Бернард Мандевиль - Субботин Александр Леонидович - Страница 14

Как обычно, он начинает с изощренного психологического анализа, с рассмотрения мотивов, которыми руководствуются в своей заботе о бедных детях все эти лавочники и торговцы, священники и попечители, состоятельные благотворители и рядовые прихожане. И конечно же он обнаруживает, что всеми ими в этой их кипучей деятельности движет отнюдь не христианское милосердие, не понимание интересов страны, а собственный эгоизм, тщеславие и властолюбие. Однако это лишь прелюдия. Главные возражения Мандевиля против благотворительных школ связаны с идеей о необходимости «определенной доли невежества в хорошо организованном обществе». Общество не сможет долго существовать, если наряду со многими его членами, живущими в праздности и довольстве, в нем нет и огромного числа людей, им прямо противоположных, работающих в поте лица не только за себя, но и за других. Чтобы такое общество было счастливым, а народ был доволен даже своим жалким положением, необходимо, чтобы огромное большинство оставалось бедным и невежественным. Знания разнообразят, умножают человеческие желания, а чем меньше желает человек, тем легче могут быть удовлетворены его потребности. Из этих посылок Мандевиль развивает свою аргументацию против благотворительных школ. Посещение школ детьми бедняков — для общества бессмысленная потеря времени. Гораздо лучше и для общества, и для самих детей, если дети как можно раньше займутся трудовой деятельностью. Ведь те, кто значительную часть своей юности тратит на то, чтобы научиться читать, писать и считать, ожидают — и не без оснований — получить такую работу, где эти знания могут им пригодиться; большинство из них начинает смотреть с презрением на физический труд, означающий самое низкое положение в обществе и приносящий самое ничтожное вознаграждение. Так образование «делает их неспособными к физическому труду, который в каждом цивилизованном обществе является их прямым назначением и уделом, на который они не должны роптать или жаловаться» (2, 269).

Между тем в настоящее время в Англии сложилось такое положение, отмечает Мандевиль, что бедняков едва хватает для выполнения необходимых для существования общества работ. «Соотношение частей в обществе нарушено, и основная масса народа, которая всюду должна состоять из трудящихся бедняков, не знакомых ни с чем иным, кроме своей работы, слишком мала по сравнению с другими частями» (2, 272). Всякий норовит избежать грязного физического труда или же требует за него непомерно высокую плату. Каждый стремится поменьше работать, но побольше подзаработать. На одного купца приходится десяток счетоводов, в деревнях не хватает работников, поищите лакея — и вы сразу же найдете дюжину, но все они будут дворецкими. Высокая цена на продукты питания и на труд повышает себестоимость промышленной продукции и, следовательно, товаров, идущих на мировой рынок. Это уже начало сказываться на суконной промышленности, производящей почти две пятых английского экспорта. Другие страны благодаря более дешевому труду и более низкому уровню жизни своих рабочих уже начинают производить ткани из купленной английской шерсти дешевле, чем это обходится самой Англии. Поэтому не благотворительное обучение детей бедняков чтению, счету и нравственному поведению, способное породить у них презрительное отношение к тяжелой работе в качестве рабочих и батраков, а, напротив, «воспитание их в невежестве» и как можно более раннее приобщение к физическому труду помогут сделать продукты питания и труд в стране дешевыми. «Это — благородный и мужественный способ противодействовать нашим торговым конкурентам и по достоинству превзойти их на зарубежных рынках», — заключает Мандевиль (2, 285). Столь откровенная, обнаженная точка зрения в то время вызвала шумное негодование. Сейчас трудно определить, кого среди возмущавшихся этим не лишенным цинизма предложением было больше — искренних человеколюбцев или же святош и ханжей. Но пройдет несколько десятилетий, и история по-своему реализует рекомендации Мандевиля, когда промышленная революция, ужесточив капиталистическую эксплуатацию, ввергнет английский рабочий класс в такую бездну нищеты и невежества, о которой наш философ не посмел бы и подумать.

В «Опыте о благотворительности и благотворительных школах» есть и страницы, посвященные классическому школьному и университетскому образованию в Англии, где Мандевиль высказывает целый ряд предложений по их усовершенствованию. И здесь в основе его рекомендаций, так же как и критики благотворительных школ, лежало ясное понимание тех перспектив буржуазного развития, которые открывались перед страной. В постановке образования должно руководствоваться здравым смыслом, как и в торговле. В каждом графстве надо иметь одну или несколько больших государственных школ, где бы изучались латинский и греческий языки, а все мелкие частные школы упразднить. Совершенное знание латыни необходимо всем, кто намерен посвятить себя ученым занятиям, стать адвокатом, врачом или аптекарем. Однако для молодых людей, которые впоследствии должны добывать себе средства к жизни при помощи тех профессий и занятий, где латынь ежедневно не требуется, она бесполезна, а изучение ее — бессмысленная трата и времени, и денег.

Надо значительно увеличить, почти удвоить, число профессоров в каждом университете. Но это касается лишь медицинского и юридического факультетов; теологический факультет и так достаточно обеспечен кадрами. Мандевиля, врача по образованию, особенно беспокоит положение дел на медицинских факультетах, где студенты не получают всех нужных знаний, в частности по фармацевтике. Уже получив степень, они вынуждены приезжать в Лондон, чтобы научиться составлению лекарств у практиков, не имеющих университетского образования. Вообще дело с обучением практической медицине на этих факультетах обстоит неважно; и Мандевиль рекомендует не ограничиваться лекционными курсами, практиковать индивидуальную работу профессоров со студентами, шире использовать больницы для практического обучения студентов искусству врачевания.

Двери университетов должны быть открыты для людей «со всех концов земли». А наиболее отличившихся в учебе следует оставлять при университете, если их можно нанять за деньги, не обращая внимания на то, к какой партии они принадлежат, из какой они страны и какого цвета кожи. Здесь, как на аукционе, следует исходить из принципа свободы и равных прав для всех. В тогдашней Англии, где сословный характер и антидемократизм университетского образования оставались прочной традицией, рекомендации Мандевиля были, несомненно, новаторскими. Чтобы еще больше заинтересовать одних в деле преподавания, других — в деле овладения знаниями, необходимо установить для профессоров кроме их основного оклада дополнительное вознаграждение от каждого студента, которого они обучают. От такой уплаты, однако, следует освободить студентов теологического факультета (по английской традиции к церковной деятельности обычно готовились выходцы из бедных семей). «Нет другого факультета, который был бы так же непосредственно необходим для управления страной, как факультет теологии,— писал Мандевиль, — и, так как нам нужно иметь большое число духовных лиц для отправления службы на нашем острове, я бы не хотел, чтобы людей более низкого звания отпугивали от того, чтобы воспитывать своих детей для выполнения этих обязанностей» (2, 265). Он прекрасно понимал, что наименее религиозными бывают люди просвещенные и образованные, что вера связана с невежеством и что поэтому прежде всего беднякам следует прививать благочестие и твердые принципы христианской добродетели.

Взгляды Мандевиля на задачи образования вполне согласуются с его социальными представлениями. Собственно говоря, ими они и определялись. Мандевиль стоял за общество всеобщей занятости, которое, разумеется, являлось бы классовым обществом, обществом богатых и бедных, собственников и неимущих. Он считал, что в Великобритании найдется работа на три-четыре столетия еще для ста тысяч бедняков сверх тех, которые уже ее населяют. Чтобы сделать полезным каждый уголок острова и полностью его заселить, нужно многие реки превратить в судоходные и прорыть сотни каналов, нужно осушить заболоченные земли и предохранить их от наводнения, нужно огромное количество бесплодной почвы превратить в плодородную и построить всюду дороги. И все эго надо сделать основательно, добротно, как некогда строили в Альбионе дороги и акведуки древние римляне. Но для этого требуются, во-первых, деньги, во-вторых, терпение и трудолюбие. Там же, «где глубокое невежество полностью искоренено и изгнано, а начатки образованности сыплются на всех людей без разбора, себялюбие превращает знание в хитрость, и, чем больше это последнее качество распространяется в какой-либо стране, тем больше людей сосредоточивают все свои труды, заботы и рвение на настоящем времени, не обращая внимания на то, что будет после них, и даже вообще едва ли мысленно заглядывая вперед дальше следующего поколения» (2, 287). Мандевиль, кажется, склонен был возложить на образование ответственность за то, что уже творил в его стране «неуловимый гений королевства» — неуемный дух приобретательства и наживы.