзи, а то и Агату. Все пробуждения были похожи одно на другое. Я открывала глаза, отвечала на стандартные вопросы, что чувствую себя хорошо, после чего меня хитростью, уговорами или давлением авторитетом заставляли выпить горячий бульон со странным привкусом, после которого я засыпала снова. И сны мне снились удивительно яркие, образные, в которых переплеталось мое обыденное, мирное прошлое и волшебное настоящее, так что когда, в очередной раз открыв глаза я обнаружила на подоконнике бурундука и серого котенка — подростка, которые переругивались, я решила, что это очередной сон.

— Сходи к ней, — настаивал бурундук, — ты не можешь сейчас прятаться так, как делала это время.

— Я не могу к ней, — возражала кошка, — Не могу. Ну, что я ей скажу?

— Например: «Прости, я была не права»? Ты же сама мать, и должна ее понимать… Не пора ли уже поставить точку в той истории.

— Знаешь что, Раравис, — кошка переступила с лапы на лапу, — очень трудно простить того, перед кем ты сам виноват.

— Чшшшшш… кажется, мы разбудили её — полосатый зверек в несколько прыжков оказался на кровати, рядом со мной.

— Привет, Раравис! Чего это вы через окно, как незваные гости приходите? — я с удовольствием смотрела, как бурундук обращается в хорошо знакомую светловолосую женщину, волосы которой были заплетены в две косички, а на руках звенела, шуршала и переливалась всеми цветами коллекция фенечек.

— Катце стесняется, — Раравис кивнула за спину, и я обнаружила, что на подоконнике сидит невысокая, русоволосая девушка «в теле», круглое личико которой было щедро усыпано веснушками.

— Чего стесняется? — удивилась я.

— Не чего, а кого, — хихикнула Раравис, — Она боится с Феликсом столкнуться, у них некогда размолвка вышла… Эдак века полтора назад.

Я хотела предупредить, что в этой ситуации моя комната как раз не самое надежное убежище, когда дверь в комнату распахнулась, впуская рыжего дракона.

Казалось, что Феликс с разбегу наткнулся на стену — он замер, уставившись на Катце, тяжело дышал и только сжимал и разжимал кулаки.

Та сползла с подоконника, выпрямилась, напоминая собой натянутую струну, и гордо вздернула подбородок.

— Пришла, — выдохнул дракон, и я не узнала его голос.

— Пришла, — согласилась Катце напряженным голосом.

Они замолчали, все так же меряя друг друга взглядами, наконец рыжий сдался, и первым отвел взгляд.

— Сходила бы, попрощалась. Она ждет, уйти не может.

— И схожу, — все также с ноткой истерической боевитости в голосе отозвалась та.

Феликс сделал шаг в сторону, символически освобождая проход, Катце прошла мимо, не опуская головы и развернув плечи, разве что не печатая шаг. Уже у самой двери она, взявшись за ручку, остановилась и как-то беспомощно обернулась.

— Спасибо… отец… Я помню, что ты был на моей стороне.

На лице Феликса отразилась такая гамма эмоций, что я тут же предпочла притвориться спящей.

Дракон, тяжело ступая, подошел к кровати, и уселся на ее край, прямо поверх одеяла.

— Не спишь, — констатировал он.

— Не сплю, — призналась я, и открыла глаза.

— Ты, наверное, гадаешь, что это было?

— Неа, — помотала я головой по подушке, и скривилась от резкой боли, — в каждой семье есть свои скелеты в шкафах, я не любительница их разглядывать.

— Скелеты? — удивился Феликс.

— Это образное выражение, обозначает «страшные тайны» — отозвалась Раравис, про которую мы позабыли, — я тебе потом соответствующий анекдот расскажу.

Феликс закинул ногу на ногу, сцепил на коленях пальцы, и в его привычном облике балагура и весельчака снова проступил многовековой возраст и такая же древняя усталость.

— Катце не совсем человек, Гала. Вернее, человеком я уже её не застал. Когда ей было пятнадцать, она подхватила одну из этих за-Рубежных детских болячек, которая переносится тем проще, чем меньше тебе лет. Инди билась, как могла, даже протащила через рубежи несколько лекарей «оттуда», но они ничем не смогли помочь. И вот, когда Катце впала в беспамятсво, сходившая с ума мать провела над ней магический ритуал. Катце умерла в ту же ночь.

— Умерла? — я почувствовала, как кожа покрывается мурашками.

— Умерла, — подтвердил Феликс, — чтобы возродится вновь, уже Катце-кошкой, оборотнем

— Она не знала, что умерла, и что возродилась снова, она не знала, что она теперь веркошка, — историю пришлось продолжать Раравис, потому что Феликс замолк, и с увлечением разглядывал носки своих сапог. — Она была уверена, что у нее был кризис и она выздоровела. Поэтому она жила, как обычная девушка — балы, мальчики, красивые платья. В то время мы трое были близки.

— Трое? — осмелилась задать вопрос я.

— Странные дети Аномалии. Была еще Аннеле, — голос Раравис дрогнул и она отвернулась.

— А потом, когда амулет подчинения Великий и Ужасный передал Инди, появились шурхи, — снова зазвучал голос Феликса, — и Катце увязалась с войсками Великого и Ужасного, присланными в помощь, как мы не отговаривали её. Тогда у нас случилась первая размолвка. Она заявила, что я ей не отец, и не имею никакого права указывать, что ей делать. Это был первый и последний раз, когда мы подняли эту тему. И Катце убили снова.

— Убили? — повторила я, как попугай, — Погодите… Как убили?

— Убили. Смерть её в пламени шурха была мучительной, поэтому, когда она очнулась в своей старой, «детской» комнате, то все еще кричала от ужаса, и эту свою жизнь она начала седой.

— И педантично посещала мастера по окраске волос раз в неделю, — голос у Раравис был грустным.

— Эту жизнь? — мне очень хотелось помотать головой, чтобы уложить полученную информацию, но я боялась, что боль вновь вернется.

— Этот ритуал, кроме второй сущности, дает еще и девять жизней, но отнимает возможность при перерождении забывать прошлые. Умерший возвращаешься в мир в том возрасте, в котором впервые умер.

— Здравствуй, пубертатный период, гормональные бунты, прыщи и юношеский максимализм, — грустно улыбнулась Раравис.