Не тяни леопарда за хвост - Питерс Элизабет - Страница 73

• Предыдущая
• 73/76
• Следующая

— Ну ладно, хватит сантиментов, — буркнул Эмерсон. — Инспектору, уверен, некогда выслушивать все эти романтические бредни. Угощайтесь, Кафф.

— Не откажусь, профессор. Великолепный напиток.

— Итак? — обратился ко мне Эмерсон. — Начнешь, Пибоди?

— Благодарю, дорогой. Видите ли, инспектор, это одно из самых странных дел, которые мне... нам приходилось расследовать. В нем самым причудливым образом смешались примитивнейшее убийство и экзотический, если позволите так выразиться, антураж.

— Выражайся как тебе будет угодно, Пибоди, только, ради всего святого, не тяни.

— Начну с самого начала, а именно со смерти ночного сторожа. Да, кстати, инспектор, вам придется произвести эксгумацию. Полагаю, вас ждет сюрприз. Альберт Гор наверняка умер от передозировки опия.

— Что? — изумился Кафф. — Но ведь по заключению...

— Знаю. Ваши медики не первые ошиблись. Симптомы передозировки очень похожи на симптомы кровоизлияния в мозг. Альберт Гор прежде не употреблял наркотики. В ту ночь он получил их как часть вознаграждения за то, что позволил устроить в зале оргию, — к сожалению, более подходящего слова для этого мероприятия у меня нет. Правда, оргия носила, так сказать, древнеегипетский характер. Отсюда, как вы понимаете, и странный мусор вокруг тела — увядшие цветы, осколки хрусталя, куски масок из папье-маше.

Ясное дело, что участникам шабаша пришлось подкупить не одного ночного сторожа, а еще нескольких сотрудников музея, в частности Олдакра. Этот малоприятный тип всю жизнь тяготел к аристократии. Он душу бы отдал за то, чтобы приобщиться к кругу извращенных молодых повес. Сторожу заплатили кругленькую сумму и позволили принять участие в оргии. Его смерти никто не хотел, это трагическая случайность. Не привыкший к наркотикам, Гор принял сразу слишком большую дозу. Но одно дело ночной сторож, и совсем другое — Олдакр. Деньги деньгами, однако он мечтал, как я уже сказала, джентльмены, стать членом аристократических клубов, гостем в таких домах, куда его в иных обстоятельствах ни за что не пригласили бы. Смерть Олдакра сама по себе указывала на убийцу. Подумайте, джентльмены, чем это ничтожество могло помешать особам голубых кровей? Скандалом, если правда выйдет наружу? К скандалам в высших кругах не привыкать, верно? Граф Ливерпуль ровным счетом ничего не терял, даже если бы Олдакр выложил все полиции.

А вот Юстас Уилсон — напротив. Расскажи Олдакр о том, что творится в музее, и Уилсон потерял бы все. Приличную должность, будущее как археолога, доброе имя. Но главное — он потерял бы власть над человеком, из которого методично, день за днем, тянул деньги.

Инспектор с сомнением склонил голову набок.

— Звучит убедительно, миссис Эмерсон. Теперь, когда преступник обличен. Но еще вчера самым вероятным убийцей мне лично казался юный граф. Недуг, которым страдал его светлость, изменяет характер людей. Они становятся агрессивными, нередко безо всяких на то причин впадают в буйство...

— Продолжить позволите, инспектор? — холодно поинтересовалась я.

— Прошу прощения, мэм.

— Помимо уже названной улики, были и другие, указывающие на определенного человека, то есть на мистера Уилсона. В том, что преступник тем или иным образом связан с египтологией, сомнений не было. Его наряд, за исключением некоторых несущественных деталей, в точности копировал одеяния верховных жрецов Древнего Египта. Цитаты, которыми он пользовался, известны лишь узкому кругу египтологов, а записка, зажатая в руке Олдакра, содержала даже не цитату, а вольный текст. Такое под силу только ученому. Ошибки же в этой записке, как в свое время абсолютно верно подметил Рамсес, указывали на последователя теорий мистера Баджа. Олдакр, кстати, тоже являлся учеником Баджа. Что, если Олдакр сам сочинил текст, — скажем, просто для тренировки, — а в момент смерти записка оказалась у него в руках совершенно случайно? В жизни, конечно, всякое бывает, джентльмены, но здесь речь о совпадении не идет, поскольку Олдакр был уже мертв, когда преступник принялся рассылать драгоценные ушебти с угрозами. По свету бродит немало учеников достопочтенного мистера Баджа. Профессор Эмерсон даже считает, что их развелось слишком много, но согласитесь, что самый близкий из них — мистер Юстас Уилсон. Уверена, Уилсон знал Олдакра гораздо лучше, чем утверждал в беседе со мной.

Я вынуждена признать, что была сбита с толку непонятной причастностью к делу юного графа Ливерпуля и лорда Сент-Джона. А ведь болезнь его светлости, собственно, и была стержнем всего дела. От нее нет спасения. Смерть неизбежна. Но человек не может смириться с такой страшной участью. Ради сохранения жизни он готов идти на все, испробовать любые средства, какими бы бессмысленными они ни были. К сожалению, эта истина открылась мне лишь после происшествия в Сомерсет-хаус.

Мумию наверняка развернули еще в Моулди-Мэнор, до передачи в музей. Кто мог это сделать? Только старый граф или его наследник. Зачем? Прежнему графу Ливерпулю, типичному коллекционеру, такой акт вандализма не пришел бы в голову. Его сын — совсем иное дело.

Известно ли вам, джентльмены, что первые рецепты лекарств, включающих в свой состав истолченные в порошок мумии, появились в двенадцатом веке? Казалось бы, просвещенный девятнадцатый должен был положить конец подобным суевериям. Ничего подобного! До сих пор у шарлатанов Лондона, Парижа и, насколько мне известно, Нью-Йорка можно приобрести порошок из мумий — якобы панацею от всех болезней. Правда, за неимением настоящих мумий теперь все чаще фабрикуют порошок из чего придется.

Итак, вы понимаете, почему доведенный до отчаяния юный граф, как утопающий за соломинку, ухватился за шанс вылечиться с помощью мумии — настоящей, заметьте! — в сочетании с соответствующим ритуалом.

И Олдакр, и Уилсон познакомились с его светлостью благодаря лорду Сент-Джону, который интересуется археологией и обладает, как всем известно, извращенным чувством юмора. Поначалу Сент-Джон тоже принимал участие в оргиях, проходивших в Моулди-Мэнор, — помните показания служанки о странных звуках, от которых у нее волосы становились дыбом? Когда старый граф обнаружил, что творится у него в поместье, он пришел в ужас и немедленно передал мумию музею, после чего и случился тот самый несчастный случай на охоте. Несчастный ли? Любопытно было бы взглянуть на список гостей, инспектор.

Подозреваю также, что поначалу Олдакр не входил в число избранных. Должно быть, он ненароком обнаружил, что за вакханалии проходят в залах Британского музея, и, чтобы закрыть Олдакру рот, молодые люди предложили ему стать членом этой тайной организации. Скромная роль, которую он был вынужден играть, Олдакра не устраивала. Полагаю, он начал шантажировать Уилсона, требуя власти и денег, и таким образом подписал свой смертный приговор. Уилсон убил его, уверенный в полной своей безнаказанности. Наша встреча с Айшей была для Уилсона первым сигналом опасности. Как верно подметил Эмерсон, наркотиками в Лондоне занимаются в основном китайцы и выходцы из Индии. Тот факт, что граф Ливерпуль получал опий в притоне, принадлежавшем египтянке, не мог быть простым совпадением. Уилсон бывал в Египте; естественно, что у него были связи в египетской общине.

Тем временем ситуация ухудшалась. Болезнь его светлости прогрессировала, несмотря ни на какие ритуалы. Лорд Сент-Джон отказался принимать участие в спектакле, хотя вначале он поддерживал «невинное развлечение» своего юного друга. Верховного жреца они изображали по очереди; отсюда, кстати, и такое странное поведение «жреца» — то он нерешителен и подавлен, то хладнокровен и высокомерен. После смерти Олдакра лорд Сент-Джон сообразил, что игра зашла слишком далеко, но уже ничего не мог поделать. Он презирал Уилсона, но боялся навредить Ливерпулю, которого по-своему любил. Разумеется, Сент-Джон никому ничего не сказал бы, и все же для Уилсона он представлял опасность. Да и сам Ливерпуль начал выходить из-под контроля. В любой момент он мог догадаться, что так называемый спаситель водит его за нос...

• Предыдущая
• 73/76
• Следующая