Гончаров идет по следу - Петров Михаил - Страница 3

• Предыдущая
• 3/25
• Следующая

— Я не лягу, — твердо ответил непокорный. — Я лицензированный охранник. Вот вам мои документы, в них все указано.

Лучше бы он этого не говорил. Стоящий рядом омоновец резко, с наслаждением опустил на его бестолковую голову металлический приклад автомата. И поделом тебе, дубина стоеросовая! Не видишь, что ли, власть гулевает! Понимать должен! Впрочем, как и мы все. Все еще сидящие особы мужеского пола.

— Еще кто хочет? — спросил между тем победитель и, наткнувшись на мои глаза, заторопился к нашему столику.

Вид собственной крови всегда вызывал во мне жалость, поэтому, не желая испытывать судьбу, я, прихватив с собой Говорова, послушно улегся на пол. К сожалению, это нам не помогло. Мы немного опоздали, единожды настроившись, идиот в форме должен был исполнить задуманное. Он и исполнил добросовестно, со знанием дела и должным усердием. От боли я невольно выругался, за что был наказан вторично.

У Говорова при падении вывалился и отлетел к моему носу сотовый телефон. Я отлично видел, как башмак торжествующей нечисти со словами «Ой, наступил!» с каким-то болезненным удовольствием давит ни в чем не повинный аппарат.

Потом всех мужиков, а набралось нас человек двадцать, омоновцы запихали в автобус на задние сиденья, потому как места в партере занял сам карательный отряд.

— Довольно неумно с их стороны, — поделился я своими мыслями с притиснутым вплотную ко мне Говоровым. — Ведь они даже не удосужились нас обыскать, а вдруг у кого-то окажется оружие? Что тогда?

— Пистолет есть у меня, — задыхаясь, с трудом ответил он. — Только стрелять в этих кретинов, у которых вместо головы мускулис глитеус, я не собираюсь. Кстати, вот вам один из ответов на ваш вопрос, почему я не обратился в милицию. Куда и зачем нас везут?

— Я знаю ровно столько же, сколько и вы. Скорее всего, продержат до утра за решеткой, потом откатают пальчики, установят личность и, поддав под зад, отпустят с Богом. Если нам крупно повезет, то могут даже извиниться.

— В гробу я видал все их извинения. Не понимаю, зачем все это?

— На этот вопрос я ответить затрудняюсь. Очевидно, чья-то светлая голова разработала гениальный план «Блицкригньюрашенбандитен» и мы стали ее первыми жертвами. Впрочем, скоро мы все увидим сами.

В своих прогнозах ошибся я изрядно. Завели нас не в камеру, а в обычную комнату на первом этаже, причем на окнах не имелось даже плохоньких решеток. В полушпагате поставили мордами к стене и велели не шевелиться, а в случае невыполнения приказа обещали пожизненные проблемы с гениталиями. Простояв в такой нелепой позе около получаса, не чувствуя за спиной наших извергов, мы стали потихоньку шевелиться и подавать признаки жизни, пытаясь разогнать застоявшуюся кровь. Еще минут через двадцать мы дружно сидели на полу, обсуждая недоеденный ужин и покинутых подруг. Наконец появились какой-то господин в штатском и пленивший нас лейтенант. Задав нам несколько вопросов, господин долго и нецензурно материл лейтенанта, а потом, извинившись, отпустил нас на все четыре стороны.

Поблагодарив его за приятно проведенный вечер, мы толпой освобожденных узников ломанулись к выходу, где нас уже поджидали женщины.

— Господин Гончаров, когда же мы закончим наш разговор?

— Наверное, завтра там же.

— Ну уж нет, это слишком, в понедельник с утра жду вас у себя в кабинете.

Откланявшись, Говоров с дамой побрели в свою сторону, а мы, измотанные и злые, с трудом поймав машину, отправились домой. В два часа ночи родной обшарпанный лифт почему-то наотрез отказался выполнять свои обязанности. Проклиная все на свете, а особенно лифтовое хозяйство и крутой ОМОН, мы потащились наверх. Милка совсем раскисла и отставала от меня по крайней мере на пролет, поэтому, достигнув промежуточной площадки шестого этажа, я первым увидел красивые женские сапоги, которые, вопреки законам природы, не упирались в ступеньки уходившего вверх марша. Они как бы зависли над лестницей и, едва заметно покачиваясь, плыли в воздухе. Задрав голову, я констатировал, что над сапогами есть еще и шуба, а присмотревшись внимательнее, понял, что у всех этих вещей имелась и хозяйка. Или была, тут уж как хотите. Именно она, одетая во все это добро, сбычив голову, смотрела на меня сверху вниз. Казалось, ее черные стеклянные глаза вот-вот выпрыгнут из орбит и с веселым перезвоном зацокают по ступенькам. Туалет черноглазой блондинки довершал белый шерстяной шарф. Именно он, привязанный вверху за перила, и не давал ей как следует встать на ноги.

— Господи, что это? — глупо спросила подоспевшая Милка.

— Это мертвая женщина. Тебе шубка нужна? — попытался сострить я. — А чего, хорошая шубка. Ей-то она все равно без надобности, а тебе как раз впору будет.

— Идиот. Открывай дверь и вызывай ментов. Сегодня какой-то сумасшедший день.

— Не день, а ночь, но ментов я все равно вызывать не буду, я сыт ими по горло. Поручаю это тебе. После избиения и долгого лежания на полу я должен принять горячую ванну и выпить чашечку горячей водки, иначе я просто умру и твоя старость будет грустна и одинока. Кстати, а тебе не знакома эта висящая дама? — уже в квартире спросил я.

— Нет, к твоему великому сожалению, не знакома.

— Почему же к сожалению, да еще и великому?

— Потому что у тебя нет лишнего повода надо мною поиздеваться.

— Интересно бы узнать, почему эта милашка позволила себе такую бестактность, как повеситься в нашем подъезде? Неужели не могла найти себе приличного пустыря или удобного подвала? Там бы и вешалась, как это делают сотни других воспитанных женщин.

— Может быть, была здесь у кого-то в гостях, а скорее всего, ее просто повесили.

— Ты права, мой друг, логики тебе не занимать. Принеси-ка мне огурчик, а пока я буду его кушать, наполни мне горячую ванну с ароматическими добавками.

Прибывшая на место происшествия знакомая уже опергруппа мытарила нас до глубокой ночи. Им почему-то очень хотелось привязать несчастную висельницу к вчерашнему ограблению нашей квартиры, а потом всю эту виноградную гроздь как-то подвесить мне на грудь. Хорошо, что дурацкая операция омоновцев, прервавшая наш ужин, исключала такую возможность в самом зародыше. Воистину, все, что ни делается, делается к лучшему в этом прекраснейшем из миров.

Возможно, сама висельница думает по-другому, но теперь свои пожелания она может высказать только в заоблачном департаменте.

Кто она такая, откуда и какого роду-племени, выяснить не удалось. Карманы покойной были абсолютно чисты, и это подтверждало мысль, что повесилась она не по собственному желанию, видимо, кто-то в ее смерти был очень заинтересован. На это же указывали следы волочения. Откуда и куда они вели, меня мало интересовало, поскольку и своих проблем было по горло. Откланявшись и пожелав оперативникам блестящих результатов, я до утра торопливо погрузился в глубокий и освежающий сон.

Резиденция господина Говорова располагалась в длинном, недавно отремонтированном бараке на окраине города. От основной магистрали к нему вела узкая километровая дорога с грязной обочиной и уродливыми деревьями. На преуспевающую фирму его контора как-то не походила. Даже несмотря на то, что внутри помещение оказалось вполне современным, чувствовалась некоторая ущербность или преднамеренная скупость. Единственное, что радовало глаз, так это семнадцатилетнее чудо под названием Лоренс. Очевидно, секретарку звали Лариской, но для большего эффекта и звучности она перекрестила себя на заморский лад. Строго вписав мои анкетные данные и время посещения в книгу регистрации, она проводила меня в кабинет шефа, особой роскошью тоже не отличавшийся.

— Небогато живете, Игорь Викторович, — вместо приветствия, заметил я.

— А зачем мозолить людям глаза, вызывая ненужное раздражение? Рабочие всегда с большей симпатией относятся к руководителю, живущему так же просто, как и они, хотя бы внешне. Я понимаю, что это показуха, но она действует, а это главное. Лоренс, меня сорок минут ни для кого нет.

• Предыдущая
• 3/25
• Следующая