Меч Вседержителя - Петухов Юрий Дмитриевич - Страница 18

• Предыдущая
• 18/111
• Следующая

– Я убью тебя, негодяй! – рычал вернувшийся хозяин. Но не убивал. Сперва надо было выслушать объяснения своего заместителя по научной части. Серж еще сам пребывал в полубреду. Не прошло и семи часов, как изверга ушли отсюда. Но он не видел их прихода, все произошло как-то неожиданно и дико. Он как раз прощупывал новым внепространственным щупом галактику XXV-11 PC, которая еще даже имени своего не имела, только порядковый номер, – это была работа Сержа Синицки, любимая работа. И вдруг он «ослеп» – серая пелена затмила взор. Он содрал с головы сфероид щупа, врубил проверочные блоки. И тут станцию качнуло так, что Серж вылетел из кресла, разбил нос о кожух щупа, чуть не свернул шею. Только тогда он включил прозрачность. И ошалел окончательно. Какой-то трехглазый чешуйчатый монстр, будто взбесившийся вандал крушил антенны, радарные пушки, мачты, энергосборники – все, что попадалось ему под чудовищные звериные лапы. Еще два таких жерасхаживали голяком, безо всяких скафандров по внешней обшивке станции, прямо в открытом космосе. Серж сразу же понял – это переутомление! нельзя так много работать! Но чутье бывшего космодесантника поволокло его в бытовку. Через пару минут, несмотря на все толчки, встряски, качки он облачился по полной форме, даже пристегнул лучемет. Побрел к люку-переходнику в основной базовый отсек, дернул рычаг – не тут-то было! Люк заклинило. Еще минут десять Серж возился с автоматикой. Потом понял, бесполезно – какие-то сдвиги в самом корпусе, в обшивке, люки заклинило намертво. И вот тогда он бросился к обзорнику, начал включать на прозрачность отсек за отсеком, камеру за камерой, сегмент за сегментом. Станция была огромной. Но везде… везде! биоробы и андроиды валялись мертвыми куклами! вещь абсолютно невозможная! немыслимая! ни один чужак, ни один гость станции или враг, ворвавшийся в нее, не смог бы лишить всю эту команду жизни, а точнее, энергобиопотен-Циала, дающего им жизнь и силы! И тем не менее они лежали трупами. В трех местах внешних сегментов Серж видел дыры – огромные рваные дыры в обшивке, такие можно было проделать с самого близкого расстояния сигма-гранатометом, если долбануть в одно место раз пять подряд… Но никто не стрелял, не пробивал крепчайших стен, все было совсем иначе – Серж увидал и обомлел: трехглазый монстр, ходивший по обшивке снаружи, вдруг нашел нечто искомое, припал грудью к броне, прижался виском, потом отпрянул – множество когтей на его огромных хищных пальцах засветились сумрачно-зеленым свечением, и он вонзил их прямо в металл, вонзил будто в жесть… и начал рвать броню, раздирать, пробивая и расширяя дыру. В этот миг у Сержа окончательно помутилось в голове. Как-никак он имел сто девяносто два боевых вылета на предгеизационные планеты, был восемь раз ранен, участвовал в шестнадцати штурмовых операциях, много чего повидал в жизни, пока не подорвал здоровья и не прибился к тихой станции Дила Бронкса. Но сейчас он растерялся. Какое-то время сидел колодой в своей заглушенной и задраенной лаборатории. Думал о смысле жизни. И о том, что удивляться уже нечему, раз Земля сошла с круга, а вслед за ней и прочие планеты Федерации, раз там полный капут, так почему же здесь должна быть тишь да гладь. К концу своих размышлений Серж Синицкий вспомнил весь набор русского мата – и тут же выдал в пустоту и тишину, что он думал об этих трехглазых сукиных детях. На душе легче не стало. И тогда он снова начал просвечивать внутренности станции. Таека! Как он мог про нее забыть?! Но лучше бы он не включал обзора большой гостиной, лучше бы он этого не видел! Таека и впрямь была там. Не одна. Двое трехглазых загоняли хрупкую маленькую женщину в угол. Они были втрое выше ее, вдесятеро массивнее. И они явно не спешили, развлекались, давали возможность жертве ускользнуть на время, но тут же снова лишали надежды. На глазах у окостеневшего Сержа Таека разрядила в монстров два парализатора, малый набедренный лучемет – все бестолку, они лишь отступали на шаг или два, приседали, прикрывались лапами, уворачивались, громко и омерзительно скрежетали, переглядывались, закидывали огромные пластинчатые головы… и снова принимались за свою страшную игру. Серж, позабыв про все на свете, ринулся на заклинивший люк. Он обязан был придти на помощь! Обязан! Сдохнуть, но встать рядом с ней! Да только броня оказалась сильнее и прочнее, чем его страсти.

Он не мог справиться с этим чертовым люком! Станцию делали на совесть, на века! И тоща он опять бросился к экранам. Там шли последние картины трагедии. Безоружная и слабая Таека, бледная как смерть, в разодранном в лоскуты комбинезоне, почти голая, исцарапанная, вся в синяках, выскальзывала из смертоносных лап, выворачивалась, ныряла вниз и прыгала вверх, пыталась найти уязвимое место – в отчаянно-резких прыжках била ногами и руками в глаза, виски, челюсти монстров – недаром слава о ней, как о непревзойденном бойце, шла по всей Федерации – но ничего у нее не получалось. Монстры просто издевались над ней, играли как две чудовищные кошки с беззащитной и обреченной мышью. Наконец и это им надоело. Один из трехглазых на лету поймал уже почти вырвавшуюся женщину за лодыжку, дернул на себя. Потом подбросил гибкое легкое тело, перехватил за талию. Сдавил. Из накрепко сжатого рта потекла струйка густой алой крови. Таека смотрела прямо в потаенный глазок телекамеры, прямо на Сержа. И взгляд этот, полный ужаса и смертной тоски, невозможно было вынести. Глаза у нее, обычно маленькие, прищуренные, чуть раскосые, стали вдруг огромными, выкатывающими из орбит. Монстр чуть ослабил хватку, поднял вверх другую лапищу – и каким-то движением с вывертом, чудовищным щипком своих звериных когтей ухватил левую руку, нежную, тонкую, вывернул сильнее, рванул… и оторвал. Он делал все это неспешно, с любопытством и изуверством ребенка, поймавшего красивую бабочку и методично обрывающего ей ножки, крылышки, усики. Да, то же самое он проделал с еще большей изощренностью с правой рукой, потом с ногами. Его напарник закидывал назад пластинчатую морду, оглушительно скрежетал и бил себя ладонями по бокам. Таека была уже мертва, когда этот второй вдруг резко, с какой-то алчностью оторвал ей голову, подбросил вверх, поймал и начал медленно сжимать в восьмипалом огромном кулаке. Серж не слышал хруста ломаемого черепа, все звуки заглушал похотливый и дикий скрежет монстров… Потом они ушли – медленно, одеревенелыми походками, со свисающими вниз Длинными ручищами, страшные и всемогущие, неприступные.

А Серж Синицки остался. Он выбрался через трубу щупа, вылез наружу. Конечно, он смог бы стереть все уцелевшие записи, чтобы этот кошмар никогда не повторился даже на экранах. Но не сделал этого. Зачем? Как мог, коротко и невнятно, он рассказал обо всем Дилу Бронксу. Потом тот смотрел – раз, другой, третий… Серж прекрасно понимал, что объяснить Дилу, почему он остался в живых, невозможно, да и не стоит! Тот мог его убить. Но не убил. Он только указал рукой в сторону одноместного шлюпа. Молча указал. И Серж все понял. Он отчалил от обломка бывшего Дубль-Бига-4, уже зная, что на Землю и прочие планеты Солнечной системы не полетит – там смерть, там ад кромешный. А горючего совсем мало, хватит только до ближайшей звезды – до Проксимы Центавра, там есть маленькая планетен-ка, единственный приют для него. Навряд ли кто на нее позарится, там брать нечего – себе дороже обойдется. Так он и сделал. Точка выхода там известная, в Осевое входить нужды нету. Вот и махнул Серж Синицки из огня да в полымя, на Чаку-де-Гольду.

Приземлился сносно. Выбрался. Побрел в развалины людей искать. Тут его и прихватили два рогатых урода, выползшие из щелей. Серж почти не отбивался, он был словно замороженный. Рогатые содрали с него скаф, прогрызли зачем-то горло… Очнулся он в поганой подземной каменоломне. Благо, что стены там были высокие. На них-то и распинали голых. Серж глядел, стискивал обеими руками обритый череп свой, трясся в обессиливающем ознобе – всего он мог ожидать от жизни, но только не этог.о. Майн Готт! Майн Готт!! На четвертый день ожидания он перегрыз себе вены на обеих руках и обеих ногах. Бурая жижа текла из них недолго, сворачивалась в грязные катыши-комья. Умереть не удалось. Он не понимал почему. Но потом понял – им не нужна его смерть, им нужно что-то другое. И он увидел начало: когда первые распятые вдруг стали обвисать серыми морщинистыми мешками, надуваться, распухать, не умирая и почти не теряя сознания, как из прорывающихся дыр в их телах стали выскальзывать черные то ли змеи, то ли черви… Это было гадко и гнусно. Это было непонятно. А потом распяли его самого. Но он уже был не прежним Сержем Синицки, он становился чем-то другим. Разбухало брюхо, горели запястья, тянула вниз пудовая голова… и все шевелилось в мозгу что-то маленькое, вертлявое. Он не мог открыть глаз. Но стоило их прикрыть, как вставало перед мысленным, внутренним взором одно и то же – обескровленное, бледное лицо Таеки с выпученными от ужаса глазами.

• Предыдущая
• 18/111
• Следующая