Григорий Сковорода - Табачников Исай Аронович - Страница 28

Да, этот вопрос всего более волновал Сковороду. Его внутренний мир очень широк и глубок, раздумия его охватывали мироздание, человеческое общество, человека. Но в центре всех его помыслов была жизнь человека и общества, общества и человека. Он был проникнут любовью к своему народу, вся система его философских и общественных воззрений вращалась вокруг этой оси. Он переживал трагедию своего народа, еще более его волновало грядущее народа. Он отдал свою жизнь тому, чтобы народ проснулся от вековой спячки, прозрел; он стремился просветить народ: «Обучатися и купно обучати братию добродетели: якоже свыше заповедано мне; сей мой есть и жребий и конец и плод жизни и трудов моих успокоение» (58, стр. 153).

Это, конечно, не значит, что украинский мыслитель и гуманист пренебрежительно относился к другим народам. Ему чуждо было малейшее проявление национализма и национальной ограниченности. В равной мере он порицал тех, кто пренебрежительно относился к своему и к другим народам. Украину и украинский народ он не отделял от России и русского народа. Бесконечно любя Украину и «Русь святую», он во многих своих произведениях[24] с огромной болью писал о язвах, разъедавших их общественную жизнь. Его мучительные переживания, вызванные положением народа, стали достоянием не только довольно узкого круга людей, которые обладали рукописями Сковороды или читали их. Молва об этом разошлась среди народа. Сковорода скорбел по поводу того, что его прекрасная родина находится в руках «гогочущих», «алчных» и «лукавых» «обезьян», «змиев», «крокодилов» — дворянства, помещиков, духовенства и чиновников, истязавших народ и разорявших страну.

Вместе с тем он выступал против тех, кто утверждал, будто верхушечная часть общества — дворянство, чиновники и духовенство представляют людей особой крови, вышедших не из народа, стоящих над народом. Он был убежден, что господствующие классы не свалились невесть откуда. Он высказывал догадку о том, что некогда произошло расчленение общества на классы, что люди отличаются не биологическими особенностями, а именно их положением в обществе; лишь «барская умность» может предположить, будто деление народа на «черную» и «белую» кость — результат божественного предначертания.

Сковорода видел, что «простой народ» подавлен или, как он говорил, «…простой народ спит», но он не сомневался, что народ проснется. Об этом он говорил уже в начале своего творчества, в первых своих произведениях, говорил об этом почти во всех своих работах. Но на вопрос о том, как произойдет это пробуждение, как народ «забодрствует», какими путями народ сможет освободиться и сбросить ярмо тех, кто усыплял его и владычествовал над ним в продолжение долгих веков, каково будет новое общественное устройство, — на все эти вопросы он прямого ответа не давал, да и не мог дать.

Отсюда не следует, что Сковорода не сделал попытки дать ответы на эти мучившие его и весь народ вопросы. Другое дело, что в своих ответах на эти вопросы, в своей положительной программе он был утопичен и представления его были полны иллюзий.

Каковы же общественные идеалы Сковороды, к осуществлению которых он так страстно стремился? Каким вырисовывалось грядущее народа?

Сковорода отрицал и бичевал современное ему общество как негодное и искал лучших форм человеческого общежития. Не верил он и в мистически-потусторонний мир и также отрицал его. «Новый мир» необходимо искать «там, где старое небо и земля» (15, стр. 191), ибо «старый мир» есть «тень», которая «проходит и не постоянствует» (15, стр. 192). «Старый мир» — «зло», «новый мир» — «добро», «старый мир» временен и преходящ, «новый мир» будет прочным. Однако если «новый мир» надо искать не в потустороннем царстве, а на земле, в «старом мире», то отсюда, естественно, вытекал вывод, что в «злом» необходимо найти «доброе». Поэтому «новый мир» и счастье находятся везде, «под носом у тебе» (15, стр. 191).

Мыслитель простодушно верил в то, что новая форма общежития наступит тогда, когда люди, познав «зло», отбросят его, тогда же восторжествует «добро». Он мечтал о «Горней Руси» с республиканской формой правления. Тогда она станет «Горней Республикой». Это время наступит с освобождением человека от скверны старого общества: «…новому новое дай, чистому — чистое» (15, стр. 145).

Сковороде свойствен был исторический оптимизм, который зиждился на глубокой вере в творческие возможности народных масс. Силы народа являются залогом того, что Русь и народ русский увидят лучшее будущее, где не будет «тирании», «подлаго», «низменнаго», «грязнаго», «хамскаго», «златожажднаго», «льстиваго», «лживаго», — всего того, что составляло пороки современного ему общества.

Он наивно полагал, что людям достаточно отбросить все «плотское», «материальное», освободиться от подлости старого, раскрыть свою духовную сущность, чтобы построить «новую храмину» «Горней Руси» с новыми формами человеческого общежития.

Веря в «доброе» начало, в человеческое «сердце», он заявлял, что оно есть «гавань моя! Гавань веры, любви и надежды!» Когда люди преодолеют стремления «хамского сердца», тогда «чистое сердце» откроет им путь в «блаженное царство светлыя» (15, стр. 185), тогда люди смогут основать «нашего щастия храмину» (15, стр. 163). Счастье необходимо искать не в новой стране, не в Америке и не в других странах и мирах, не вне себя, — напротив: новое необходимо искать в старом, в самом себе, в сердце своем.

Отрицая спасение в официальной религии, Сковорода в то же время часто «христианизировал» свои «рецепты» спасения общества и облекал их в форму подновленной религии — религии «истины», «добродетели», «правды» и «дружбы». Вместо того чтобы поставить вопрос о завоевании народом общественных богатств, он противопоставил богатству любовь к нищете, эксплуатации и угнетению — христианские принципы «терпеливости» и «смирения», общественным порокам и развращенности — ту же, но несколько подновленную христианскую мораль «целомудрия» (15, стр. 180).

Не освободившись от элементов библейского мистицизма, Сковорода облекал в теологическую форму свое представление о будущем общественном устройстве, называя новое общество «миром первородным» (15, стр. 232); в нем не будет «ни болезни, ни печали, ни воздихания» (15, стр. 233). Несмотря на свою критику Библии, он толковал ее по-своему и говорил, что «Библиа есть новый мир и люд божий, земля живых, страна и царство любви, горний Иерусалим» (15, стр. 415), что она ведет в «горния страны и чистый край» (15, стр. 422), «в страну совершеннаго мира и свободы» (15, стр. 423).

Впрочем, догадываясь, что все это является слишком абстрактным и искусственным, философ все же пытался дать некое реальное основание предполагаемому им новому общественному устройству и говорил, что оно основано на совместном труде. Совместный ТРУД — источник благополучия людей и их счастья.

Сковорода не высказал в собранном виде в каком-либо определенном произведении свои представления о том общественном устройстве, о котором он мечтал и к которому стремился. Его высказывания о будущих формах общежития разбросаны в различных произведениях, как, например, в «Наркиссе», «Асхани», «Разговоре пяти путников о истинном щастии в жизни», «Беседе, нареченной двое», в «Жене Лотовой», «Алфавите, или Букваре мира», «Иконе Алкивиадской», «Потопе змиином» и во многих других произведениях и притчах. Поэтому картину предполагаемого им будущего общественного устройства можно представить только по отдельным высказываниям, разбросанным в различных его философских и литературных произведениях. В произведении «Алфавит, или Букварь мира», например, он выдвигает глубокую и диалектическую мысль по вопросу о равенстве. Правда, эти мысли сопряжены были не с будущим общественным устройством, а со «сродностью», с расположением к определенному виду труда, однако и этот вопрос имеет прямое отношение к его воззрениям на будущее общество. Так вот, говоря о равенстве, он утверждал, что только «неравное всем равенство» является действительным равенством, иллюстрируя это положение в образной форме: вокруг фонтана стоят неравные сосуды различных размеров, в равной мере наполняющиеся до краев сообразно со своей величиной.