Проклятье фараона - Питерс Элизабет - Страница 42

• Предыдущая
• 42/66
• Следующая

– О, я знал! – завопил ирландец. – Знал, что такая прелестная леди не откажет в просьбе несчастному влюбленному! – Он обхватил меня за талию и звучно чмокнул в щеку.

Я тут же хвать зонтик! Только размахнулась – рыжеволосый наглец увильнул, засиял всеми своими веснушками, послал мне воздушный поцелуй и удалился вразвалочку.

Далеко он не ушел. Всякий раз, поднимая голову, я видела в толпе зевак огненную шевелюру. Встречаясь со мной взглядом, О'Коннелл то вздыхал и театрально прикладывал руку к груди, то нахально подмигивал, ухмылялся и салютовал шляпой. Я веселилась от души, хотя виду, конечно не подавала. Приблизительно через час ирландец с площадки испарился – не иначе как решил последовать моему совету и не искушать судьбу.

Золотой шар уже висел над пиками западных гор, длинные серовато-голубые тени ложились на землю, я по-прежнему выискивала среди камней все, достойное интереса, как вдруг площадка перед входом заполнилась рабочими. Эмерсон не мог отпустить людей до наступления темноты... Я бросилась в пещеру.

Груда мусора в конце коридора заметно уменьшилась, обнажив край массивной каменной глыбы. Эмерсон с Вандергельтом сидели на корточках, не отрывая глаз от пола, о чем-то переговаривались, кивали, качали головами. Заметив мою тень, Эмерсон оглянулся.

– Иди-ка сюда, Пибоди! Что скажешь?

Он ткнул пальцем в какой-то предмет, темный и на вид очень хрупкий, местами присыпанный известняковой пылью, которую Вандергельт тут же принялся счищать небольшой щеточкой.

В археологии я не новичок, гадала недолго. Странного вида предмет мог быть только мумифицированной рукой человека. Кожа по большей части была содрана, а оставшаяся напоминала пергамент, кости почернели и усохли. По иронии судьбы, лучше всего сохранились самые тонкие и хрупкие кости пальцев; они казались почти живыми и словно бы тянулись к свету... умоляли о свободе...

Даже понимая, что передо мной всего лишь скелет, я была растрогана до слез. Но делиться неуместными чувствами не стала – настоящему археологу сантименты не к лицу.

– А где остальное?

– Под плитой, – ответил Вандергельт. – Вот вам пример кары Божьей. Вор был пойман за руку в буквальном смысле.

Я запрокинула голову. В потолке зияла ровнехонькая прямоугольная дыра.

– Кары Божьей, говорите? По-вашему, это случайность?

– Маловероятно. – Эмерсон привычно уткнул палец в подбородок. – Порода здесь ненадежная, в этом мы на своей шкуре убедились... но уж больно ровный кусок выпал. Похоже, его специально вырезали и закрепили так, чтобы он придавил вора, если тот ненароком заденет потайной механизм. Великолепно! С похожими устройствами мы с тобой и раньше сталкивались, Пибоди, но это мастерски исполнено!

– Плита фута в два толщиной, – добавил Вандергельт. – От бедолаги мало что осталось.

– Достаточно, чтобы навести ужас на рабочих.

– А почему, собственно? – удивилась я. – Люди опытные, мумий и скелетов за свою жизнь столько выкопали – не сосчитать...

– Да, но не при таких же обстоятельствах. Посмотри на этот скелет их глазами. Чем не действие фараонова проклятия?

Из бездонной пропасти эхом донеслось: «Проклятия... клятая... клятая...»

– Ну вас, профессор! – замахал руками Вандергельт. – Вы и на меня страху нагоните. А что, друзья,не поставить ли нам на сегодня точку? Скоро ночь, работы здесь еще непочатый край...

– Как это – точку? Отложить до завтра? Ну нет, я должен увидеть, что там, под плитой! Пибоди, позови Карла и Абдуллу.

Процедура оказалась невероятно сложной, отняла массу времени и сил, но мы все-таки подняли плиту, обнаружив под ней останки злосчастного грабителя. То, что лежало у наших ног, когда-то было живым человеком... Плита буквально размазала его по полу. Даже череп раскололся вдребезги.

– Проклятье, – буркнул Эмерсон. – Вот когда нужен фотограф! Амелия, сбегай за...

– Да вы что, профессор! – ужаснулся Вандергельт. – Как можно отправлять даму ночью в горы!

– А разве уже ночь?

– Позвольте, герр профессор, я набросаю на скорую руку, – предложил Карл. – До искусства мисс Мэри мне далеко, но...

– Отлично, – оборвал немца Эмерсон. – Действуйте. – А сам взял щеточку и принялся смахивать сероватый налет с костей.

– Что вы там ищете, хотел бы я знать? – недовольно приговаривал Вандергельт, вышагивая взад-вперед по коридору. – Склепы грабили нищие крестьяне, ничего ценного у этого парня быть не могло...

Эхо последних слов еще звучало в пещере, когда под щеточкой сверкнула и растаяла золотая искорка.

– Воск, – приказал Эмерсон. – Пибоди, воск сюда немедленно!

Я бросилась наверх, мигом растопила на спиртовке парафиновый воск, который в экспедициях мы всегда держим под рукой, и кубарем скатилась обратно. Эмерсон уже успел очистить от грязи тот самый предмет, что приветствовал нас золотым блеском.

Вырвав у меня обжигающую пальцы банку, Эмерсон тонкой струйкой вылил воск на землю. Я успела заметить лишь цветные вспышки: синие, красно-оранжевые, зеленые искры рассыпались во все стороны – и миниатюрный фейерверк угас под быстро застывающим воском.

Лишь переложив драгоценную находку в коробочку, профессор согласился наконец объявить перерыв до утра. В ночном дозоре остались Карл и Абдулла.

Почти всю дорогу Эмерсон молчал, но на подходе к дому вдруг обратился к Вандергельту:

– Об этой штуке никому ни слова. Даже леди Баскервиль.

– Но...

– Я доложу ей, когда сочту нужным. Черт побери, Вандергельт, у наших слуг полно родни в окрестных деревнях. Если кто-нибудь пронюхает, что мы нашли золото...

– Понял вас, понял. Позвольте... куда же вы?! – крикнул американец вдогонку моему мужу.

Вместо того чтобы через ворота пройти во внутренний дворик, Эмерсон направился вокруг дома.

– К себе, куда же еще, – последовал невозмутимый ответ. – Передайте леди Баскервиль, нам нужно полчаса, чтобы привести себя в порядок.

Предоставив озадаченному американцу возможность сколько угодно хлопать глазами и скрести в затылке, мы прошли к жилому крылу и влезли в спальню через окно. Я была в восторге от простоты и удобства этого способа. Восторг, правда, поутих при мысли о субъектах, которым этот простой и удобный путь тоже не заказан.

Эмерсон тут же бросился к лампе.

– Пибоди, дверь!

Когда все запоры и крючки были на местах, а шторы опущены, он достал из кармана коробочку, расстелил носовой платок и осторожно переложил находку. Я склонилась над столом.

Не устаю повторять, что мой муж – гениальный археолог! Его решение использовать воск было единственно верным; попытайся он вынуть расколотую вещицу по кусочкам, пришлось бы распрощаться с надеждой ее восстановить.

На столе лежало древнее египетское нагрудное украшение, что-то вроде кулона, выполненное в форме жука-скарабея. Центральная часть подвески, вырезанная из ляпис-лазури, практически не пострадала. А вот крылышки из тончайшей золотой нити с капельками бирюзы и сердолика были так изуродованы, что их первоначальную форму мог угадать лишь специалист своего дела – такой, например, как я. По широкому золотому ободу вокруг фигурки жука вилась замысловатая вязь иероглифов. Каждый крошечный значок был вырезан из драгоценного камня и утоплен в золотое основание. От надписи мало что осталось – значок «анх», вырезанный из ляпис-лазури, да чуть видный осколок бирюзы, некогда означавший какой-то иероглиф.

– Боже правый! И как еще хоть что-то сохранилось? Плита могла расплющить это чудо в лепешку.

– Подвеска оказалась под телом грабителя, – объяснил Эмерсон. – Бедолага принял удар на себя. Со временем плита осела, золотые части смялись, но хотя бы не рассыпались в пыль.

Воображение рисовало мне картины драмы вековой давности с такой ясностью, словно мой дух незримо витал в пещере в тот роковой день...

• Предыдущая
• 42/66
• Следующая