Контрольная с чужими - Кузьмин Владимир Анатольевич - Страница 23

• Предыдущая
• 23/70
• Следующая

Оно и случилось. Вместо Семена появился древесный крокодил. Пришлось сделать усилие, чтобы сообразить, это не вместо Семки, это он сам превратился в крокодила. В крокодила, одетого в армейский камуфляж. Пока Серена пыталась понять смысл метаморфозы, Семен трансформировался повторно, в подобие местной обезьяны. Вместо рук он взметнул в стороны несколькими мощными щупальцами, те сплелись в косы, укоротились и превратились в крылья. Непонятно отчего «увеличительное стекло» помутнело, и целую минуту ничего не было видно. Когда муть ушла, Семен стоял во весь рост в своем нормальном облике. Лицо было черным, но чернота выглядела обыденной, ну как вакса или армейский сапог.

– Уф. У Семки нос отвалился!

– Что?

– Не так сказала. У него словно черная скорлупка с носа свалилась. О! Теперь ухо! Со лба посыпалось. На человека стал похож. Если постричь, конечно. Ну вот! Опять не видно!

– Зато слышно. Слышите?

Со стороны ущелья донесся мощный музыкальный аккорд.

– «Звездные войны»! – опознал мелодию дядя Сережа. – Тема Империи.

– Что в ущелье видно?

– Огневики уходят, – сказала Настя, уже обретя осмысленный взгляд и вставая с камня. – Смотреть больше не на что. Пошли Семена забирать.

Семен Кольцов, конечно, был троечником, но не тупым человеком. Да и знал он много больше, чем казалось школьным педагогам. Разве не совсем то, что нужно знать по школьной программе. Соображал он всегда неплохо, а соображать очень быстро жизнь в этом мире приучала стремительно. Но как сказано кем-то мудрым: и на старуху бывает проруха.

Там, в Долине Гейзеров, когда он оказался трижды обвитым твердым, как камень, прочным, словно сталь, но гибким, точно резина, щупальцем, сработали инстинкты, а не голова. Семен мгновенно отрастил три прочнейших ножа-когтя и разрубил обвивавшие его кольца. Не до конца, к сожалению, потому что наносить режущий удар по собственному животу не очень и сподручно. Ну и, скажем честно, эта вредоносная конечность оказалась слишком уж крепкой. Вдобавок ко всему отстреленное от тела щупальце продолжало жить и действовало едва ли не осмысленно. Пусть из-за Семеновых разрезов перестало сжимать, но атаковать свободным кончиком продолжило. Перед носом у Семена Кольцова замельтешило четырехгранное лезвие в локоть длиной, толщиной больше обхвата ладонью в своем основании и игольчатой остроты на конце. Семен попытался схватить его и не дать вонзиться в лицо, но лишь чиркнул по нему одним из когтей. Коготь обрезало словно травинку. Удивляться было некогда, голова предпочла возникновению этой бесполезной эмоции с невероятной скоростью просчитать ситуацию. Семен впервые встретил нечто, на порядок превосходящее прочностью его когти. Более толстую и прочную каску щупальце продырявить не сумело, но пару глубоких борозд оставило. Стало необходимо суперсрочно восстановить свои когти и как-то их усилить. Семен непроизвольно использовал при восстановлении коготков то, что на них налипло при рассекании центральных частей щупальца. Получилось неравномерно, но действенно – защищаясь от очередного удара наконечника, он сумел разрезать его на несколько частей. Но и его когти оказались отсечены острой гранью у самого основания, там, где они переходили в пальцы. Остатки когтей самопроизвольно трансформировались, приняв обычный вид, оказалось, что кончики пальцев срезаны подчистую и из них брызжет фонтанчиками кровь.

Тут инстинкты перестали «думать» за Семена, пришлось соображать самому. И он начал совершать ошибки. Самая безобидная заключалась в том, что ему показалось, будто пальцы правой руки отчекрыжены едва не целиком. Но его в этом быстро разубедили. Куда более серьезным промахом было из-за этого глупого детского испуга не замечать слишком долго, что ноги начали деревенеть самым настоящим образом, что это не мерещится ему. И уж совсем безмозгло было не заметить жжение в шее, ведь там буквально свербило. А он так беспокоился за свои пальцы! Да прожил бы без них! Люди без рук живут. Без головы они не живут! А в его голове бестолковой завелось нечто и принялось там суетиться и копаться. Семка это чувствовал, но хоть что-то толком понять, а тем более придумать, как с этим бороться, уже просто не успел, потому что его сердце остановилось.

Поняв, что умирает, и умирает очень даже по-настоящему, Кольцов все же сделал крохотный, но верный вывод, связав происходящую в голове снежную бурю, окаменевшее ниже груди тело и остановившееся сердце с жжением и свербящей болью в шее.

Настя вытянула занозу, но лучше бы ему не видеть, что за ней тянулась и тянулась из него омерзительная до тошноты нить. Которая и убила его!

– Ты как, Семочка? – спросила его Настя.

А он уже не чувствовал ни ног, ни рук, ничегошеньки не видел, но был в состоянии осознавать, что сердце в самом деле уже не бьется слишком давно, и, странно, конечно, но еще мог слышать и говорить.

– Семен Кольцов, отставить панику, – прикрикнул на него Антон Олегович. – Если бы у вас не билось сердце, вы бы давно умерли и не болтали глупости.

– Так я и умер, – сказал Семен Кольцов честно и безнадежно.

И перестал хоть как-то ощущать реальность вне себя. Тишина. Темнота. Ни холода, ни тепла.

– Но я хотя бы понимаю, что здесь темно и тихо, – подумал он тоскливо-претоскливо. – Даже кровь в голове не шумит. Вот ведь дьявольщина какая, да с чего бы ей шуметь, если сердце не бьется. И легкие не дышат.

Семка понял – он еще жив, но осталось ему совсем чуть-чуть. Кислород уже не поступает в мозг, а значит, этот его мозг начинает умирать. И что особенно обидно, он это осознает, а ничего сделать не может!

Семен попытался вырваться из себя, отделив сознание, но даже этого сделать не получилось. Сознание, слегка раздвоившись, заметалось внутри самого себя, словно в клетке. Тут еще даже это осознание самого себя стало явно в нем угасать, Кольцов запаниковал… и тут ощутил легкое прояснение… вроде бы волна какая-то подкатила, принесла свежесть, и ему сделалось немного, совсем на крохотную крохотулечку, но легче. И не так страшно. Второй волны он ждал так бесконечно долго, что вновь начал паниковать и биться, словно птица. Третья, четвертая и пятая волны успокоили его. Он умер не до конца! Значит, найдут способ его оживить! Нужно набраться терпения и ждать.

Но ждать, ничего не чувствуя – этак и свихнуться недолго. Семен подумал, вспомнил свою встречу с Блуждающим… и, разделив себя на несколько частей, отправился в путешествие по самому себе. Ну вроде как бы отделил частичку сознания от основной его массы, в которой осталось самое интересное, то есть воспоминания. Вот по ним он и отправился.

Оказалось, что в этом путешествии довелось узнать так много о себе, что порой становилось больно, стыдно, страшно. Он рыдал, умирал со стыда, боялся до жути своих уже давно несуществующих страхов. Но все равно это было много лучше, чем ничего. Тем более что вскоре стали попадаться и более приятные воспоминания.

Семка десяти лет от роду сидел за письменным столом и делал вид, что занят уроками. На самом деле он шмыгал носом и глотал и никак не мог проглотить горькую обиду на родителей. Семка, тот, который сейчас, этот момент помнил прекрасно. Вернее, обиду эту помнил. А причину никогда вспомнить не мог. Может, попытаться разобраться? Но его отвлек разговор отца и мамы. Странно все же человек устроен, он тогда слышать мог лишь, что разговаривают, а слов не разобрать. Да и не до того ему было. А тут весь разговор услышал, словно сидел рядом.

– Ира. Ты его очень сильно любишь.

– Что в этом плохого?

– В чем?

– В том, что Семен будет это знать и чувствовать постоянно! Зачем напускать на себя строгий вид, если ты за сына рада?

Вот тут до Семки теперешнего дошло, на что он тогда обиделся. Он в кои веки получил пятерку, а мама не запрыгала от восторга. Сказала, что так должно быть каждый день! И все! Даже не похвалила. И он решил, что она его не любит. А она из педагогических соображений…

• Предыдущая
• 23/70
• Следующая