Избранное - Петров Сергей - Страница 36

• Предыдущая
• 36/37
• Следующая

Это повышение артериального давления

и гормональная гиперфункция.

Затрудненное дыхание,

как при грудной жабе.

А все эти симптомы

свидетельствуют

о том, что Петрушка

влюбился.

ЧЕЛОВЕК СО ВСТУПИТЕЛЬНЫМ СЛОВОМ:

А балериночка идет по проволоке с зонтиком.

Такая, извините за выражение, экзотика.

ПИИТ:

Не героиня и не блядь,

не дева-поленица.

Ей суждено в себя влюблять,

но может полениться

изобразить ему на миг

Марину, Рину, Нату

и удалиться напрямик,

как в пропасть, по канату.

ДВЕ ГИТАРЫ:

Пароход идет «Анюта».

Волга-матушка река!

На ём розова каюта.

Заливает берега.

TUTTI:

Ах, с какой тоской,

с полной вытяжкой

кабак ревет,

питухи поют,

Петрушка бьет

и Петрушку бьют

на Тверской-Ямской

да на Питерской.

ТЕНОР (ПЕТРУШКА):

А балериночка

Мальвиночка,

ненаглядная девочка

идет по проволочке

в розовой юбочке

и кружевных панталончиках.

Сердце, тебе не хочется покоя.

TUTTI:

Сердце! Как тяжело на свете жить!

ТЕНОР:

Сердце! Вот, значит, ты какое!

Отказываешься, значит, мне служить.

TUTTI:

Ходит день-деньской

брав казак донской

в сбруе рыцарской

по Тверской-Ямской,

по Тверской-Ямской

да по Питерской.

ТОЛКОВНИК:

А балериночка

молча

идет по проволочке

и опускается

в черный ад

к арапу,

и длинноносый Петрушка,

как загрустивший Буратино

и потускневший

на похмельи

Блок,

боится сунуть нос

в их интимные отношения,

ибо он не сторонник реализма

и в балагане

у него

своя,

набеленная до боли,

нарумяненная до радости,

щемящая,

нос прищемляющая

правда.

БАС:

На земле весь род людской

пребывает в балагане

до последних содроганий.

TUTTI:

На Тверской-Ямской

да на Питерской.

ТЕНОР (ПЕТРУШКА):

Бегу бегом от жизни зычной

с засунутой в карман душой.

Я деревянный и тряпичный

с судьбишкой очень небольшой.

Так пусть же грянет гром кирпичный

и повернется вверх дырой,

к вам протянув, как руки, ноги,

языческие злые боги,

герой в страдательном залоге,

герой от горьких слез сырой

и в кровь расквашенный герой.

TUTTI:

Балаган ревет,

будто Страшный Суд,

где Петрушка бьет

и Петрушку бьют,

на Тверской-Ямской

да на Питерской.

БАРАБАН (АРАП):

Ах, собачий брех,

человечий страх!

Из-за трех Матрех

по сусалам трах!

TUTTI:

На Тверской-Ямской

да на Питерской.

БАРАБАН (АРАП):

Разудалый-удалой,

он с копыт долой,

а он брык с копыт

и, как пьяный, спит.

TUTTI:

На Тверской-Ямской

да на Питерской.

ПИИТ:

И пошел по мордасам разнос,

и, чтоб кончить с длинным вопросом,

натянули Петрушке нос,

и остался Петрушка с носом.

О том, что такое любовный дурман,

не судите простоволосо!

Сунул Петрушка нос в карман

и остался Петрушка без носа.

TUTTI:

Эх, грех, веселись!

Веселись, грех людской!

ТАРЕЛКИ:

Сифилис!

Сифилис!

TUTTI:

На Тверской-Ямской

да на Питерской.

ЧЕЛОВЕК СО ВСТУПИТЕЛЬНЫМ СЛОВОМ:

Всё это растолкую легко я.

ХОР:

Со святыми, Господи, упокой!

ТЕНОР:

Сердце! Тебе не хочется покоя.

ЧЕЛОВЕК СО ВСТУПИТЕЛЬНЫМ СЛОВОМ:

Да какой уж, прости Господи, в гробу покой!

ПИИТ:

Как вши под ноготь, богатыри,

посмевшие смерть переупрямить.

Долой героя!

ХОР:

Но ему сотвори

Вечную па-амять!

ПИИТ:

Лежит Петрушка безнос, безглас,

и хор безгласный ему как раз.

Плывет по волне голубой русалка,

а в итоге Божья рука да палка.

TUTTI:

Жалко!

РОЯЛЬ:

Тише вы, души! Хоронят героя.

Горе завей, иль запей, иль залей!

ПИИТ:

В драме любовной караются трое.

TUTTI:

В трауре кони. Петрушечья Троя

рушится.

ПИИТ:

Музыки мясо сырое

Трое

одров повезли в мавзолей.

ГЕНЕРАЛ:

Больше надрыву! И в прорву миноров!

Струнам повиснуть, как призракам кос!

ТЕНОР (ПЕТРУШКА):

Господи Боже! Пошли же ми норов

даже из гроба высунуть нос!

РОЯЛЬ:

В трауре кони. Рушится Троя.

Хоронят без мазей, костров и дров,

и в мавзолей провожают трое.

TUTTI:

Трое одров!

МЕДНЫЕ:

Были когда-то и мы гусаками…

Как нас дразнили на нашем веку!

Были когда-то и мы индюками!

В орденской мощи мы были и в силе,

павшую с клюва на шее носили

ленте подобную с кровью кишку.

Мы утопали и в славе, и в сале,

гогот гусиный шагал по земли.

Гоготом этим мы Римы спасали,

только вот третьего, ах, не спасли!

ПИИТ:

Лежит Петрушка, в гроб зажатый.

Любить — какое ремесло!

И с пьяной тенью провожатой

его в могилу понесло.

ЧЕЛОВЕК СО ВСТУПИТЕЛЬНЫМ СЛОВОМ:

Плачет кукольными слезами балериночка!

Очень хорошенькая, как картиночка.

И, как турецкий барабан, криволап,

в похоронную сторону драпает арап.

ТОЛКОВНИК:

Как уже было сказано,

то бишь сыграно,

трое в любовной драме покараны.

Любовь похоронят —

и будь здоров!

БАРАБАНЫ:

Трое одров!

TUTTI:

Были когда-то и мы барсуками

на лисьем, на рысьем, на волчьем меху.

В глазах окривелых торчали суками

и гайками жили со скрипом в цеху.

Мы испепеляли сердца без лучины,

на глупый предмет не расходуя дров.

Копыт не ломая, шагали мы чинно.

• Предыдущая
• 36/37
• Следующая