Перст указующий - Пирс Йен - Страница 83

• Предыдущая
• 83/181
• Следующая

– Еще как! По всяким подлым и невежественным причинам люди вот уже тридцать лет вставляют палки нам в колеса. Но теперь, когда престкоттовская трудность улажена, и остальные разрешатся.

При этих словах мое сердце забилось быстрее, и я лишь с трудом удержался от изумленного восклицания. К счастью, Коллоп не отличался наблюдательностью, да и Китти, заметив, как я потрясен, минут десять отвлекала его пустыми придворными сплетнями.

– Но я перебила вас, сударь, – весело сказала она потом. – Вы рассказывали нам о ваших битвах. А кто этот человек, про которого вы упомянули? Престуик, кажется, ведь так?

– Престкотт, – поправил ее Коллоп. – Сэр Джеймс Престкотт. Заноза у нас в боку в течение многих лет.

– Он не захотел разбогатеть? Странно, что в подобных случаях кого-то приходится уговаривать.

– Да нет. – Коллоп ухмыльнулся. – Разбогатеть-то он хотел. Беда была в его зависти.

Китти вопросительно посмотрела на него, и Коллоп был только счастлив удовлетворить ее любопытство, даже не подозревая, как разоблачает низость свою и других каждым гнусным своим словом.

– От разделения земли он особой выгоды не получил и опасался появления людей позначительнее его в краю, где его семья господствовала не один век. И он подстрекал местных жителей портить то, что мы строили. Поставим плотину, а по ночам местный сброд пробивает в ней дыры и снова затопляет осушенную было землю. Мы подавали на них в суд, а он как тамошний мировой судья не находил ни единого из них виновным. И так из года в год. Потом начались смуты, и этот сэр Джеймс отправился в изгнание. Но с войной иссякли деньги, да и в любом случае часть его земли лежала на пути канала, который нам требовалось прокопать, а продать ее он наотрез отказывался. А без этого нам пришлось бы либо отвести реку, либо оставить под болотами около пятнадцати тысяч акров.

– Но, конечно, разумнее было бы предложить ему больше.

– Он бы не взял. – Коллоп с ухмылкой пригрозил ей пальцем. – И вот тут Господь оказал свою милость. Родственник милорда, сэр Джон Рассел, узнал это от самого сэра Сэмюэля Морленда и доставил все сведения, которые нам требовались, чтобы понудить Престкотта вновь бежать из страны. Управляющий его имением вынужден был продать землю, чтобы имение не забрали за долги, и мы прокопали свой канал там, где нам было надо.

Я больше не мог смотреть на его грубую самодовольную физиономию и всерьез опасался, что проткну его шпагой прямо на месте, если услышу еще хоть слово. Мои глаза заволок красный туман, голова закружилась, и я с трудом отошел к окну. Я не мог думать, такая боль разрывала мне голову, и я чувствовал, как по лбу у меня катится пот и капает на одежду, а горло мне сжимала судорога, не позволяя дышать. Необходимость выслушать, как этот грязный безродный мужлан подстроил падение моего отца ради наживы, возмутила мою душу. Я даже не мог радоваться тому, что настолько приблизился к моей цели: низость и своекорыстие этих людей преисполнили меня печали. Теперь я хотя бы узнал, почему в Танбридж-Уэлсе сэр Джон Рассел отказался даже посмотреть на меня. Он не смог бы вынести стыда и остаться жить.

– Вам дурно, сударь? – еле расслышал я встревоженный голос Китти. Она, наверное, увидела, как побелело мое лицо, пока я стоял у окна, стараясь совладать с собой. Казалось, она задала свой вопрос откуда-то издалека, так как ей пришлось несколько раз повторить свои слова, прежде чем я на них отозвался.

– Да, благодарю вас. Это мигрень, которой я подвержен. Думаю, причина в городском воздухе и натопленности ваших апартаментов, я к этому не привык.

У Коллопа хотя бы достало ума тут же откланяться. Я слышал, с какой церемонной учтивостью Китти поблагодарила его за любезность и позвала лакея проводить его до двери. Мне кажется, прошло порядочно времени – хотя это могли быть и минуты, и часы, – прежде чем у меня достало сил отойти от окна. Она уже приготовила холодный компресс, который наложила мне на лоб, а для подкрепления дала мне выпить стакан охлажденного вина. Собственно говоря, она была от природы доброй женщиной, одной из самых добрых, каких я только встречал.

– Я должен извиниться перед тобой, – сказал я затем. – Боюсь, я поставил тебя в очень неловкое положение.

– Ничего подобного, – ответила она. – Полежи тут, пока не соберешься с силами. Я не совсем поняла важность его рассказа, но я видела, какое ты испытал потрясение.

– Да, это так, – сказал я. – Все оказалось гораздо хуже, чем я мог вообразить. Хотя, конечно, мне следовало бы знать, что основой всего была именно такая подлость. Однако мои поиски длились так долго, что я был захвачен врасплох ее неизмеримой низостью. Видимо, такие повороты мне не по силам.

– А ты не хочешь рассказать мне? – спросила она, снова смачивая мои виски.

Она сидела совсем рядом со мной, и ее духи более меня не отталкивали, а воздействовали как раз наоборот; теплота ее груди у моего плеча также пробуждала чувства, далеко во мне укрытые. Я взял ее руку, лежавшую у меня на груди, и притянул поближе, но, прежде чем я успел полнее выразить мои желания, она встала и вернулась в свое кресло, одарив меня печальной улыбкой, в которой я подметил сожаление.

– Ты перенес потрясение, – сказала она. – И лучше не добавлять к нему еще и ошибки. Я думаю, тебе уже хватает влиятельных врагов и не стоит заводить новых.

Разумеется, она была права, хотя я мог бы ответить, что при таком их множестве еще один разницы не составит. Однако она была против, это ничего не изменило бы с той Китти, которую я знал раньше, однако времена воздействовали на меня, как и на всех остальных. Вопреки всему я не мог не обходиться с ней как с дамой, а потому воздержался, хотя настойчивость принесла бы мне желанное успокоение.

– Так как же? Ты объяснишь, почему ты побледнел?

Я заколебался, но затем покачал головой.

– Нет, – сказал я, – слишком уж это важно. Не то что мне не хотелось бы довериться тебе, но я опасаюсь, как бы кто-нибудь не узнал об успехе моих розысков. Я не хочу, чтобы они были предупреждены. Но, прошу тебя, передай своему лорду мою благодарность и скажи, что я намерен незамедлительно поступить согласно с его словами.

Она обещала и с достоинством укротила свое любопытство. Что до меня, я завершил свое дело и приготовился уйти. Вновь и вновь благодарил я ее за доброту, за ее помощь и желал ей всяких успехов. Она легонько поцеловала меня в щеку на прощание – впервые получил я от женщины подобный ласковый поцелуй, так как моя мать вообще никогда меня не ласкала.

На обратном пути в Оксфорд у меня было достаточно времени обдумать все, что я услышал и узнал, хотя столь долго преследовавшие меня злые чары продолжали смыкаться вокруг. Лошади спотыкались, падали, и кучеру приходилось их выпрягать; внезапно налетела нежданная буря и превратила дорогу в море грязи; и самое ужасное – когда один из пассажиров откинул занавеску, в окно влетела огромная ворона и заметалась в панике, стараясь клевать нас и бить крыльями – и больше всего меня, – пока ей не свернули шею и не выбросили в то же окошко. И не только я заподозрил, что это не было игрой случая, но священник, также направлявшийся в Оксфорд, был озабочен не менее и напомнил, что древние считали этих птиц вестницами бед и прислужницами злых духов. Я не сказал ему, что он был ближе к правде, чем полагал.

Это напоминание о тьме, в которую я возвращался, тяготило мою душу, но я заставил себя отвлечься и принялся снова и снова перебирать в уме весь реестр преступлений, которые мои розыски извлекли на свет. К тому времени, когда впереди показался Оксфорд, все было расставлено по своим местам, и дело выглядело не менее ясным и убедительным, чем любое, представляемое в суд. Какой прекрасной была эта речь, хотя мне так и не представилось случая произнести ее. Боюсь, пока карета тряслась по оксфордской дороге, я вверг моих спутников в некоторое замешательство: мои мысли настолько мной овладели, что, видимо, я несколько раз принимался говорить вслух и прибегал к выразительным жестам, подчеркивая свои доводы.

• Предыдущая
• 83/181
• Следующая