Дверь обратно - Трубецкая Марина Петровна - Страница 33

— Так, а теперь расслабили срединное ухо и заставили вибрировать барабанную перепонку. Минут десять, я думаю, хватит.

Пес их забери с их заморочками! Вот и что делать прикажете? Вспомнив про адский напиток, я достала бурдючок и хлебанула из него. От отвращения меня аж передернуло. Ну почему всякие нужные напитки не могут быть по вкусу как малиновый сироп? Подождала немного и посмотрела по сторонам, но изменений не заметила никаких. Глянула на жабу, та сидела и молча пучила на меня глаза. Ну правильно, насколько я знаю, жабы — ночные животные, чего ей средь бела дня разговоры разговаривать? Наконец господин прекрасный педагог обратил на меня внимание. Подошел, остановился, грациозно покачиваясь с пятки на носок.

— Не получается?

— Вообще не понимаю, о чем речь!

Он снял с шеи какое-то розоватое стеклышко в оправе из зеленого металла и направил мне в глаза. Профессор Боткин,[34] твою мать! Потом он подавил мне пальцами на загривок. Когда и это, похоже, не помогло, достал из-за пояса маленькую дудочку. Да… уж лучше бы сплясал, с такими-то ногами! Глядя мне прямо в глаза, он заиграл на редкость унылую мелодию. И то правда, причин для веселья не было. Вдруг у меня невыносимо зачесалось в ухе, и я, наплевав на нормы приличия, сунула туда мизинец. Удовлетворенно кивнув, товарищ дудочник убрал инструмент обратно.

— А теперь, Стехвания, сосредоточься на внутренних ощущениях, — он так и сказал «Стехвания», — почувствуй путь, по которому зуд движется.

Неожиданно путь этот я ощутила очень даже легко, просто как воочию увидела раковину уха и ведущий в глубь головы проход. Мизинец опять потянулся к уху.

— Нет-нет, — быстро сказал Лесеслав, — не пальцем. Попробуй внутренней вибрацией убрать зуд.

— Как?

— Потряси стенками прохода.

Вот вы говорите, глупость, — а у меня получилось! Кожа внутри уха взяла и встряхнулась, как собака после купания в речке. Зуд в этом месте тут же прошел и сместился еще глубже.

— Так, хорошо, девочка. А теперь смотри дальше. Видишь перегородку и маленький молоточек рядом? — Я кивнула. — А теперь без его помощи встряхни эту перепонку.

Я встряхнула раз, другой.

— А теперь пусть мелко дрожит. Минут десять хватит.

Вибрировать барабанной перепонкой оказалось не сложнее, чем трясти в руках листок бумаги, поэтому десять минут я вполне потянула.

Увидев, что альв делает останавливающие жесты, я прекратила тряску. Видимо, положенный срок истек.

— А теперь слегка расслабили молоточек и подняли его на одну восьмую круга вверх. — После дрожания это оказалось сущей ерундой. — Слушаем.

— Дрянной комар в этом месяце пошел, — сообщила мне вдруг жаба шепотом, — наглый и невоспитанный.

— Что, простите? — пролепетала я.

— Я все равно не понимаю, чего ты там орешь! — огрызнулась жаба и, подумав, добавила: — И сволочь какая-то всю икру мою пожрала. Вот ни у кого не пожрала, а у меня…

Я посмотрела на других учеников. Жабы разговаривали у всех. Со всех сторон неслись сетования на в край обнаглевших кровососущих. Но разговаривать с ними никто не пытался. Я сорвала травинку и пощекотала ею свою жабу под подбородком.

— А почему комар-то наглый? — спросила все-таки я.

— Стехвания, она не понимает, что ты ей говоришь. На этом уроке мы учимся только понимать язык зверей. Разговаривать же на нем могут избранные единицы. Для этого необходимы определенные упражнения для горловых жил. В обязательную программу нашего обучения это не входит.

— А какой тогда смысл в знании языка, — я повернулась к подошедшему Лесеславу, — если мы в диалог вступить не можем?

— Всякие ситуации бывают, а все твари Божии и без наводящих вопросов норовят рассказать о последних событиях. А вдруг ты что-то ищешь? А если им плохо, и ты в состоянии им помочь?

— Ага, — кивнула я понятливо, — наглого комара изловить и ремня ему всыпать!

Все оставшееся время урока мы тренировались за гораздо меньшее время настраивать свой слух под жаб.

Следующим уроком у нас было Наузничество. Ну хоть здесь я имела представление о том, что это такое, еще Анебос в волшебном доме рассказал. Да и дорога туда была без всяких сюрпризов. Занятие проходило не под открытым небом, а в простом помещении, расположенном в одном из коридоров совсем рядом со спальной поляной. По пути туда я опасалась сильного запаха, который мне помнился со времени экскурсии по волшебному дому, но вроде все обошлось. Вокруг витал только аромат свежескошенной травы да меда. Помещение, к моему облегчению, хоть немного напоминало класс. Единственное, столы стояли не рядами, а полукругом. Преподавала женщина средних лет, приятной полноты и самого домашнего вида. Расшитый жемчугом кокошник необычайно шел ее румяному лицу. Увидев меня, она мило улыбнулась, поинтересовалась кто я и откуда. Выслушав ответ, сказала, что ее зовут Златозарка Воиборовна.

— Сегодня мы будем заниматься только узольничеством. Пропитывать наузы отварами начнем после того, когда вы в полной мере усвоите зелейничество. За сегодня нам надо овладеть плетением двух наузов:[35] один от желудочной лихоимки, другой — на благополучное странствование. Берите бересту, писало.

Так вот чем они пишут! На углу стола лежали небольшие прямоугольники бересты и костяные палочки. Я провела черточку, она четко отпечаталась. Писалось не так уж и сложно, просто надо было посильнее надавливать.

— А теперь берем кудель желтого цвета и начинаем вывязывать такой узор, — она махнула рукой, и прямо посередине комнаты в воздухе появилась огромная золотая нить, которая стала петлять, накладываться и завязываться совершенно прихотливым образом.

Я поспешила повторить узор и на бумаге, и на своем образце. С трудом, конечно, но получалось.

— Завязывая узел, приговариваем: «Этот узел первый, начинает дело. Этот узел второй, соединяет с брюшной. Этот узел третий, болезнь ловит в сети. Четвертый узел скрепляет. Пятый узел направляет. Шестой узел подживляет. Седьмой узел здоровье возвращает. Этот узел восьмой, был твоим, стал пустой».

Ну, с горем пополам, справилась! Передо мной лежал красивый, похожий на цветок науз. Дальше Златозарка Воиборовна рассказала, как его правильно на пояс повязать, сколько ходить, как утилизовать. Повторять вязку пришлось три раза, для закрепления.

Потом мы плели амулет путешественнику. Этот науз был из тонкой козлиной кожи и, кроме узоров, включал в себя лебединые перышки и бусины из оникса.

В общем, в какой-то мере это напоминало урок труда — плетение макраме. Уверенности, что я без подсказки смогу повторить эти морские узлы, не было. Я покосилась на листок сидящего рядом Анебоса и убедилась, что у него схемка изображена еще хуже. А вот буквы, против ожидания, были вполне узнаваемы, разве только имели более угловатое написание. Ну это-то как раз и понятно, писалом легче прямые линии процарапывать. Мне почему-то казалось, что вместо букв увижу какую-нибудь клинопись или руны…

— Ты чего? — спросил шепотом Анебос.

— Да я думала, ты рунами пишешь.

— Бывает, — кивнул головой псеглавец, — но все больше формулы для волшбы ими записывают. А так, — он махнул в сторону замершего сверкающего знака посреди аудитории, — и глаголицы довольно.

— А у нас ее кириллицей называют…

— Почему кириллицей? Глаголицей, потому что, как глаголят, так и пишут, — он пожал плечами. — А тебе сейчас Атея поджидать надо. Дальше у всех особое обучение пойдет, а тебя он к себе взял в ученицы.

Когда я вышла из класса, Атей меня уже ждал. Теперь он выглядел могучим крепким шестидесятилетним стариком. Убедившись, что я заметила его, он качнул головой, предлагая следовать за ним. Как оказалось, вел он меня к себе наверх, в лачужку, на крыльце которой сидел изрядно потрепанный Птах.

— С утра тебя дожидается, — кивнул на него волхв, — всех ворон в округе попортил, шельмец такой.

Орел, увидев меня, со словами: «Здоровеньки булы усем громадянам», — быстро подлетел к моим ногам и перекинулся в часы. Пришлось засовывать его за пазуху.