Таящийся ужас 2 - Кейз Дэвид - Страница 54

Беспамятство Джонса длилось не более нескольких секунд, поскольку, когда безымянное создание стало по-обезьяньи волочить его по полу, он начал постепенно приходить в себя. Сознание вернулось полностью, когда он услышал издаваемые чудовищем звуки. Ему показалось, что голос принадлежит человеку и даже знаком ему.

— Йа-йа! — подвывал голос. — Я иду, Ран-Тегот, иду со своим жертвоподношением. Ты долго ждал, плохо ел, но наконец получишь обещанное. И вместо Орабоны это будет некто повыше классом, тот, кто отказывался поверить в тебя. Ты сокрушишь его, высосешь всю его кровь, лишишь его всех сомнений, и от этого станешь еще сильнее. А потом он предстанет перед людьми как монумент во славу тебе, Ран-Тегот, бесконечный и непобедимый, и мне — твоему рабу и верховному жрецу. Ты голоден, и я несу тебе пищу. Я понял твой знак и пошел за тобой. Я напою тебя кровью. Йа-йа!

В одно мгновение ужасы ночи свалились с Джонса, подобно сброшенной одежде. Он снова полностью управлял своим рассудком, ибо осознавал вполне земную и материальную сущность того зла, с которым имел сейчас дело. Это был отнюдь не мифический монстр, а всего лишь опасный безумец. Это был Роджерс, облачившийся в дикое, очевидно им же самим сотворенное, кошмарное одеяние и явно намеревавшийся совершить свое мерзкое жертвоприношение богу-дьяволу, слепленному им из воска. Совершенно ясно, что он проник в помещение мастерской через заднюю дверь, выходившую во двор, нацепил на себя этот маскарадный костюм, после чего намеревался захватить врасплох запертую в ловушку и очумевшую от страха жертву. При этом он был поразительно сильным, и если оказывать ему сопротивление, подумал Джонс, то медлить нельзя. Сейчас он наверняка считает, что его пленник без сознания, поэтому Джонс решил застать его врасплох. Ощутив спиной порог, Джонс смекнул, что его волокут в темную как смоль мастерскую.

С отчаянием приговоренного к смерти он неожиданно подпрыгнул из своей полулежачей позы, на какое-то мгновение освободился от рук изумленного маньяка и уже в следующую секунду рванулся во мраке, вцепившись обеими руками в ловко замаскированное горло своего мучителя. Однако Роджерс тут же облапил его, после чего оба без каких-либо дальнейших приготовлений сцепились в отчаянной схватке. Атлетическая подготовка Джонса оставалась, пожалуй, его единственным спасением, поскольку взбесившийся противник действовал подобно машине жестокого разрушения, напоминая своей страшной неистовостью обезумевшего зверя.

Временами ожесточенная схватка оглашалась раздававшимися во мраке гортанными выкриками. Лилась кровь, трещала одежда, но наконец Джонсу удалось добраться до шеи маньяка, лишившегося своего устрашающего маскарада. Он не проронил ни слова и отдал защите собственной жизни всю энергию. Роджерс же бил кулаками, пинался, цеплялся, — царапался, кусался и даже плевался, время от времени находя силы для того, чтобы выкрикивать целые фразы. В основном это был его ритуальный жаргон, переполненный ссылками на «Него» или «Ран-Тегота», но Джоне уже не воспринимал их всерьез. Под конец оба покатились по полу, переворачивая скамьи, ударяясь о стены и кирпичное основание плавильной печи. Сильно ткнув Роджерса коленом в грудь, молодой человек окончательно сокрушил противника и спустя некоторое время понял, что победил.

С трудом контролируя свои движения, Джонс все же встал на ноги и, шатаясь, побрел вдоль стен в поисках выключателя, поскольку лишился как своего фонаря, так и большей части одежды. При этом он не выпускал из рук обмякшее тело соперника, волоча его за собой и с опаской ожидая нового возможного нападения, когда тот очнется.

Наконец добравшись до выключателя, он нащупал нужную рукоятку. Когда помещение приведенной в полный беспорядок мастерской залил яркий свет, он принялся связывать Роджерса веревками и ремнями, которые в изобилии валялись повсюду. Гротескный наряд хозяина музея или, точнее, то, что от него осталось, был изготовлен из какой-то совершенно необычной кожи. При прикосновении к ней кожа самого Джонса покрылась мурашками, и он почувствовал незнакомый, странно-прогорклый запах. Под одеянием он нащупал прежнюю одежду Роджерса и висевшие на поясе ключи. Совершенно выбившийся из сил победитель схватил их, понимая, что сейчас именно в этом его спасение. Маленькие оконца-щелки были закрыты плотными портьерами, и он решил их пока не трогать.

Смыв в одном из чанов следы крови, Джонс подобрал себе наиболее прозаический, и хотя бы отдаленно подходивший по размеру наряд из тех, что висели на костюмерных крюках. Осмотрев выходившую во двор дверь, он обнаружил, что та запирается на пружинный замок, и для того, чтобы ее отпереть изнутри, ключ не нужен. Связку с ключами он, однако, оставил при себе на тот случай, если придется вернуться сюда позже — теперь уже с подмогой, поскольку не сомневался, что без вмешательства психиатра не обойтись. Телефона в музее не было, однако его можно было найти в одном из близлежащих и круглосуточно работающих ресторанов или в какой-нибудь аптеке. Он уже было открыл дверь, когда из-за спины полился поток омерзительной брани. Обернувшись, он увидел, что Роджерс, все видимые увечья которого ограничивались лишь одной глубокой царапиной на левой щеке, наконец пришел в себя:

— Дурак! Отродье всех священных чудовищ! Сукин сын, воющий в водовороте Азатота! Ты мог стать священным и обрести бессмертие, а вместо этого предаешь Его и Его жреца. Берегись, ибо Оно голодно! На твоем месте должен был находиться Орабона, но этот проклятый, предательский зверь готов отвернуться и от меня, и от Него. Я же решил сначала оказать эту честь тебе. Но теперь берегитесь оба! Йа-йа! Отмщение близко! Знаешь ли ты, каким образом мог обрести бессмертие? Посмотри на эту печь — в ней уже сейчас можно развести огонь, а чан наполнен воском. Я поступил бы с тобой так же, как и с остальными, некогда живыми формами. Хей! Ты, который утверждал, что все мои фигуры искусственные, должен был сам стать восковой фигурой! Печь была наготове. Когда Оно насытилось бы, а ты стал как та собака, что я показывал, я бы превратил твое иссохшее, обескровленное тело в бессмертный экспонат! Воск сделал бы его таким. Разве не ты говорил, что я великий художник? Воск в каждой поре, на каждом квадратном дюйме твоей кожи, йа-йа! А после этого весь мир взирал бы на твою изувеченную тушу и задавался вопросом, как я мог сотворить подобный образ. Хей! Следующий был бы Орабона, за ним — все остальные, и тогда бы моя восковая семья существенно пополнилась бы! Собака! Неужели ты действительно думаешь, что я создал все свои куклы? А почему бы не сказать — сохранил? Теперь ты знаешь, в каких неведомых местах я побывал и какие загадочные находки привез оттуда. Трус, ты даже, не можешь представить себе размеры того чудовища, шкуру которого я нацепил, чтобы испугать тебя. Один лишь вид этого существа или хотя бы представление его в своем сознании тут же на месте заставило бы тебя испустить дух от страха, йа-йа! Оно голодно и жаждет крови, а кровь — это жизнь.

Роджерс прислонился к стене и, опутанный веревками, стал раскачиваться из стороны в сторону:

— Послушай, Джонс, если я отпущу тебя, согласишься ты сделать то же самое — отпустить меня? О Нем должен заботиться верховный жрец. Чтобы сохранить Его жизнь, хватит и одного Орабоны, а когда с ним будет покончено, я выставлю его восковые останки на обозрение всему свету. На его месте мог бы оказаться ты, но тебе было угодно отвергнуть эту честь. Больше я не стану тебя беспокоить. Отпусти меня — и я соглашусь разделить с тобой власть, которой Оно наделит меня. Йа-йа! Великий Ран-Тегот! Отпусти меня! Отпусти меня! Оно голодает там, за дверью, и если, умрет, Старики никогда не смогут вернуться. Хей-хей! Отпусти меня!

Взгляд хозяина музея уперся в запертую дверь, и он, неотрывно глядя на нее, стал биться головой о кирпичную стену, колотить в нее связанными ногами. Джонс побоялся, что он может серьезно пораниться, и приблизился, чтобы привязать Роджерса к какому-нибудь неподвижному предмету. Но пленник, извиваясь, отполз подальше и издал серию неистовых завываний, ужасный тембр которых не имел ничего общего с человеческими звуками, а громкость была почти невыносима. Казалось невероятным, чтобы человеческое горло было способно породить звуки подобной силы и пронзительности, и Джонс подумал, что если подобное продлится еще некоторое время, то отпадет необходимость специально звать кого-то на подмогу. Вскоре сюда обязательно заявится констебль, благо в этом застроенном складами пустынном районе люди практически не жили.