Путь самурая, или Человек-волна - Дорофеев Александр - Страница 6

• Предыдущая
• 6/15
• Следующая

Много раз, несчётно раз оборачивался я.

Ни в этой жизни, ни в давнишней Сяку Кэн своими глазами не видел ничего подобного. Разве что в кино. Он оглох, онемел и лишь смотрел, как единороги всё более наливаются краснотой, распухают, вот?вот ускачут вслед за душой своего хозяина.

Возможно, так бы и случилось, если бы господин Фарунага победно не придавил их своей тяжёлой ступнёй.

Также пели птицы, и полыхало на небе солнце. Прошла рядом смерть – легче пуха она! – и разве что?то произошло в мире?! Куда больше перемен после дождя, не говоря уж о тайфуне.

Или Сяку Кэн просто не замечает, не чувствует пока, что на самом?то деле всё?всё изменилось и никогда не будет прежним. Покатился камешек с горы, а за ним уже грохочущая лавина, так что, когда затихнет обвал, и не узнаешь знакомой местности.

Сяку Кэн краем глаза заметил, что папа поднялся со скамьи. Наклонился и сказал, улыбнувшись:

– По дороге сюда я так глупо себя вёл, передразнивая птиц и прыгая, подобно зайцу. Надеюсь, мой меч не оскорблён таким поведением. Он простит меня за всё, да и ты не будешь вспоминать обо мне со стыдом. Ты знаешь, мой мальчик, те, кто встречаются, рано или поздно расстаются.

Он провёл рукой по лицу Сяку Кэна, будто хотел убрать пелену с его глаз. Повернулся и пошёл к телу Дзэнзабуро.

Его не останавливали. Ясукити всегда был верен господину Фарунаге, в этом никто не сомневался. Приблизившись, он кивнул князю, будто извиняясь. Выхватил длинный боевой меч?тати и одним лёгким, едва заметным движением отсёк Фарунаге ногу, попиравшую изрубленное тело.

Отряхнув с меча кровь, папа бережно вложил его в ножны и опустился на колени.

Достал короткий меч танто, не более одного сяку длинной, и вонзил себе в живот, проведя слева направо. Выдернув лезвие, он наклонился вперёд и завалился на бок рядом с красными единорогами.

Всё произошло так быстро, что никто во дворе и ахнуть не успел. Господин Фарунага, опираясь на посох, пошатывался, как подрубленная пихта, но не терял равновесия. Стоял на одной ноге, как цапля, и с удивлением разглядывал отрубленную. Он, похоже, ещё не понял, что с равновесием у него теперь большие сложности.

Сяку Кэн вдруг отчётливо вспомнил, как в тридцати шести годах Дракона от нынешнего злосчастного дня ему вырезали аппендикс. Хоть и под местным наркозом, а до тошноты больно! Вот и сейчас он побледнел, ему стало дурно, ноги онемели, а на голову будто набросили плотную чёрную сетку, через которую и дышать?то невозможно. Попытался приподняться, но сознание медленно начало уплывать куда?то в сторону – то ли налево, то ли направо, волнообразно.

Некоторое время перед глазами ещё мелькали вперемешку сцены из двух его жизней. Последнее, что он увидел – это слоновье лицо Ганеши под зонтиком. Затем появились какие?то крылатые длинноносые существа, подняли и понесли по воздуху так быстро, что смотреть и чувствовать уже не было сил.

Легче пуха

Первым, кто узнал о событиях в доме господина Фарунаги, был Ушиваки?Ноздря.

Неизвестно, каким образом. То ли случайно подслушал вечернюю беседу бонз в монастыре, куда вести доходили странным путём, – всё, что происходило в округе, отображалось в бронзовом зеркале, висевшем в Зале покоя. То ли прочитал в третьем глазу мудрости на лбу огромного Будды Амиды.

Ноздря так мчался в деревню, что даже забыл поклониться оленям в бамбуковой роще.

Старшие братья Сакон и Наики выслушали его, не задавая вопросов. Если их лица сохраняли до этой поры юношескую абрикосовую мягкость, то теперь резко проступила голая твёрдая косточка.

– Собирайтесь, – сказал Сакон. – Мы достигнем поместья Фарунаги в час Змеи. Это хорошее время для катаки?ути. Возмездие втройне свято именно в этот час, с семи до девяти утра.

– Погодите, я предупрежу о беде маму Сяку Кэна! Наверняка увечный даймё пошлёт к ней своих самураев! – крикнул Ноздря, выбегая из дому.

– Вот и хорошо! – кивнул Наики. – Не будем его дожидаться. Совсем ещё мальчик! Пусть рубит капусту деревянным мечом.

Они оседлали лошадей и поскакали прочь от восходящего солнца, стремясь обогнать свои длинные тени. Был ли у братьев какой?нибудь план? Да вряд ли они представляли, как будут действовать. Просто их самурайские мечи стонали в ножнах от несправедливости.

Сакон и Наики гнали коней, не глядя по сторонам, иначе заметили бы, как из реки выглянула выдра с человеческим лицом и долго провожала их взглядом. А это очень дурное предвестие!

Впрочем, братья ко всему были готовы. Когда не забываешь о чести самурая, и жизнь и смерть – легче пуха! Главное, слушать свою душу и свой меч.

Тем временем Ноздря уговаривал маму Сяку Кэна покинуть дом, и, хотя бы на время, укрыться в монастыре.

– Ты знаешь – это невозможно, – спокойно отвечала Тосико, не переставая помешивать рис в котле. – Дух моего мужа Ясукити обязательно заглянет сюда. Что он подумает, не застав меня дома? Это огорчит его! Да и Сяку Кэн непременно рано или поздно вернётся. Вот, погляди, вернулась же, наконец, наша кошка Микэшка – цела и невредима! – Она налила молока в миску и показала глазами на короткий кинжал за своим поясом. – Не беспокойся, Ушиваки?тян, я сумею себя защитить. Спасибо тебе и прощай – у меня ещё много забот по хозяйству.

Прибежав к себе и не застав братьев, Ноздря присел на огороде и едва не разрыдался – такая навалилась на него тяжесть. Он почувствовал себя ужасно одиноким, никому не нужным, ни на что не годным.

Кружился и порхал в воздухе тополиный пух, оседая на землю и сбиваясь в некоторое подобие длинных, чуть шевелящихся драконов, покровителей долины Ямато.

Не понимая, что теперь делать, Ноздря долго смотрел на этот небесный пух и на нежные пионы, которые расцветали вокруг дома. Любимые цветы его мамы. Возможно, сейчас она вместе с отцом любуется ими из далёкой Чистой земли.

Он ещё не знал, что и оба его брата, Сакон и Наики, уже на пути к той Чистой земле.

На лесной дороге, где накануне Сяку Кэн увидел среди деревьев пузатого Ганешу, на них напали две дюжины самураев из охраны князя Фарунаги.

Схватка была яростной и короткой.

Стальной дубинкой с крюком на конце вырвали меч?тати из рук Сакона. Серп, раскрученный на длинной цепи, впился Наики между лопаток.

– Пусть я на крючке, – прошептал он. – Однако карпа из пруда ещё замучитесь тащить.

И разрубил одного из нападавших от плеча до пояса, а другому отсёк голову.

– Кроши их, брат, как наш Ноздря капусту! – подбодрил Сакон, орудуя коротким мечом так лихо, что тот казался длиннее длинного, не менее шести сяку, и доставал противников, когда те не ожидали.

В тишине леса, пронизанного солнцем, одна за другой обрывались, как хрупкие побеги батата, жизни людей. Многие из них не более двадцати раз любовались цветением лотоса. Да было ли кому до этого дело?

Лишь белка тревожно зацокала на кедре и перебежала по стволу на другую его сторону, чтобы глаза не видели.

Где же сейчас Будда Амида? Почему не остановит эту бойню? Или не достаточно душ в Чистой земле и в смрадной преисподней?

Наики еле отбивался, стоя на коленях, не в силах подняться. Сакон, весь окровавленный, почти вслепую, продирался к нему, как медведь сквозь бурелом. Голова его была пробита кистенём, в груди торчали две стрелы, а в бедре засело копьё.

Однако мечи их не унывали! Даже странно, но они отражали удары и наносили всё новые и новые, калеча и убивая нападавших. Они вбирали в себя последние силы Наики и Сакона, чувствуя, что скоро остынут и превратятся в бездушную сталь. А пока они пели!

Кончался час мщения, час Змеи. И хоть им не удалось добраться до господина Фарунаги, зато слуги его получили сполна.

Песня мечей оборвалась вдруг. Братья лежали рядом, и лица их вновь обрели абрикосовую нежность. Недостойно самураю покидать этот мир с гримасой ненависти или отчаяния. Сакон и Наики просто исполнили свой долг, и не было злобы в их сердцах.

• Предыдущая
• 6/15
• Следующая