Таящийся ужас 2 - Кейз Дэвид - Страница 74

Каждая буква и цифра были отчетливо видны и ясно читались. «Да, — подумал он, — неплохую работу я проделал. Жаль только, что они не захотели добавить еще что-нибудь, например „Скончался в возрасте 53 лет“ или „Доктор медицины“, — тогда и заплатили бы побольше». Его мысли прервал неожиданный стук киянки по рукоятке стамески. Он обернулся и увидел своего напарника, работавшего за засыпанным стружками верстаком.

Томас Картер производил впечатление настоящего гиганта и вообще больше походил на кузнеца, чем на плотника. Сейчас его громоздкая фигура склонилась над крышкой гроба. Чуть поигрывали мышцы на крупных, даже толстых руках — он тоже наносил последние штрихи. Томас был отменным гробовщиком, но этот удался ему особо. А дело все заключалось в том, что гроб предназначался для покойного доктора Эдмундса — того самого человека, который в течение долгих и ужасных шести лет пользовал его больную мать, пока она медленно угасала у них на глазах. Для того самого доктора Эдмундса, который столько раз возился с его, Томаса, бесчисленными порезами, ссадинами и ушибами — то стамеска соскользнет, то молоток соскочит… И сейчас Томас в единственной доступной ему форме выражал доктору Эдмундсу всю свою благодарность и восхищение: делал для него гроб, в котором тому предстоит пролежать до тех пор, пока в Судный день Господь не призовет его к себе.

Сэмюель повернулся снова к своей пластинке, чтобы прикрутить ее к крышке гроба, когда дверь мастерской широко распахнулась и на пороге показался их хозяин — мистер Клайв Торнвуд.

— Что, не готово еще? — заметался по помещению его высокий пронзительный голос. — Напоминаю, что похороны завтра, а не через месяц.

Он засеменил по мастерской, проворно переступая своими паучьими ножками и быстро оглядывая черными глазами-бусинками проделанную работу.

— Гм, а что, ничего, а, Томас? Неплохо ты постарался, — проговорил он, быстро проводя пальцем по стенке гроба. — Сэмюель, а где пластинка? — снова заголосил он.

— Сэр, я как раз собирался ее приделать, — ответил тот, снова беря в руку отвертку.

— Гм, ну ладно, ладно. Давайте, только ничего не забудьте. Через час нам уже надо быть в доме покойника, — проговорил он и исчез так же быстро, как и появился, а через несколько секунд оба мастера услышали цокот копыт — хозяин отъехал от мастерской.

Немного позже тем же вечером трое мужчин медленно брели по булыжной мостовой — рядом с ними ехала повозка, на которую был водружен сверкающий лаком гроб. Подъехав к дому доктора, они с мрачными и серьезными лицами сняли свою поклажу и аккуратно пронесли ее в освещенную свечами переднюю гостиную. Сестра вдовы сообщила, что та очень устала за день и потому не может к ним выйти, однако если им что-нибудь понадобится, они смогут найти ее на кухне. Когда дверь за ней закрылась, они перенесли гроб на специально подготовленные для него подставки. Тело покойного лежало на столе, укрытое белой простыней.

— Так, подходите, пора начинать, — проговорил Торнвуд, сдергивая саван. — Я возьмусь за голову, ты, Сэмюель, бери ноги, а Томас поддержит снизу за поясницу. Томас, ты слышал, что я сказал? Берись за середину.

Томас медленно шагнул вперед с выражением глубокой скорби на лице. Его тяжелая нижняя челюсть заметно подрагивала, а на глазах поблескивали слезы. Доктор был одет в свой лучший черный костюм, через жилет тянулась толстая золотая цепь, конец которой утопал в кармашке, где лежали также золотые часы. На фоне темного облачения его сухая белая кожа, казалось, светилась в слабом мерцании свечей.

Они осторожно уложили покойника в гроб, затем столь же старательно расправили складки его одежды.

— Порядок, — сказал хозяин мастерской. — Сэмюель, закрывай крышку, а я пошел в «Три колокола». Ты идешь, Томас?

Томасу казалось, что он напрочь лишился голоса. Он лишь покачал головой, не отрывая взгляда от доброго, изборожденного морщинами лица, которое ему так часто приходилось видеть улыбающимся, радостным и которое сейчас выглядело таким бледным и безжизненным.

— А, ну ладно, сам разберешься. Как ты, Сэмюель?

— Сэр, здесь на пару минут работы — я догоню вас.

— Добро. Я закажу для тебя кружку эля.

Он повернулся и вышел, оставив двух работников рядом с гробом. Но если Томас нежным взглядом всматривался в лицо доктора, то внимание Сэмюеля явно больше привлекло то, что он увидел на теле покойного. Его наметанный глаз давно подметил и часы, и тяжелую цепь, а сейчас он неотрывно уставился на громадный камень, который украшал перстень, надетый на палец левой руки доктора Эдмундса. Если бы Томас ушел с хозяином, все эти вожделенные предметы уже перекочевали бы в его карманы, это уж точно.

— Томас, я и один здесь управлюсь. По-моему, тебе немного не по себе, — лукаво проговорил он.

Пожалуй, Томас даже не расслышал его слов и лишь снова покачал головой. Сэмюель тихонько выругался: ему никак не хотелось терять ни часы, ни перстень.

«Впрочем, ладно, — подумал он, — не получится сейчас — потом сделаю все, как надо».

— Ну ладно, тогда я пошел, — сказал он и повернулся спиной к Томасу. После этого он полез в карман, но вынул из него не обычные длинные шурупы, которыми всегда привинчивал крышку гроба, а другие, примерно вполовину короче. Надвинув крышку на гроб, он привычными движениями вогнал шурупы в узенькие дырочки. Покончив с этим, он удовлетворенно ухмыльнулся и пошел в сторону «Трех колоколов».

Сэмюель Пил каждый день мечтал об этом сладостном моменте, однако прошли долгих два месяца после похорон доктора, прежде чем их деревушку и всю округу накрыл густой, плотный туман. Ближе к полуночи он вышел из своего дома, плотно обмотав лицо от воздействия липкой влаги и прижимая к телу припрятанную под плащом лопатку с короткой рукояткой. Действовать приходилось с большой осторожностью: временами кладбища патрулировались, а ему пока не хотелось расставаться с жизнью, болтаясь на виселице. Он медленно, почти на ощупь брел по сырым, затянутым туманом улочкам, пока наконец рука не нащупала замшелую стену местного кладбища. Туман оказался настолько густым, что он едва мог различить одно, максимум два надгробия кряду. Наконец он нашел то, что искал, — могилу доктора Джона Вильяма Эдмундса. Он снял плащ, аккуратно уложил его на землю рядом с могилой, вытащил из кармана свечу, зажег ее, после чего вынул лопатку.

Он довольно долго копал желтую сырую глину, прежде чем металл лопатки наконец скользнул по гладкой поверхности гроба. Он улыбнулся, тыльной стороной ладони вытер со лба крупные градины пота и решил немного передохнуть. «В общем-то, — подумал он, — пока все шло гладко». Основную часть работы приходилось выполнять на ощупь, потому что клубящийся вокруг туман едва позволял различить даже слабое пламя свечи. И все же до гроба он добрался достаточно быстро. Снять крышку теперь было плевым делом, тем более, что он столь предусмотрительно подумал о том, чтобы выбрать нужные винты. Ему удастся довольно быстро взять и часы, и перстень, после чего он наконец выберется из этой осклизлой ямы, побросает в нее комья глины и наконец вернется домой, где сможет насладиться обретенным богатством.

Он сгреб с крышки остатки земли и вставил в узкий зазор между корпусом и крышкой гроба кончик лезвия лопаты. Уверенным движением, навык в котором приходит лишь с годами, он нажал и одновременно чуть повернул рукоятку лопаты — крышка откинулась на сторону, шурупы полетели в разные стороны. Он наклонился и принялся ощупывать содержимое гроба. Алчущие пальцы скользнули по чему-то влажному, скользкому, отдаленно напоминавшему на ощупь лицо. Затем они соскользнули ниже, прошлись вдоль жесткого ряда жилетных пуговиц, все время ощущая прикосновение к себе каких-то маленьких, совсем крошечных и невидимых сейчас существ. Найти толстую цепь не составило большого труда, и уже через несколько секунд она вместе с часами перекочевала в его карман. «Так, а теперь перстень», — подумал он и сдвинулся чуть в сторону. Пальцы пробежались по сырой, липкой ладони покойника, наткнулись на что-то мокрое, похожее на слизняка, и отшвырнули его в сторону. Послышался слабый хлюпающий звук, когда неведомое создание шлепнулось на дно гроба. «Ага, вот он!» Кончиками пальцев он нащупал массивный перстень, вцепился в него, потянул на себя… но безрезультатно. Перстень даже не шелохнулся. Тогда он обеими руками обхватил ладони доктора и понял, что они сильно распухли. Проклиная про себя мертвеца, он притянул его руку к себе и, зажав желанный палец одной своей рукой, а тыльную часть ладони другой, принялся тянуть их в разные стороны, одновременно выкручивая и изламывая. Послышался хруст ломаемой кости и после нескольких дополнительных отчаянных рывков Сэмюелю наконец удалось оторвать палец доктора. Он поспешно сунул перстень в карман, а палец бросил обратно в гроб. Распрямившись, он ногой затолкал крышку гроба на место, выкинул лопатку из могилы и начал выкарабкиваться наружу. Жирная, осклизлая, размокшая от ночной влаги и тумана глина не позволяла зацепиться, хоть как-то ухватиться за нее, пальцы соскальзывали и, казалось, сама яма не позволяла ему выбраться из нее. После нескольких отчаянных попыток он ухитрился подпрыгнуть и выкарабкаться наверх, основательно перепачкавшись в жидкой земле. Наскоро побросав землю в могилу, он собрал свои вещи и, все так же окутываемый плотным туманом, побрел назад к деревне.