Семиречье. Трилогия (СИ) - Григорьева Юлия - Страница 42

— Нет, Белавушка, — остановил ее Ярополк. — Твой поцелуй так сладок, что я боюсь сделать то, что не должен делать.

Она ничего не ответила, стараясь даже не думать о смысле его слов.

— Ты станешь моей женой? — спросил он и тут же добавил. — Я не тороплю тебя. Я готов ждать, когда ты закончишь обучение, да и Дарей раньше не отдаст тебя. Я даже готов помогать тебе в твоих чародейских делах.

— Ярополк, — начала она.

— Нет, нет, не спеши с ответом. Если тебе нужно время, я буду ждать, обещаю. Сколько понадобится, только не говори сейчас нет, — он с мольбой посмотрел на нее.

— Не скажу, — улыбнулась она, все еще шальная от поцелуя.

— Не скажешь— нет? — он широко улыбнулся.

Она открыла рот, чтобы ответить, как вдруг раздался кашель. Радмир встал, сладко потягиваясь.

— А что вы еще не спите? — спросил он, чему-то радостно улыбаясь. — Вставать уже скоро. Смотри, Белава, придется тебе на вас обоих заклинание бодрости накладывать. А что? Зато новую дорогу проложите до Пустошева, — и он тихо засмеялся.

Романтическое настроение в момент улетучилось. Девушка сверкнула глазами.

— Ты сам-то что вскочил? Тебе надо к встрече с твоей красавицей готовится, отсыпайся, чтобы сил набраться, — бросила она и ушла на свое место.

Ярополк досадливо поморщился и покачал головой. Он подошел к Белаве, укрыл ее потеплей и шепнул:

— Да пошлют тебе Великие Духи добрые сны, — она не ответила.

Мужчина тоже лег, и какое-то время смотрел в звездное небо. Вскоре вернулся на свое место и Радмир, лицо которого было хмурым, будто он и не веселился несколько минут назад. Наконец, сон сморил всех, и на опушке, покрытой защитным заклинанием, настала тишина.

Затонуха была самой коварной рекой в Семиречья. Неширокая и мелководная на первый взгляд, она не вызывала никаких подозрений у тех, кто ничего не знал о ней. Вроде бы дно было совсем близко, можно даже перейти ее, а не переплыть. Но стоило сделать шаг и встать на такое близкое и гостеприимное дно, как доверчивый человек уходил с головой в ледяную черную воду. Мало кто выбирался на берег из этой ловушки. В этой реке не было ни Водяного, ни русалок, ни рыбы. Народ говорил, что в Затонухе живет чуди ще с тремя жабьими головами, хвостом рогатым и восемью лапами с сильными и острыми клешнями. Перебирались через Затонуху исключительно по мостам, перекинутыми через реку. Волновать воду лодками и плотами никто не решался.

К одному такому мосту и подъехали четыре всадника. Дарей остановил Ярополка, начавшего было подъем на мост.

— Сперва послушайте, — сказал он, отвечая на вопросительный взгляд тысячника. — Сейчас мы поднимемся на мост, чтобы вы не увидели и не услышали там, помните— это морок. Не останавливайтесь, не смотрите на воду, даже если вам там что-то покажется.

— Кому здесь морок наводить, мастер? — полюбопытствовала Белава.

— Хозяину этой реки. Лед сошел, он проснулся и теперь особо голоден. Он лучше всех в Семиречье наводит мороки. Мелководье его рук дело, уж сколько лет по всей реке держится, не тает. Как перестали люди в реку соваться, так и на переправы навел. Если поверите, к воде нагнетесь, перетянет вас и упадете в воду, а там водоросли оплетут, да на дно утащат.

— Понятно, — кивнул Ярополк.

— А правду говорят, что у этого чудища три жабьи головы, — живо заинтересовалась девушка.

— Нет, — усмехнулся чародей. — Одна голова у него. Он вообще на человека очень похож, только носа нет, не нужен он ему, жабрами дышит. Туловище и руки с когтями человечьи тоже, а вот от пояса на ящерицу большую похож, чешуей покрытый. На хвосте гребень острый, пополам им перерубить может. И зубы длинные и острые. Будем надеяться, что нам повезет, и мы его не рассмотрим.

— Хорошо бы, — поежилась юная ученица.

Молчавший всю дорогу Радмир первый двинулся на мост. Остальные последовали за ним. Мост был выгнут высокой дугой, взмывавшей над Затонухой деревянной радугой. Крепкий, добротный мост имел небольшую ширину, пройти можно было рядом двоим пешим путникам, поэтому четыре конных путешественника двигались друг за другом. Все четверо были напряжены. Единственный, кто не боялся морока, был сам чародей, но опасения за своих спутников имел немалые, и потому ехал последним, чтобы видеть их всех. Белава поехала сразу за Радмиром, который замкнулся в себе после той ночи, когда она сорвалась на воина. Белаве не хотелось себе признаваться, но его подначек и шуток ей не хватало, но на ее попытки подшутить над ним и начать прежнее веселое общение, он вяло отвечал и снова закрывался в себе. Следующим ехал Ярополк, следивший только за девушкой. С той ночи он несколько раз пытался возобновить прерванный разговор, но остаться наедине больше не получалось. Неожиданно где-то далеко сзади раздался протяжный волчий вой.

— Что это волки воют, — удивился чародей. — Странно как-то.

Ему не ответили. Ближе к вершине моста начал наплывать сероватый туман. Чародей щелкнул пальцами, но рассеять туман не получилось. Он все больше сгущался, окутывая путников. Вскоре они уже не видели друг друга, кроме Дарея, он продолжал видеть всех.

Белава с любопытством рассматривала серые клубы, окружившие ее. Она сразу почувствовала силу в этом тумане. Девушка рассеяла взгляд, и разглядела нечто похожее на серые снежинки, снующие с невероятной скоростью туда-сюда. Они будто ткали кокон вокруг нее, заключая в мутноватую сферу, не пропускающую ни звука, ни запаха, ни света. «Так вот ты какой, морок чуда речного», — подумала она и протянула руку к этим без устали снующим «снежинкам». Неожиданно впереди появился кто-то. Контуры тела были человеческие, но все время расплывались и собирались вновь. Она открыла глаза и поглядела на фигуру обычным взглядом. Белава всмотрелась и ахнула, это была ее матушка.

— Белава, — Всемила протянула к ней руки. — Что ж, доченька, совсем забыла о нас. Как уехала, так носа не кажешь в отчий дом. А батюшка-то твой совсем болен, Ведара говорит, помрет скоро, а ты и не повидаешь отца. Что ж ты за дочь такая? Осталась бы дома, и не случилось бы такого. Беспутная была, такой и осталось, — мать горько заплакала.

Девушка почувствовала, как сжалось сердце. Она сделала шаг, но тут же остановилась и усмехнулась, рассредотачивая взгляд. Фигура впереди продолжала плавиться и оплывать, не имея никакого сходства ни с Всемилой, ни с кем бы-то ни было вообще. Но главное, от фигуры тянулся жгутик из мельтешащих «снежинок». Он соединялся со сферой, в которой все еще была заключена чародейка. Она подняла взгляд и увидела, как «снежинки» испускают голубоватое свечение, шедшее к ее макушке.

— Моим стыдом питаешься? — недобро усмехнулась она и ухватила жгутик— пуповину.

«Снежинки» порхнули в сторону, но она протянула вторую руку и заключила их в шар, сотканный из ее силы. Потом повела шаром из стороны в сторону, собирая туда сферу и фигуру. Когда шар наполнился и увеличился, девушка вытянула из него нечто, похожее на носик чайника и втянула в себя морок. Некоторое время она привыкала к новому ощущения, запоминая саму суть «снежинок», а потом выплюнула туман. Махнула рукой и рассеяла его. Теперь она вновь увидела Радмира, который спешился с Дымка и шел к краю моста. Взгляд его был странным. В нем будто застыл ужас. Девушка видела, как он взялся за поручень, перегнулся и закричал:

— Нет! Не надо, остановись!

Вдруг за спиной раздался крик Ярополка, она обернулась и увидела, как Дарей крепко сжимает тысячника, не давая тому приблизиться к опасному краю. Одно мгновение и она кинулась к Радмиру, который сжал поручень до побелевших костяшек. Вот он чуть присел, вот оттолкнулся и взвился над поручнем, стремясь перепрыгнуть его. Белава взметнула руку и в один миг сплела светящуюся сеть, которую накинула на Радмира, уже летевшего вниз, и дернула сеть на себя. Радмир перелетел поручень и упал на деревянный настил моста, дико озираясь вокруг. Чародейка присела рядом с ним, и провела рукой по лицу воина, собирая осевшие «снежинки». Взгляд его стал более осмысленным. Он посмотрел на девушку и вдруг вцепился ей в руку.