Посрамитель шайтана - Белянин Андрей Олегович - Страница 44

• Предыдущая
• 44/56
• Следующая

Вот именно по причине отсутствия сна он и заметил сутулую фигуру с рожками, настороженно пристраивающуюся к спящему Аслан-бею.

— Опять ты?

— Э-э… опять я. А что не нравится-то?! — на секунду стушевался нечистый. — Это моя территория, и мой долг, в конце… э-э… концов! Он же не твой друг, почему же ему… э-э… не налить?

— Надоел ты нам хуже горькой редьки… — Лев заинтересованно приподнялся на локте и поманил нечистого пальчиком. — Иди сюда, не бойся, только тихо, наших не разбуди. Вот скажи мне по-хорошему, ты только до нас так упёрто докапываешься или вообще работа такая?

— Э-э… работа, конечно, в первую очередь. — Подумав, хвостатый приблизился и сел на корточки рядом с Оболенским. — Дел много, уважения никакого, но мой труд помогает людям… э-э… лучше оценить деяния Аллаха! Поэтому меня нельзя всё время… э-э… обижать куда не следует…

— Да что ты говоришь? И сам Аллах тебя держит напоказ, чтоб люди лучше ценили его милосердие?! Типа как злобную мартышку на привязи — молитесь мне, а не то шайтана напущу! Ну-ка, ну-ка, ну-ка, давай на эту тему поподробнее…

— Э-э… с какого момента? — уточнил злой гений человечества, несколько пританцовывая на месте. Видимо, ему и впрямь было что налить и эта проблема явно давила, но удержаться от лекции на богословскую тему не может ни один шайтан ни в одной религии мира…

— А с самого начала! Любопытно послушать вашу версию, нашу я знаю…

— Э-э… когда Аллах, всесильный и всемогущий, создал из эфира ангелов, из огня — джиннов, а из воды — людей, то я, э-э… как его лучший друг, ученик и сподвижник, решил чуточку… э-э… улучшить мир. Ибо даже у Всевышнего не хватало времени на всё, и он… э-э… обратился ко мне с просьбой…

— А без брехни?

— Без брехни? Ну, тогда Аллаху мои труды почему-то… э-э… не понравились, не устроило что-то его! — разгорячился нечистый. — Но я честно… э-э… сказал ему, что тогда буду смущать и искушать мусульман. А он мне при всех как даст… э-э… особые полномочия! И ныне, вплоть до Страшного суда, я вправе… э-э… Ой, давай, я сейчас хоть кому-нибудь налью в уши и продолжим?!

— Нет-нет, минуточку. Сначала ответь на один жизненно важный вопрос, можно коротенько, в три предложения. Вот ты ведь, по сути, у нас один, а мусульман, проспавших намаз, — полно… Как у тебя на всех… ну, этой… жидкости хватает? Много пива пьёшь перед сном…

— Вай мэ, — даже где-то покраснел рогатый. — Это… э-э… интимная часть внутренней физиологии шайтанов. Если очень надо — у меня на весь мусульманский мир… э-э… хватит!

— То есть, — логично прикинул Лев, — если человек где-то на семьдесят процентов состоит из воды, то ты состоишь из… угадал?!

— Таков я по воле неба и собственной… э-э… гордыни, а сейчас я всё-таки…

— Ал-ла-а-а бисмилляи! — с первыми лучами солнца взлетело над просыпающимся караваном. Пески озарились золотом, животные подняли головы, люди склонялись в молитве Аллаху. Шайтан ойкнул и исчез…

— Опоздунов нигде не любят, — зевая, резюмировал Оболенский. — Ну до чего же доверчивый бес пошёл, аж неудобно, заболтал аки младенца… Подъём, братва! Молиться пора! Воздадим благодарность Всевышнему за хорошее утро и помощь в посрамлении всех происков нечистого, аминь!

…Рассказ о том, как они вместе с ослиным караваном добирались до назначенного пункта, был бы, может, и поучительным, но нудным. В чисто воспитательных целях наши герои заставляли горделивого Аслан-бея помогать караванщикам, расчёсывать хвост рыжей кобыле, говорить всем «спасибо, пожалуйста, будьте любезны» и «не стоит благодарности, я и так счастлив самой возможностью вам услужить»! Не то чтобы за столь короткий период они сделали из него приличного человека, но даже придирчивый Ходжа вынужденно признал, что «пациент не безнадёжен», и удвоил усилия.

…Высокие башни праздничного Самарканда показались уже ближе к ночи. Караванщики торопились, но гружёные ослы — существа ещё более упрямые, чем верблюды. К тому же ещё куда более зависящие от перепадов настроения, а оно у ослов под вечер падает хуже барометра. Короче, несмотря на все понукания и пинки, к городу они выбрались слишком поздно — центральные ворота закрылись с полчаса назад.

— Я знаю маленькую калиточку у северной стены, — тихо предложил всё ещё начальник городской стражи Коканда. — За пять таньга с носа нас пропустят внутрь.

— Воистину один шакал всегда знает, куда лизнуть другого шакала, — туманно изрёк домулло и уточнил: — А откуда мы возьмём требуемые пятнадцать таньга, уважаемый?

— Вах, разве ваш Багдадский вор не может украсть их сию же минуту?!

— Лёва-джан, прочти этому слуге закона коротенькую лекцию о грехе воровства, но только без подзатыльников.

— Почему? — делано изумился Лев.

— Потому, что эхо от ударов по столь пустой голове перебудит весь Самарканд! Не надо портить людям заслуженный отдых ради сомнительного удовольствия…

— А если не поможет?

— Тогда пороть! — определившись, Ходжа направился к караванщикам и присел невдалеке от общего костра. Так, чтобы и не светить «особо разыскиваемой» физиономией, но без напряга слушать все разговоры. А разговоры были интересные, ибо к большому огню подтянулись два бродячих дервиша, запоздалые охотники, нищий старик и несколько табунщиков-арабов, тоже вынужденных заночевать под узорными стенами города. Самые свежие сплетни, как всегда, разносили вездесущие дервиши:

— А ведомо ли вам, правоверные, что не далее как несколько дней назад в благословенном Коканде объявился бесчестный Багдадский вор и натворил великое число шалостей и плутней?!

— Вах…

— Говорят, он проник во дворец самого султана и бесстыже кривлялся там в женском платье, покуда доблестный властитель отважно не повелел ему уйти…

— Что он и сделал, — не удержался язвительный домулло, — прихватив у отважного султана здоровенный кошель с золотом! Чисто конкретно, на память…

— А ещё он пробрался прямо в общеизвестную баню, где смущал истинных мусульман безответственным видом нижних штанов и непотребными стихами о мужской любви!..

— Вах, вах, вах, — вновь раскудахтались слушатели.

— Однако храбрейший глава кокандской стражи ворвался туда, подобно гневному соколу, и с позором изгнал злодея с глаз правоверных!

— Ещё с каким позором!.. Ведь храбрейший страж открыто угрожал ему тем впечатляющим оружием, которым его щедро одарила природа, но которое шариат не советует обнажать без дела…

Народ уже явно начал прислушиваться к Насреддину, так как именно его тихое слово, не мешая нити рассказа, тем не менее вносило свой уточняюще-меткий стежок. Дервиши краснели, хмурились, косились на смиренного шутника, но удержаться уже не могли.

— А известно ли почтеннейшим, что едва ли не позавчера из-за этого гнусного оскорбителя заповедей Корана сам шайтан обрушил свой гнев на безвинный оазис с четырьмя колодцами и наконец-то избавил всех честных людей от Багдадского вора? Говорят, он визжал и плакал, когда нечистый волок его в огненную бездну…

— Вай мэ? — Все дружненько обернулись к домулло.

— Вообще-то, визжал и плакал сам шайтан, когда нога Багдадского вора так пнула его в порочную задницу, что, пролетев мимо облаков, он ударился рогатой башкой о луну и набил здоровенную шишку!

— Чем докажешь?! — взвились дервиши, пытаясь перекричать гогот караванщиков.

— Луна ущербна, во-о-он тот уголок явно совпадает по размерам с шишкой шайтана, — легко парировал Ходжа. — А заодно и с вашими ущербными мозгами…

Хохот взлетел до небес! Я же говорил, в те времена чувство юмора было простым и незатейливым. Тем более что аудитория жаждала развлечений и была искренне рада самой незамысловатой шутке. Ходже бесплатно вручили большую миску плова, пиалу с простоквашей и пригласили поближе к огню. Еду он взял, а от «садись поближе» разумно отказался, но на всякий случай подкинул один провокационный вопросик тем же дервишам:

• Предыдущая
• 44/56
• Следующая