Золото мертвых - Прозоров Александр Дмитриевич - Страница 11

– Да, это неодолимое противоречие, – с готовностью признал барон. – Коли выковать броню, неуязвимую для удара, ее оказывается невозможно ни поднять, ни носить. А коли ковать ту, что не утомляет в битве, – ее легко проткнуть любым стилетом. Вы знаете, князь, швейцарские наемники вовсе никогда не носят доспехов. Они утверждают, что в бою легче выжить подвижному воину, нежели закованному в железо. И уже не раз наносили поражение лучшим армиям Швабского союза.[10]

– Забавно, – рассмеялся Андрей. – Похоже, им никогда не доводилось стоять под татарскими стрелами или в плотном строю.

– Вы с ними не согласны, князь? – пристроился рядом с едущим шагом Зверевым барон. – Я слышал, русские тоже не носят брони.

– Русские не носят кирас и доспехов, – поправил Андрей. – Мы предпочитаем гибкую броню. В ней и из лука стрелять сподручнее, и в сече вертеться проще. Опять же мало кто носит поножи и наручи, предпочитаем сделать бахтерец покрепче.

– Но ведь так легко лишиться руки или ноги!

– Ничего не поделать, барон. – Зверев потрепал отдыхающего на медленном шаге гнедого по шее. – Нельзя повесить на человека больше двух пудов железа и надеяться, что он сможет сражаться. А значит, придется делать или одну толстую железку, или много тоненьких. Потому-то и кирасы у вас толще миллиметра не куются, что еще наручи и поножи рыцарю привесить нужно. У нас же на трехслойном бахтерце каждая из пластин крепче будет. А они еще и перехлестываются!

– Ваши речи выглядят куда старше вас, князь Андрей, – согласился барон Ральф. – Мне не часто приходилось встречать таких мудрых людей. Я уверен, мой король, Кристиан Ольденбургский был бы рад видеть вас среди своих друзей.

– Мое почтение королю датскому, – широко усмехнулся князь Сакульский, – но, боюсь, мы никогда не увидимся. Вряд ли я когда-либо попаду в Данию, и вряд ли его величество когда-либо навестит мое княжество.

– Кто знает, кто знает, – не согласился иноземец. – Жизнь длинна, а повороты ее иной раз столь затейливы… К тому же дружба с королями порою бывает весьма выгодна. Например, некие земли в русских имениях удивительно безлюдны. И где может найти для себя рабов обычный боярин? В стычках на востоке ничем не разживешься, кочевника невозможно превратить в пахаря. Его проще убить, нежели запрячь в соху. На западе каждый шляхтич готов скорее зарезать своих смердов, нежели отдать московитам. Без большой войны здесь пленников не добыть. Ведь так, княже?

Андрей промолчал. Все перечисленные способы увеличить население княжества долгой зимой обсуждались им с боярином Василием Ярославовичем не раз – и каждый раз отвергались как раз по этим причинам.

– Между тем на рубежах моей любимой славной Дании не первый год кипит смута, – продолжил барон. – В лоне церкви лютеране и кальвинисты бунтуют против римской власти и ее таинств, вне церкви одни христиане именем Христа убивают и разоряют других христиан, тысячами продавая несчастных в рабство, и изрядная часть этих рабов попадает на рынки Орхуса, Свенборга и Гессера. И хотя продавать людей в Московию запрещено во всех ганзейских и датских портах, слово короля может иметь очень большое значение. К тому же для своих друзей король может пойти на некие расходы и одолжить, скажем, сто талеров серебром. Этого вполне хватит, чтобы заселить среднюю датскую деревню.

– Король Кристиан намерен платить русским князьям? – не поверил своим ушам Зверев. – Он надеется набрать здесь армию? Боюсь, его казны не хватит даже на татар. Я не раз слышал об английских, немецких, французских, шведских наемниках, что служили на Руси, но никогда не читал о русских наемниках в Европе. К тому же мы привыкли проливать кровь не за золото, а за честь. Честный же человек может служить только России.

– Ну, что вы, князь, – засмеялся барон. – У короля и близко нет таких мыслей. Он не пытается перекупить вас, князь Андрей. Это серебро будет всего лишь знаком дружбы. Подумайте, князь. Сто талеров – это цена целой деревни. Это стоимость воинского снаряжения от лучших мастеров либо половина цены добротного ганзейского кога.

– Вы хотите сказать, барон Ральф, что датский король успел узнать про меня так много, что готов не глядя осыпать золотом? – как можно спокойнее поинтересовался Зверев.

– Не обязательно о вас, князь, – медленно, взвешивая каждое слово, ответил датчанин. – Имелись рекомендации многих знающих людей. Опять же, слово князя Юрия Друцкого значит очень и очень многое.

– Друцкий… – задумчиво пробормотал Зверев. – Вот, значит, чья тут лапка волосатая проглядывает.

То, что его вербовали, покупали самым беззастенчивым образом, Андрей понял уже давно, с первых фраз. Барон не разговаривал – барон подлизывался, втирался, как сальный винт в колесную чеку. Не понимал Зверев одного: зачем он мог понадобиться датчанам? Какое им дело до хозяина затерянного среди каменистых карельских проток безлюдного княжества? Или ловкий родич просто давал возможность молодым супругам поправить свои дела за счет чужой казны? Сто талеров… Сто талеров на дороге не валяются. Особенно в их положении. Это целая деревня с населением из пятидесяти, а то и ста смердов – смотря почем сейчас идут невольники в Европе. Это морской ушкуй, на который у отца не хватает денег. Но что взамен? Как ни ловок князь Юрий, датчане тоже не такие дураки, чтобы одаривать щедрой рукой совсем ненужного человека. Что-то они должны на этом иметь…

«А вдруг… – Андрей похолодел от неожиданной мысли. – А вдруг большая война уже готовится? Но начнется она не с Польшей и Османской империей, а здесь, на севере? Быть может, датчане готовят измену уже сейчас, заранее? И когда армии сойдутся для битвы, окажется, что половина русских воевод не намерены побеждать своих поработителей? Несколько сотен князя Друцкого, полсотни боярина Лисьина, еще столько же его, князя Сакульского. Сотня там, сотня здесь – что будет с Русью, если хотя бы половина бояр в решительный час вдруг откажутся идти в битву?»

– Ваши посулы, барон, очень похожи на приглашение к предательству, – немедленно отчеканил Зверев. – Для меня нет иного господина, кроме московского царя, и иной родины, кроме Руси. Я достаточно ясно выразил свою мысль?

– Какое предательство, помилуй Бог?! – всплеснул руками иноземец. – Вы же вольный дворянин, княже! Свободный человек!

Как ни забавно это звучало, но это было правдой. Средние века жили иной моралью, нежели станут жить далекие потомки. Это в двадцатом веке англичанин, перешедший к немцам, или вьетнамец, служащий американцам, однозначно считались предателями, подонками и безродным отребьем. В нынешнем времени дворянин имел право сам выбирать господина. Вот перешли князь Друцкий и князь Воротынский из-под литовской руки под московскую – ну и что? Такова их вольная воля. Какая разница, воюет Москва с Литвой или нет? Воевали на одной стороне честно, теперь так же честно против бывших друзей драться станут. И ведь такое, случалось, прямо во время битвы «вольные дворяне» отчебучивали!

– Я уже год, как не свободный человек, – покачал головой Зверев. – Я дал клятву верности государю московскому Иоанну Четвертому. У меня есть только одно честное слово, барон. И я его уже дал!

Князь Сакульский отпустил повод и помчался сквозь кусты к яркой, похожей в солнечном свете на огромный изумруд, фигуре Федора Друцкого в нарядном зипуне, так ни разу и не заехавшего с поля в кустарник. Княжич гарцевал неподалеку от своих людей, дожидавшихся помощи после схватки с длинноухими трусишками.

Андрей спешился возле них, присел рядом с телохранителем хозяйского сына, прощупал ногу, на которую тот прихрамывал, повернул из стороны в сторону:

– Вроде целое все, боярин. Чего болит?

– Да вот, от бедра. И дышать больно за грудиной.

– Понял. С ногой скорее просто ушиб, а вот ребра могли и пострадать. Надо плотно грудь обмотать, чтобы не сдвигались, коли сломаны. Есть ткань какая-нибудь?

– Откуда, княже? Чай, не в поход ратный, на охоту сбирались.