От ведьмы слышу! - Первухина Надежда Валентиновна - Страница 44
- Предыдущая
- 44/77
- Следующая
– Только в присутствии адвоката! – твердо заявила Маша, любительница старых голливудских боевиков. – Нас задержали незаконно...
– Разберемся... Фамилия, имя, отчество? – карандаш обгрызенным кончиком указал на юридически подкованную девицу в серебристом мятом сарафанчике.
– Белинская Марья Авдеевна, – сказала та, как огрызнулась.
– Полный возраст?
– Пятнадцать лет. Пол называть?
– Пол я вижу, – равнодушно отрезал дежурный. – На учете в детской комнате милиции, наркодиспансере, психиатрической лечебнице состоите?
– Нет! – Это уже взвилась Дарья.
– А вы погодите. До вас очередь дойдет. Проживаете где?
Маша сказала.
– Ясненько. Паспорт имеется?
– Дома.
– Выясним. Теперь с вами, девушка. Фами...
– Белинская Дарья Авдеевна! – рыкнула девушка. Дежурный записал, а потом вскинул удивленные глаза.
– Сестры, что ли?
– Да! – ядовито улыбнулась Дарья. – А если повнимательней посмотрите, то мы еще и близнецы.
– Для следствия это значения не имеет...
– Для какого следствия?
– Разберемся...
– Начальник, – подал голос князь Чавчавадзе и проникновенно прижал руку к груди. – Отпусти ты этих дэвушек. Они ни в чем нэ виноваты. И мы нэ хулиганы. Отпусти нас, начальник. У мэня в парке машина стоит, бэлый «мерседес». Там в бардачке мои докумэнты: паспорт, права...
– Разберемся. Номер машины?
Ираклий ответил.
Дежурный вдавил кнопку селекторной связи:
– Михалыч! Тут один из тех, которых вы привезли, утверждает, что в парке его «мерс» остался. С документами и все такое. Белый. Номер... Отгоните к нам на стоянку... Лады. Выясним. Ага. Людвиг по головке не погладит – сразу оторвет. Х-хы...
– Все в порядке будет с вашей машиной. Если она действительно ваша.
– Обижаэшь, начальник!
– Разберемся. Фамилия, имя, отчество?
– Чавчавадзе Ираклий Илларионович. Гражданин Грузии.
– Виза есть?
– Обижаэшь... Все есть! В машине.
– Разберемся.
– Да что ты, начальник, заладил, как попугай, одно и то же! Выпусти нас, мы приличные люди!
– Приличные люди драк в общественном месте не устраивают.
– Мы не есть драться, – подал голос доселе молчавший и с испугом оглядывавший жилище «Кусаи-Милицаи» африканец. – Мы есть соревноваться в ловкость и сила.
Он шмыгнул распухшим от «ловкости и силы» носом.
– Понятненько. Олимпиаду, значит, устроили. Ох, нету сейчас на вас нашего начальника! Он бы вам показал соревнования.
– Не надо нам ничего показывать, – расплакалась Марья. – Отпустите нас домой. Наш отец – известный писатель. Вам же хуже будет!
– На прошлой неделе пьяного задержали, который в магазине стекла переколотил, так он вообще кричал, что депутат Государственной Думы и у него депутатская неприкосновенность. Оказалось, просто бомж. А вы говорите: писатель. Разберемся. Так, тут еще товарищ из Америки...
– Из Африки он.
– А, ну да. Принц. Фамилия у него имеется?
– Я есть Алуихиоло Мнгангуи Сото Охавало Второй, – с достоинством отвечал липовый принц. – Я есть подданный королевства Лесото. Я есть жить племя мошешобо.
– Угу. Документы, подтверждающие личность, есть?
– Yes. – Колдун спустил бермуды чуть ниже пупа и продемонстрировал эффектную татуировку из переплетающихся алых языков пламени. – It's my passport.
– Впечатляет, – лейтенант внимательно, даже придирчиво осмотрел татуировку. – Но не убеждает. Значит, так. – Он отложил в сторонку заполненные бланки и утомленно посмотрел на задержанных. – Посидите пока в КПЗ. До выяснения личности некоторых принцев.
– Вы с ума сошли! – завопили Дарья и Марья.
– Помолчите, девушки. С вами еще тоже надо разобраться. Отец у них писатель, видите ли... Этак теперь любая шалава с Ленинградки будет кричать, что ее папа Лев Толстой. Семенов!
– Тут! – раздалось из каких-то дальних казематных глубин.
– Отведи эту компанию в КПЗ. Пусть посидят, остынут. Х-хе.
– Можно, мы хотя бы домой позвоним? – Маша отчаянно потянулась к телефону на столике дежурного.
– Не положено. Это служебный телефон. Появился заспанный качок в несвежей форме. Видимо, это и был упомянутый Семенов.
– Пошли, – коротко приказал он нашим бедолагам.
Они обреченно двинулись по коридору. Идти оказалось недолго. Сразу за поворотом Семенов тормознул Ираклия и Сото у обитой железом двери с крохотным окошечком.
– Вам сюда, – он отпер дверь, посмотрел на парней взглядом электрошоковой дубинки, и те, ругаясь и проклиная сей злосчастный день, шагнули в сумеречное пространство вонючей камеры. Дверь за ними тут же захлопнулись.
Девочки остались один на один со своим конвоиром.
– Вперед, шлюшки. Женская – дальше, – он улыбнулся им улыбкой, за которую сразу захотелось дать по морде. Но девочки покорно зашагали по коридору.
«Машка! – зазвенел вдруг в голове Марьи Белинской комариный противный голосок. – Нам надо бежать!»
«Кому – нам?»
«Дура совсем, да? Это я тебе телепатирую. Я, Дашка!»
Маша глянула на сестру. Та очень выразительно посмотрела на нее в ответ.
«Серьезно?! Ты телепатка? Вот класс! Ты теперь мне на уроках все будешь подсказывать!»
«Сейчас не до этого. Давай рванем отсюда. Расскажем предкам, что и как, – они ребят вытащат».
«А как мы сбежим?»
«Помнишь, как ты изображала умирающего лебедя?»
«Ну».
«По моей команде начинай изображать! Дальше предоставь действовать мне. Три, два, один... Давай!!!»
Идущая тихо-мирно Марья вдруг коротко-жалобно вскрикнула, вскинула тонкие руки в каком-то балетном жесте и, повернувшись, медленно начала падать прямо на пресловутого товарища Семенова. При этом глаза у нее закатились, а голова безвольно запрокинулась, словно Марья лишилась всех шейных позвонков.
– Ой, – сказал Семенов. – Припадочная, что ли? Марья обвисла у него в руках, а Даша пронзительно завизжала:
– «Скорую»! Вызовите «скорую»! Она умирает! Семенов выпучил глаза:
– Ты чё?!
– У нее феромональная эмфизема легких! Это приступ! Нужен кислород! Дефибриллятор! Вызывайте «скорую», или она умрет через пять минут!
– Вот блин... – Семенов потащил Машку обратно к комнате дежурного. За ним летела Дарья и не переставая вопила:
– Анафилактический шок! Гипергликемический криз! Трансдермальная кома!!!
– Что тут у вас?! – выскочил дежурный.
– Да вот, плохо ей... – пояснил Семенов.
– Она в коме! В коме! Нужен кислород! Свежий воздух! Вы что, не видите, она умирает! – Дашка, когда надо, умела верещать так, что окружающие готовы были сделать все, что угодно, лишь бы не слышать этого визга, высверливающего мозг изнутри. – Надо на улиду вынести ее! Искусственное дыхание! Непрямой массаж сердца!
Ей подчинились в каком-то трансе. Вынесли Машку в прилегающий к отделению садик, уложили в тенечке на лавочке, и тут Дарья приступила ко второму действию своей пьесы
– Сестричка, не умирай! Что они с тобой сделали, сволочи! Убийцы!!! Насильники! Кто-нибудь, вызовите «скорую»!!!
За кованой оградой отделения собрался народ. В основном бабульки с внуками. Это был тот самый контингент, на сочувствие которого и рассчитывала Дашка. Она принялась причитать еще вдохновеннее, излагая публике историю о том, как их с сестрой несправедливо забрали в милицию, лишили всяких прав, оскорбляли, а теперь ее хронически больная сестра умирает от анафилактического шока, вызванного аллергией на милицейскую форму.
– Идолы! – ворвалась в отделение самая решительная из бабулек. – Вы что деточек обижаете?!
... Нет даже смысла описывать, какая волна народного гнева поднялась вслед за репликой дежурного: «Шли бы вы, гражданка», и как милиции пришлось отражать напор этой самой волны, норовившей навести порядок в коррумпированных правоохранительных органах авоськами с селедкой, пакетами с кефиром и тяжелой артиллерией в виде сумок с картошкой...
Если бы какая-нибудь из разгневанных честных налогоплательщиц в тот момент обратила внимание на девочек, из-за которых и разгорелся сыр-бор, то весьма удивилась бы тому, что их и след простыл. Как истерически вопившей, так и находившейся в коматозном состоянии...
- Предыдущая
- 44/77
- Следующая
