Выбери любимый жанр

Признак высшего ведьмовства - Первухина Надежда Валентиновна - Страница 48

Изменить размер шрифта:

«Der Professor der Mathematik Sofia Kowalewskaja».

– Я заказала написать этот портрет очень хорошему живописцу, – для чего-то говорит тетя.

– Я вижу, – шепчет девочка. – Она… так прекрасна. Как будто живая и сейчас заговорит со мной.

Шарлотта бросается к тетке на шею:

– Я вам так благодарна, милая тетя! Можно этот портрет прямо сейчас повесить в моей комнате?

– Значит, тебе понравился мой подарок?

– У меня нет слов, чтобы выразить, как он прекрасен! Так можно повесить портрет прямо сейчас? Я могу сама…

– Что за феминистические замашки, детка?! Женщина может все, но некоторые вещи лучше позволять делать мужчинам…

– Ха-ха-ха! – смеется Шарлотта, впрочем не поняв тонкости шутки тети Бригитты.

– Я позвоню в садовый домик нашему Отто, – говорит тетя, – он немедленно придет и сделает все, что ты пожелаешь. А мы подарим за это Отто бутылку бургундского. Все-таки Рождество!

Меланхоличный и немного нетрезвый Отто, исполняющий в доме тети Бригитты роль слесаря, уборщика садовых дорожек и вообще человека на все руки, явился по первому зову. Поздравил тетю и племянницу с праздником, спросил, что угодно.

– Нужно повесить этот портрет в моей комнате, – сказала Шарлотта. – Прямо сейчас. Отто, пожалуйста…

– Будет сделано, фройляйн.

… Когда портрет Софьи Ковалевской воцарился в комнате Шарлотты, девочке показалось, что от лица этой мудрой и прекрасной женщины исходит неземное сияние. Девочка стояла посреди комнаты, не в силах отвести взгляда от портрета, хотя снизу ее звала тетя Бригитта – пить чай со сдобой.

– Простите, фрау Ковалевская, – тихо сказала маленькая Шарлотта женщине на портрете. – Мне нужно идти, тетя зовет. Но я вернусь.

Шарлотта шагнула к двери, и тут ей показалось…

Хотя, возможно, это был отсвет уличной иллюминации, украшавшей дом…

Шарлотте показалось, что женщина на портрете едва заметно кивнула ей.

Девочка тогда послушно пила чай с тетей, поддерживала беседу, в которой тетя Бригитта мечтала поскорей заняться саженцами новой розы… Но мысли Шарлотты были в комнате наверху, где со стены задумчиво взирал на мир портрет Софьи Ковалевской.

Наконец чаепитие закончилось. Тетя и племянница пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по спальням. Впрочем, Шарлотта в своей спальне только выжидала момента, когда уснет тетя Бригитта. Едва в доме раздался мощный, никакими стенами не сдерживаемый тетин храп, Шарлотта вскочила с постели и, стараясь не шуметь, отправилась в свою комнату для занятий, которую тетя гордо именовала «кабинетом будущего светила науки».

Едва Шарлотта вошла в комнату, как ее пронзил мгновенный страх – а вдруг портрета вовсе нет? Но нет. портрет был на месте, и королева математики по-прежнему мудро взирала с него.

– Тебе не кажется, что живописец сделал меня чересчур красивой? – раздался позади Шарлотты мягкий, удивительно чистый голос.

Шарлотта резко обернулась. Она хотела испугаться, но неизвестно по какой причине в сердце девочки но оказалось и капли страха. Она увидела сидящую в компьютерном кресле женщину – в строгом длинном платье и с высокой прической. И лицо этой женщины маленькая Шарлотта узнала бы из тысячи лиц.

– Давайте знакомиться, – улыбнулась женщина. Кстати, она превосходно говорила по-немецки. – Меня зовут…

– Софья Ковалевская! – выпалила Шарлотта. – Вы гений математики и физики! Я читала ваши работы: «К теории дифференциальных уравнений в частных производных», «О приведении одного класса абе-левых интегралов к интегралам эллиптическим» и «Дополнения и замечания к исследованию Лапласа о форме кольца Сатурна».

– Я поражена, – сказала Ковалевская. – Ваш юный возраст и мои работы… Как вас зовут, милая девушка?

– Шарлотта Шпайер. – Девочка сделала книксен.

– Пожалуйста, присядьте, Шарлотта, – сказала Ковалевская. – Я вижу в вас незаурядные способности. Итак, вы неравнодушны к математике?

– Да! – воскликнула Шарлотта.

– В таком случае позвольте мне быть вашей наставницей. Надеюсь, вы не считаете меня плодом вашего воображения или, чего хуже, привидением?

– Нет, – твердо ответила Шарлотта. – Вы мой кумир, я знаю о вашей жизни все. Но я никогда не верила в то, что вы умерли. Математика не позволила бы вам умереть.

– Вы совершенно правы, Шарлотта. Математика сделала меня бессмертной, она вознаградила меня за все страдания и труды. Отдайте себя этой великой науке, Шарлотта, и вы тоже станете бессмертны.

Они немного помолчали – девочка и женщина. Затем Ковалевская спросила:

– Над чем вы работаете сейчас, Шарлотта?

– Я ищу общий случай доказательства теоремы Ферма[7] .

– О, – уважительно заметила Ковалевская. – Вы вступили в область чистого знания, Шарлотта. Теоретическое решение великого уравнения xn+yn=zn есть несбыточная мечта каждого истинного математика, для которого наука – не совокупность отвлеченных и сухих понятий, а настоящая симфония жизни и поэма Творения. Полагаю, вы испытываете трудности?

– Да, но трудности меня не страшат, – храбро ответила двенадцатилетняя девочка.

– Это ответ настоящего математика, – снова мягко улыбнулась Ковалевская. – Что ж, Шарлотта. Теперь мы будем работать вместе. И полагаю, недалек тот день, когда вы потрясете весь математический мир вашим доказательством теоремы Ферма…

Шарлотта побледнела:

– То есть, госпожа Ковалевская, вы хотите сказать, что я смогу найти значение n для частных случаев теоремы?..

– Нет. Я хочу сказать, что вы докажете теорему

Ферма.

Шарлотта резко выдохнула, зрачки ее глаз расширились.

– Но это… невозможно!

Ковалевская легко взмахнула рукой. В сумраке комнаты ее рука оставила за собой несколько серебристо-голубых мерцающих линий.

– На самом деле в мире нет ничего невозможного. – сказала Софья Ковалевская. – Разве то, что я сейчас сижу перед вами, не доказательство моих слов?

– Да, – сказала завороженная Шарлотта.

– Я вижу, вы утомлены, – мягко сказала Ковалевская. – Утомлены и потрясены. Вам следует отдох-нуть, Шарлотта. Ступайте к себе в спальню и спите.

Теорема Ферма – утверждение французского математика Пьера Ферма о том, что уравнение x^n+y^n=z^n, где n целое число, большее двух, не имеет решений в целых положительных числах. Теорема установлена для ряда частых значений n (более трех тысяч), однако доказательство ее в общем случае не получено.