Мятный поросенок - Бодэн Нина - Страница 32

• Предыдущая
• 32/33
• Следующая

   Она сидела в дальнем углу садика тети Сары, на дровах. Глаза совер­шенно сухие, потому что плотный жгучий комок в горле не пропускал слез. Анни подошла к ней, Полл потеснилась, чтобы та тоже могла присесть на дрова, и сразу забыла о подруге. Спустя некоторое время Анн и прогово­рила:

   - А я тоже не люблю, когда свиней режут. - И добавила, помолчав:­ - Но зато потом всегда бывает много еды, месяц мясоед.

   Тогда Полл на нее поглядела. И увидела, что лицо у подруги худое. Как у мамы.

   Анни спросила робко:

   - Ты на меня не обижаешься?

   Полл сказала:

   - На тебя - нет.

   Сказала и сразу поняла, что она не обижается ни на кого. Какой-то момент она думала, что будет теперь ненавидеть маму, но и этого не было. Люди едят свинину и, значит, должны убивать свиней. Иначе лю­ди будут голодные.

   Анни сказала:

   - У меня тут для тебя кусочек кекса. Хочешь?

   - Спасибо.

   Она съела кекс, весь до крошки, чтобы не обижать Анни, но на вкус он был как печная зола.

   Любая еда была теперь такой - как зола или как опилки. Ужасное ка­кое-то месиво, которое встает в горле и не дает дышать. Она испытывала отвращение при одной мысли, что надо что-то положить в рот и прогло­тить.

   В тот вечер она не поужинала и завтракать наутро не стала. И обедать тоже. К чаю мама сварила ей яйцо, в точности как Полл любила: разбила его в чашку и заправила тоненькими ломтиками поджаренного хлеба. Но даже это любимое блюдо вызывало тошноту, стоило только глянуть.

   Мама сказала:

   - Ну вот что, моя девочка, ты не встанешь из-за стола, пока все не съешь.

   Но спустя полчаса Полл еще не встала, и мама, не сказав ни слова, убрала нетронутое остывшее яйцо, села рядом и принялась из старой ру­башки Джорджа шить тряпичную куклу для Мака.

   Потом Лили поднялась в ее комнату, присела к ней на кровать и сказала:

   - Полл, пожалуйста! Ты несколько дней не ела - не надо так нака­зывать маму. Это жестоко.

   Полл ответила:

   - Я не наказываю. Я н е н е х о ч у есть, н е м о г у.

   - Тогда, может, ты выпьешь стакан молока?

   Она принесла молоко, Полл попробовала выпить, но подавилась пер­вым же глотком. Лили поспешила убрать стакан, а Полл, согнувшись и всхлипывая сквозь тошноту, выговорила:

   - У меня все внутренности закрылись. Правда же!..

   Тео ей сказал:

   - Ты умрешь, если не будешь есть. Подумай о папе, каково ему бу­дет, когда он вернется, а ты умерла и похоронена.

   - Он не вернется.

   - Вернется, еще как! Мама письмо получила.

   Полл пожала плечами, она знала: папа не вернется никогда. «Кровь себя покажет», - сказала миссис Багг. И тетя Сара сказала: «Некоторые люди непривязанные». Вот и папа бросил их, как дедушка Гринграсс бро­сил его, когда он был маленьким. Что ж, она не винила папу, как тетя Сара не винила дедушку. Она все понимала, но это понимание легло пе­чалью у нee на душе. Не понимать - легче.

   - Бедная мама,- только и вздохнула она.

   Тетя Сара взяла ее на прогулку. Полл держалась за теткину руку, по­тому что уже неделю не ела и ослабла. Они шли по Вокзальной улице, а перед витриной мясной лавки тетя Сара остановилась.

   - Посмотри, дорогая моя, - сказала тетя Сара, - это все вывешены туши убитых животных, и ты должна смотреть в глаза фактам. Человеку, чтобы жить и расти, приходится убивать других живых существ. Мы, лю­ди, животные плотоядные. Ты знаешь, что это значит?

   - Да, - сказала Полл, - мы едим мясо.

   Сказала и свалилась - потеряла сознание.

   Она, пожалуй, получила удовольствие от всей этой суматохи. Кто-то смочил ей лоб водою, а когда она добралась до дому, ее уложили на ста­рый диван в передней комнате и Джордж привел Мака, чтобы он ее раз­влекал. Она рассмеялась, увидев, как щенок играет со своей тряпичной куклой: ухватив ее за голову всей пастью, он носился по комнате и рычал, а потом принес ее Полл. Склонив голову набок, поблескивая своими глаз­ками-пуговками, он глядел на Полл, звал ее по играть с ним - мол, кто у кого отнимет.

   Джордж сказал:

   - Бедный малый, ему не хватает движения. Тебе бы взять да прогу­ляться с ним вместе. В лавке шорника я видел синий кожаный ошейник и поводок, можешь купить.                                                                     ~

   - У меня же денег нету.

   - Нет - так заработай! - Джордж засмеялся, будто эта счастливая мысль только что пришла ему в голову. - Знаешь что: съешь вот эту гру­шу, и я дам тебе два пенса.

   Груша была совсем маленькая, желтая, и снизу, где толще, чуть крас­ная. Джордж продолжал:

   - Можем согласовать цены. За грушу - два пенса, три - за стакан молока. Полный обед - шесть пенсов. Впрочем, это не сразу, а то забо­леешь. Когда человек поголодает, у него все кишки ссыхаются.

   Она съела ту грушу, и Джордж выдал ей два новеньких блестящих пенни. На другой день она съела еще грушу, выпила стакан молока с гла­зурованной булочкой - все это составило семь пенсов. Потом и пообедала, и Джордж выплатил ей восемь пенсов, поскольку она съела пудинг и по­просила добавки. К тому моменту, когда она заработала достаточно, чтобы купить ошейник, она снова чувствовала обычный голод и ела уже бес­платно, потому что Джордж, как выяснилось, потратился до гроша. Ошей­ник оказался щенку в самый раз, хотя поначалу он этот поводок вознена­видел и упирался передними лапами, когда Полл выводила его на про­гулку. Но она действовала лаской и уговором, и вскоре он уже несся впе­реди и тянул ее за собой, так что она еле поспевала.

   - Глупый пес, - ворчала она на него, - ну неужели ты не можешь вести себя разумно и шагать рядом, как старина Джонни.

   Мама ей напомнила:

   - У свиней больше мозгов, чем у собак, я же тебе говорила.

   Она робко поглядывала на Полл. И вообще после смерти Джонни она не знала, как с ней держаться, будто чувствовала себя виноватой, боялась, что Полл никогда ее не простит. От этого Полл тоже было неловко и со­вестно, будто это о н а в чем-то провинилась. Ей хотелось что-то такое ска­зать маме, чтобы ее утешить, притом сказать не про Джонни, а про другое, иное. Ведь она знала нечто гораздо более серьезное, а мама не знала. Во-­первых, папа их бросил. А еще настанет один такой прекрасный день, ког­да они все вырастут и тоже от нее уедут и она останется совсем одна. Бывали моменты, когда мама казалась особенно счастливой, мыла посуду и распевала или смеялась над какой-нибудь шуткой Джорджа, и тогда сердце Полл сжималось от боли при мысли, как одиноко и грустно будет маме когда-нибудь. Ей тогда хотелось обнять маму, прижать ее покреп­че, но Полл этого не делала. Мама, конечно, скажет: «Ба, с чего это тывдруг?!» А Полл не сможет рассказать ей все, что знает. Так же как ма­ма знала заранее, что будет с Джонни, а рассказать не могла. Да, если ты любишь человека, то самое печальное ты ему не расскажешь, а ута­ишь.

   - А помнишь, - сказала Полл, - как ты посадила Джонни в эту пив­ную кружку? Какой он был смешной тогда!

   Мама рассмеялась, будто какая-то тяжесть спала с ее души, и потрогала дочкину щеку пальцем, исколотым и шершавым от шитья.

   На аллее, что за церковью, созрели грецкие орехи. Всю неделю одна старушка сторожила там и гоняла мальчишек, но по воскресным дням она сидела дома; поэтому после церковной службы все ребята старались по­отстать от мам, от теток и уж набивали карманы, когда никто не глядел.

   Лили сказала:

   - Папа любит орехи, надо припасти и для него. Вот бы ему поспеть к тому дню, когда мы выпустим наш школьный спектакль. О, я так на­деюсь, что он сумеет меня посмотреть! В чем дело, Полл, к чему ты кор­чишь такие гримасы?

   - Я не корчу.

   - Нет, корчишь.

   - Да нет же!

   Лили сказала уже со злостью:

• Предыдущая
• 32/33
• Следующая