Зибровский водяной. Сказы - Голубев Владимир Евгеньевич - Страница 5
- Предыдущая
- 5/21
- Следующая
– Опостылело мне торговать! Хуже пареной репы эти ярмарки и торги. Эх, чёрная тоска вцепилась в горло, не даёт дух перевести. Ну, посуди сам – кого я лицезрю цельными днями, а, Митька! Необразованных крестьян, грубых и похабных работников, что только и знают лодырничать да норовят обобрать меня до нитки. А сердце, слышишь, портной, сердце моё просит иного – горнего, вышнего – понимаешь?
Митька даже остановился и, ухватившись на забор, попытался сосредоточиться.
– Смыслю! Всё понимаю, ты ищешь другой жизни. – Митька хотел ещё что-то сказать, но, как назло, громко заикал.
– Да, лепоты хочу. Чтобы вокруг меня, как в храме, нарядно. Чтобы дома со златоверхими теремами, а не соломенными крышами! Хотя что ты видел в своём Тешилове?
– Да брось ты свою торговлю и иди в артель строителей, что дома и храмы поднимают, али к какому нибудь художнику в ученье, – опять вступил в разговор Митька, переставший наконец-то икать на всю улицу.
– Как оставишь купеческое дело, коли оно кормит меня, а?
– А что ты от меня хочешь?
Купец махнул рукой и посмотрел в сторону реки, откуда доносилась песня бурлацкой артели. С реки тянуло сыростью, пахло ухой, подгоревшей кашей.
– А вот и мой скромный чертог, извольте сюда, сударь. Конечно, не заморский дворец, но изба крепкая. Осторожно, здесь калитка на щеколде.
Оказавшись у родного дома, Митька хоть и был в стельку пьяный, но помнил данный русалке зарок – постороннего в дом не заводить, и стал раскланиваться с купцом:
– Поклон вам до самой матушки-земли, что довели до дому, пусть хранит вас Господь! Но ночевать у меня нельзя. Соседи – последние жулики: заметят богача и враз кошель обчистят и не справятся, как звать!
Купец втолкал парня в горницу, посадил на лавку и, держась за кошель, торопливо оглядываясь по сторонам, принялся выходить на улицу. В ту ночь было полнолуние, и луна слегка в окно глядела. Не заметил купец на дороге блестящую стекляшку от разбитого соседями винного штофа, что заманчиво переливалась в лунном свете. А, на беду Митьке и Янке, красавицу, что от окна не отходила и слишком поздно метнулась из избы в баню, рассмотрел купец. Ох и затрепетало сердце:
– Хороша, Митькина жена! Ни перед чем не остановлюсь, по-любому будет моя!
* * *
Очухался Митька к обеду, больная голова – что соборный колокол, гудит, не переставая, а ковша воды подать некому! Портной в холодном поту обыскал весь дом, баню и сараи, а углядев разбросанные по полу вещи, поломанную мебель и побитые черепки, догадался, что русалку похитили. Тут остатки горького хмеля как рукой сняло. Сел он на лавку, за голову схватился, но плачь не плачь, вой не вой, а надо спасать любимую Янку.
Митька стремглав побежал на торг и, найдя товарища-трактирщика, разузнал, кто его пьяного повёл до дома. Им оказался богатый купец из Нижнего Новгорода по имени Некрас. Портной рванул со всех ног на постоялый двор, по купца там не оказалось.
Рябой служка, грызя орехи, неохотно поведал Митьке:
– Нежданно съехал купец-то, утром собрал свои манатки и оставшийся товарец и бегом на корабль. Я еле-еле успел забрать окончательный расчёт за меблированные комнаты, в которых жил купчина, а если бы проморгал, хозяин бы с меня семь шкур спустил за ротозейство.
– А ночью-то он здесь был или нет?
– А ты пошто меня расспрашиваешь, пристаёшь? Я и так много лишнего разболтал! Ты что, пристав али судья? Хозяин узнает, что ты о купце ведёшь расспросы, ругаться будет да ещё, гляди, поколотит нас обоих. Вдруг ты тать и решил его обчистить или, того хуже, смертоубийство замыслил?
– Тоже мне нашёл татя! Я Митька, портной с посада. Меня в Тешилове всякая собака знает с детства. Этот треклятый Некрас обворовал меня, да просто по миру пустил. Привёл меня пьяного домой, а после обчистил почём зря! Все наследство от умерших родителей да что сам накопил по копеечке, всё, супостат, подчистую стащил. Мне теперь осталось только взять суму и по миру идти милостыню просить!
– Кажись, ты нашей Нюрке свадебный сарафан сшил? Моей родной сеструхе!
– Да я один в нашей округе девицам наряды справляю к свадьбам!
– А, тады другое дело, сразу бы сказал, что я, мол, Нюрке вашей к свадьбе шил! Ладно, скажу как есть: не спал Некрас и вернулся поздно ночью. И мало того, что был пьяный, ещё и растолкал своего приказчика Фролку. Устроил здесь такой трам-тарарам, что все жильцы проснулись. А он, значит, пинками и затрещинами погнал работников куда-то в ночь. Теперь-то понятно, задумал разбойничать! Возвратился утречком. Гремел своими ножищами, пьяный ирод, и орал мне в ухо: «Я съезжаю!» Так торопился, будто за ним кто гнался с собаками.
– А выглядел-то как? А то я его спьяну не запомнил.
– Крепкий мужик, волосы черные, как смоль… По виду просто убивец с большой дороги, а не купец! Стой! Во че я ещё вспомнил-то! Утром, когда он пришёл, у него волосья стали седыми! Ни одного волоска в саже не было. Я спросонья его и не признал, потом слышу, орёт знакомый голос, знать, думаю, точно нижегородец пьяный опять припёрся. А ещё у него шрам на шее, его работники между собой так и звали – «Меченый».
– А куда он собирался плыть-то, не говорил?
– Да нет, хотя я его расспрашивал, вижу, постоялец шибко нервный. Но он не ответил. Ты сходи на берег – рыбаки аль матросы подскажут.
– Спасибо, даже не знаю, как твоё имя?
– Да Петька я, из здешней деревни Пирогово! Нюрка-то тоже с нашей деревни!
– Спасибо, Петруша, век тебя не забуду, а если найду купца и верну своё, то отблагодарю! А Нюрке передай поклон от меня!
– Да ладно, иди ищи теперь ветра в поле! Разве богача одолеешь? А поклон не передам, её муж шибко стережёт, может и поленом огреть со всего маху!
– Петя, а Некрасая одолею! Вот посмотришь.
Побежал Митька на берег, но от Некрасовского корабля на песке и следа не осталось. Матросы с соседних барж рассказали, что рано утром ушёл Некрас вниз по течению, сказав, якобы направляется в Рязань. А перед тем как отчалил его корабль от тешиловского берега, привёз он на телеге из города какой-то странный груз в мокрых тряпках…
Пошёл портной к купцам выведать, кто намедни отправится вниз по Оке. Оказалось, только на следующий день отходит баржа с пшеницей. Митька упал купцу в ноги, и тот взял его матросом до Рязани.
Ночью Митька не сомкнул глаз, всё ему чудилась милая русалка. Над рекой вдали гремели грозы, и восточный ветер упорно гнал волну против течения. Над речным перекатом разносились звуки, похожие на дикий хохот. Яростные хлопки от ударов по воде были слышны даже в городе.
С первыми лучами солнца гружёная баржа с трудом отчалила от берега и направилась вниз по течению. Ветер устал за ночь и спал, теперь только редкий дождик моросил вдогонку Митьке. Когда корабль выбрался на глубину, поставили парус, тотчас неведомая сила подхватила тяжёлую баржу и понесла её вперёд, словно лёгкую лодочку. Команда в ужасе набилась в каюту к купцу, но тот недоуменно разводил руками. На борту один Митька ведал, что это зибровский водяной с подводными жителями помогает ему догнать похитителя Янки.
Вскоре они добрались до города Каширы, а после обеда корабль проходил мимо башен Коломны. Капитан от такой невиданной прыти потирал руки и даже отважился продолжить плавание ночью. На нос баржи отрядили нового матроса. Митька всю ночь вглядывался в темноту и слушал плеск волн. Фонарь чадил и давал мало света. В полночь портной перевалился за борт, чтобы набрать ведро воды, и рассмотрел с полдюжины русалок, толкавших руками корабль.
При свете луны и звёзд подводные жители, не переставая ни на секунду, ускоряли ход судна, сменяя друг друга через восемнадцать вёрст. Грозные водяные с жёнами и детишками поднялись к поверхности воды из глубоких омутов, чтобы помочь Митьке. Волшебные щуки спешили впереди судна с вестью к подводным жителям о пленении тешиловской русалки… Но, несмотря на необычную скорость, догнать корабль Некраса Митьке пока никак не удавалось.
- Предыдущая
- 5/21
- Следующая
