Ночной поезд в Мемфис - Питерс Элизабет - Страница 58
- Предыдущая
- 58/94
- Следующая
— Меня еще кое-что беспокоит, — сказал Шмидт, тактично меняя тему разговора. — Как вы думаете, может ли быть, что не все служащие полиции честны?
— Абсолютно уверена, что так оно и есть. В любой секретной службе любой страны существуют люди, которых можно купить. — Я отложила вилку и мрачно посмотрела на своего босса. — Но здесь есть маленькая загвоздка, Шмидт: сомневаюсь, чтобы даже Джон знал, кому Бленкайрон платит в полиции. Если мы нарвемся не на того человека...
— Ешьте, ешьте, — сказал Шмидт. — Не унывайте. Мы не нарвемся не на того человека, потому что обратимся на самый верх — к моему старому приятелю доктору Рамадану, директору Каирского музея, к моему дорогому другу министру внутренних дел и к милейшему человеку, с которым я встретился на конференции...
— Все это предоставляю вам, Шмидт, — сказала я. Я не могла есть, не могла думать, не могла больше ни минуты сидеть спокойно. В тот момент я испытывала огромную симпатию к людям, которые выступают за введение цензуры в кино, требуя прекратить показ насилия на экране. Очевидно, я насмотрелась слишком много таких фильмов; цветные картинки, снятые на пленке «Техниколор», вспыхивали в моей голове, как на экране. — Помогите мне придумать, как снова пробраться в дом.
Главные ворота не подходят. Их охраняют очень тщательно, тем более после того, как я вывела из строя электронную систему. Если как-нибудь попасть во двор, то там был шанс смешаться с упаковщиками и проникнуть в дом. Конечно, при условии, что упаковщики еще работают и что я смогу взобраться на проклятую стену, и что с меня не свалится головной платок...
— Ладно, оставьте это, — сказала я Шмидту, забирая у него длинную белую тряпку, которую он пытался навьючить мне на голову и которая уже в третий раз падала мне на уши, — все равно я смогу надеть это только после того, как выйду из отеля. А тогда я пришпилю это заколками.
Шмидт совершил бросок по магазинам. Вдоль набережной расположены дюжины сувенирных лавок и открытых прилавков. Самым трудным оказалось найти простую галабею без блесток, вышивки и яркой тесьмы. В конце концов ему удалось купить скромную серую галабею. После того как я долго мяла и топтала ее, а потом поваляла в балконных ящиках для цветов, она приняла нужный вид. Белой тряпкой был хлопчатобумажный шарф с дурацким рисунком, рассчитанным на туристов; мое благородное загорелое лицо, обрамленное им, выглядывало, казалось, из какой-то бутылки, на нем нарисованной.
— Что тут у вас еще? — спросила я с любопытством, пересиливающим клокочущее нетерпение, пока Шмидт засовывал «бутылку» в кейс.
— Контактные линзы, — сказал он. — Черные и светло-коричневые. Ножницы, они всегда могут пригодиться. Краска для волос.
Красить волосы я отказалась наотрез. Во-первых, это займет слишком много времени, во-вторых, если это та же пакость, которой Шмидт красил усы, краска может потечь.
— Дорожные чеки, — продолжал Шмидт. — И деньги. Возьмите, они могут вам понадобиться. Я попозже обменяю еще несколько дорожных чеков. И возьмите вот это.
Я положила деньги в карман. Другим предметом, предложенным Шмидтом, оказался нож.
— Где вы это взяли? — спросила я. Все остальное он мог привезти с собой и из Мюнхена, но нож никогда не пропустили бы на таможне. У ножа была истертая деревянная рукоять и лезвие длиной дюймов восемь. Края лезвия блестели.
— У таксиста, — спокойно ответил Шмидт. — Пистолета у него не оказалось, а вот...
— Спасибо. — Я была не в том состоянии, чтобы рассыпаться в благодарностях. Пожалела лишь, что таксист не запасся автоматом «узи».
Новая красивая сумка не понадобится. Я набила в карманы столько предметов, сколько они смогли вместить, и заколола их для надежности английскими булавками. Шмидт продолжал говорить — что-то о Каире, но я прервала его:
— Пошли!
Свой маскарадный костюм я надевала в такси. Водитель наблюдал за этим процессом в зеркало заднего вида с таким интересом, что чуть не сбил велосипедиста и двух шведских туристов. Шмидт сочинил ему какую-то историю — полагаю, неприличную, потому что шофер зашелся от смеха, а сам Шмидт покраснел, когда я спросила, что же он такое рассказал.
Он высадил меня из машины, я помахала ему на прощание рукой, и такси, развернувшись, поехало обратно по набережной. Приготовления отняли больше времени, чем хотелось бы. Солнце садилось за скалы на западном берегу, и в реке отражался густо-красный закат. Вероятно, разумнее было бы дождаться темноты, но я об этом и думать не желала, заглушив голос разума.
С хозяйственной сумкой в руке я зашаркала вдоль разбитого тротуара своими кожаными шлепанцами без задников. На этот раз я благодарила Бога за то, что ноги у меня большие, как у мужчины. Женские шлепанцы здесь делают разноцветными, с загнутыми носами и золотой окантовкой. Через какую-нибудь сотню ярдов моя обувь стала пыльной и исцарапанной, как у всех остальных прохожих.
То, что я увидела у входа в Институт, заставило меня немедленно нырнуть в одну из улиц, отходящих в сторону от набережной. Я ожидала присутствия стражников, но не ожидала, что они будут в черной форме. Наши со Шмидтом опасения подтверждались самым мрачным образом. Видимо, Лэрри убедил полицию в том, что его дом нуждается в усиленной охране. Если ее выставили по всему периметру стены, дела мои плохи.
К тому времени, когда я оказалась у задней части усадьбы, начали сгущаться синие тени и нервы мои готовы были лопнуть. Парень в форме, с винтовкой отогнал меня от стены, а через улицу напротив стоял лишь многоквартирный дом — спрятаться было негде. Но в конце концов я нашла место, где прямо у стены начинался пустырь, поросший сорной травой и заваленный битыми кирпичами. Основание стены уже погрузилось в густую тень, штукатурка на нем осыпалась, обнажив расщелины между каменными блоками. Вокруг ни души. Теперь или никогда, подумала я. К тому времени состояние мое накалилось до такой степени, что я была готова выхватить пистолет и застрелить любого, кто попытался бы мне помешать. Конечно, в том случае, если в пистолете остались патроны. Я не помнила, сколько выстрелов сделала. Несколько.
Никогда и никуда я не взбиралась так быстро, как на эту стену. Каждую секунду я ожидала услышать окрик или звук выстрела. Зацепившись пальцами ног и одной рукой, я достала из хозяйственной сумки, висевшей у меня на плече, подушку, которую прихватила с кровати Шмидта. Она немного помогла, но колючая проволока порвалатаки подол моей галабеи, когда я закидывала ногу, чтобы перелезть через стену. Голени моей тоже не поздоровилось. Карабкаться вниз я даже не пыталась, а просто упала.
Падение с высоты в десять футов вышибло из меня способность дышать, а в кустарнике, куда я рухнула, оказалось полно шипов. Тем не менее это был старый густой кустарник, и я благословила садовника-декоратора Лэрри за то, что он посадил его здесь, чтобы замаскировать уродливую стену.
Сумку с Нефертити я оставила у Шмидта, а под галабеей на мне была моя собственная одежда. Собрав мелочи, выпавшие из карманов, я посмотрела сквозь кусты, чтобы сориентироваться. Помог бассейн, вернее, окружавший его забор. Я пришпилила к волосам платок и направилась в дом, крадучись, где можно, в кустах и опрометью пускаясь через открытые пространства, когда спрятаться было негде. Скоро стемнеет, но если носильщики и упаковщики на сегодня еще не закончили... Вот садовники, очевидно, как раз заканчивали работу. Я увидела, как двое из них направились к сараю с граблями и лопатами на плечах. Кое-кого из моих знакомых, тех, с кем мне особенно не хотелось встречаться, должно быть, не было дома. Они отправились не в другое убежище, как пытался внушить мне Макс, а охотиться за мной, несчастной. Я была им нужна. Но не сама по себе, конечно, а как средство заставить Джона выполнить свою часть работы.
А мне был нужен Джон. Тоже не сам по себе, вернее, не только, но еще и для того, чтобы получить ответы на некоторые существенные вопросы. Насколько широко распространилась коррупция в полиции? Сколько человек участвуют в этом деле? Одной из причин, по которым я не хотела обращаться в полицию и спецслужбы, было то, что я подозревала некоторых знакомых в причастности к афере. Человек, с которым я разговаривала в кабинете Бленкайрона и который настаивал, чтобы его называли явно вымышленным именем Ахмет, наверняка был подкуплен Лэрри. Теперь мне стало ясно, зачем он встречался со мной: им нужно было устранить меня, убедив больше ни с кем не вступать в контакт.
- Предыдущая
- 58/94
- Следующая
