Хельмова дюжина красавиц. Дилогия (СИ) - Демина Карина - Страница 30

• Предыдущая
• 30/207
• Следующая

Ее собственные, аккуратные, прижатые к голове, говорили о врожденном упрямстве, недоверчивости и склонности к глубоким самокопаниям… у Лихослава уши были крупные, слегка оттопыренные со светлым пушком по краю. Переносица широкая. Скулы острые, а глаза слегка раскосые, к вискам приподнятые. Волосы светлые, длинные и с виду жесткие, что проволока.

— Нравлюсь? — естественно, Лихослав истолковал ее интерес по-своему.

— Нет, — искренне ответила Евдокия.

Мужчинам она не доверяла. А уж таким… располагающей внешности… да еще и в мундире если, не доверяла вдвойне.

Врут.

И этот не исключение.

— Надо же, а мне казалось, я подобрал ключ к вашему сердцу.

— Не вы, а крендель. И пять сребней, — не удержалась она от напоминания.

— Конечно, как я мог забыть!

Пять монет свежей чеканки, блестящих, с незатертым еще профилем Витольда Лукавого, легли на столик.

— Ваша… подопечная вас совсем не кормит?

Странный вопрос.

И взгляд этот… сочувствующий?

— Почему? Кормит, просто работы много, вот и не успела позавтракать.

— И часто у вас… много работы?

— Постоянно.

Лихослав скосил взгляд на руки. И Евдокия тоже посмотрела… нет, хорошие руки, с сильными квадратных очертаний ладонями, с пальцами тонкими, изящными даже, но не следовало этой изящностью обманываться. На левом мизинце блестит, переливается всеми оттенками зеленого камешек.

Интересный.

И камешек, и перстенек. Оправа простая, грубоватая даже, словно лил ее вовсе не ювелир… а камень? Что за он? Не изумруд, явно. Нет, Евдокия не специалистка, однако же не похож на изумруд. И на хризолит… ведьмавской хрусталь?

Вероятнее всего.

И на что заговорен?

Впрочем, вариантов не так уж много. И Евдокия, подавшись вперед, почти опираясь на столик грудью, томно взмахнула ресницами.

— Знаете, мне кажется, что я начинаю вам симпатизировать…

Камешек с готовностью покраснел.

Стало быть, ложь распознает… во всяком случае, откровенную. Лихослав перстенек прикрыл ладонью, но смущения не выказал.

— Устаревшая модель, — Евдокия сцепила руки.

Ее собственный амулет, сделанный в виде сапфировой капельки-подвески, прилип к коже и пока вел себя смирно.

— Вы закажите с привязкой на нагрев…

— Всенепременно, — пробурчал Лихослав, окидывая Евдокию новым цепким взглядом. — Только откуда у бедного улана деньги на новый амулет?

— Оттуда, откуда и на старый.

— В карты выиграл.

…не врет. Во всяком случае, не напрямую. Евдокии ли не знать, сколь разнообразна может быть ложь… впрочем, так даже интересней.

— Много играете? — поинтересовалась она.

— Не больше, чем другие…

— И часто вам везет?

— Случается. Кстати, мне казалось, что это я платил вам за ответы…

— Но вы же вопросов не задаете, так к чему время зря тратить? — Евдокия поставила монетку на ребро. — И все-таки, что вы хотели узнать?

— Вы и ваша подопечная… родственницы?

— Да.

— А мужчина, который… с вами…

— Ее отец. Да смотрите вы на свое колечко, не стесняйтесь.

…все равно, если Евдокия не захочет сказать правду, то найдет способ обойти. Маменькины партнеры, небось, все приходят, амулетами обвешавшись, и даже разлюбезный пан Острожский, мысли о котором не давали Евдокии покоя, не был исключением. Но ведьмовской хрусталь — игре не помеха.

— Отец? — Лихослав руку с руки убрал. — Он же эльф!

— И что? Считаете, что эльфы не способны иметь детей?

Смутился.

— Нет, но… она не похожа… нет, похожа, но… значит, отец? И сколько ей лет?

— Семнадцать. Скоро исполнится.

— Семнадцать… — задумчиво повторил Лихослав. — И в Познаньск вы отправляетесь…

— На конкурс красоты.

— Конкурс… красоты… и поиски подходящего супруга?

Евдокия лишь плечами пожала. Если ему нравится так думать, пускай себе.

— Полагаю, помимо красоты у вашей подопечной имеется неплохое… приданое?

Ну да, не душевными же качествами ему интересоваться.

— Имеется, — Евдокия погладила подвеску, которая оставалась холодна. — А вы, стало быть, приглядываете себе супругу?

— Приходится.

Очаровательная у него улыбка.

— Жизнь простого улана тяжела и затратна… сами знаете.

Не лжет.

Но и правды не говорит, играет, тем интересней. А про простого улана — ложь, фляга-то, которую Евдокии давал, недешевая. Заговоренная, но старого, если не старинного образца. Она из тех вещей, что хранят верность определенной крови, переходя из рук в руки.

А форма у него, хоть и по казенному образцу, но шита явно на заказ. Сукно хорошее, крашено ровно, уж Евдокия разбирается… и сапоги хромовые, новенькие… и перчатки… и сам он, точно с королевского плаката-воззвания сошедший.

Нет, непростой улан.

— Расскажите о себе, — попросила Евдокия.

— Зачем?

— Ну… должна же я знать, подходите ли вы Аленке.

— Даже так? Мне показалось, что вам…

— Все равно? Знаете, у вас премерзкая привычка недоговаривать фразы. Вы не пробовали от нее избавиться?

— Пробовал. Но, как говорит наш семейный доктор, consuetudo est altera natura[7].

Он вытянул ноги, а руки скрестил на груди, точно заслоняясь от Евдокии.

— Что же касается рассказа, то… увы, особо нечем вас порадовать. Точнее, я не представляю, что именно вас бы заинтересовало. Я появился на свет тридцать лет тому, в семье шляхтича… вторым сыном…

…то бишь, без права наследовать земли и родительское состояние, ежели такое имелось. В лучшем случае выделят ему деревеньку или поместье с худыми землями, велев пробиваться самому. А может, и этого не хватит, вот и записали младенчика в уланский полк, какое-никакое, а содержание…

…хотя не вяжется эта теория с хорошей одеждой…

…или играет? Сам же признался, но…

— Помимо меня в семье трое братьев и три сестры…

…плохо, значит, остатки состояния уйдут на то, чтобы наскрести более-менее достойное приданое. А еще девиц в свет вывести надобно, на невестину ярмарку, где, глядишь, и сыщется кто подходящего рода.

Лихослав усмехался.

И Евдокии стало вдруг стыдно за эти свои, пожалуй, чересчур практичные мысли. Прав Лютик, говоря, что порой она перестает за финансами людей видеть.

— Признаюсь, мой батюшка был довольно состоятельным человеком, однако… некоторые его слабости подорвали семейное благополучие…

…и ведь ни слова прямой лжи. Просто-таки подозрительной честности человек.

— Пытаясь его поправить, батюшка сделал несколько неудачных вложений и…

— Прогадал.

— Прогадал, — отозвался Лихослав, упираясь щепотью в упрямый свой подбородок. — Некоторое время мне удавалось поддерживать семью…

— В карты везло? — Евдокия не удержалась, но улан лишь плечами пожал и ответил:

— Вроде того… везло… но любое везение рано или поздно заканчивается. И боюсь, если в ближайшем будущем мы не найдем способ дела поправить, случится скандал.

Вот что их пугает.

Скандал.

Не разорение, нищета, которая вряд ли грозит, а скандал… как же, имя доброе… сплетни… не понимала этого Евдокия категорически.

— И вы сейчас намереваетесь поправить дела выгодным браком?

— Знаете, мне импонирует ваша догадливость, — Лихослав мял подбородок, и в этом Евдокии виделся признак нервозности. — Осуждаете?

— Нет.

Искать выгоды, хоть бы и в браке, нормально. И Лихослав вовсе не скрывает намерений, быть может, вовсе он не так и плох, как Евдокии представлялось изначально.

Брак… Аленка молода, красива… состоятельна…

Хорошая бы пара получилось.

— Двести тысяч злотней, — сказала Евдокия, глядя в синие глаза офицера. — И в перспективе доля в семейном предприятии.

— Большом?

— С годовым оборотом в полтора миллиона.

Приподнятая бровь.

И не стоит, пожалуй, озвучивать, что предприятие это, во многом усилиями Евдокии, обороты лишь набирает. А когда нормально заработают прикупленная давече суконная фабрика и канатный заводец, единственный на три воеводства, то доходы вырастут на треть…

• Предыдущая
• 30/207
• Следующая