Меч мертвых - Семенова Мария Васильевна - Страница 6
- Предыдущая
- 6/23
- Следующая
В день приезда послов под кровом конунгова дома собрали пир. На таком пиру не заговаривают о важном, лишь причащаются совместной еды, принимая чужих людей под покровительство священного очага. Рабы внесли накрытые столы, дочери воинов подавали пиво гостям. Почти до утра длился пир и славным было веселье, но о нём редко вспоминали впоследствии, ибо не случилось ничего необычного, такого, о чём следовало бы рассказать. Не о том же, как Хрольва попросили объяснить его прозвище, и он встал между очагами, поймал ножи, брошенные ему хирдманнами, и стал играть ими в воздухе, да так ловко, что в воздухе всё время крутилось пять лезвий. А потом привели молодую рабыню из далёкой страны, тоненькую и гибкую, как вьюнок. Внук конунга играл на свирели, и рабыня плясала. Гостям и хозяевам нравились совсем другие женщины – рослые, светловолосые, с полными бёдрами и грудью, способной вскармливать крепких детей. Но как-то так получилось, что танец смуглокожей худышки каждого заставил вспомнить самое желанное, что состоялось в прожитой жизни. Или, наоборот, понудил мечтать о таком, чего ещё не довелось испытать.
Быть может, самые внимательные заметили, как жадно, не сводя глаз, следил за танцем рабыни Замятня Тужирич, боярин князя Вадима. А может, никто за тем и не уследил. Кому интересно, куда смотрит вожак охранной ватаги, сидящий далеко от почётного места, именитым послам не товарищ и не советник.
Солнце следующего дня только-только взошло, когда Друмба миновала западные ворота, дальние от торгового города с его шумными улицами и причалами, к которым уже подходили первые рыбацкие лодки.
– Эй, Друмба! – окликнули девушку хирдманны, стоявшие у ворот. – Что, проветриться вышла? В голове после вчерашнего небось дятлы стучат?
– А вам небось завидно? – беззлобно ответствовала воительница. Насмешливые замечания воинов не обижали её. Все знали Друмбу, все были ей братьями.
– Хрольв-то как? – спросили её. – В бочке с пивом не утопился?
– Пытался. Да я к тому времени почти всю её выпила.
Вооружённые мужчины, всю ночь простоявшие у ворот с копьями и щитами, засмеялись. Они понимали, что на вчерашнем пиру Друмба осушила свой рог хорошо если дважды. Должен же был рядом с Гуннхильд остаться хоть кто-нибудь трезвый.
– Ну и сильна ты, девка, – проворчал кто-то, зябко поводя плечами под тёплым плащом. – Всю ночь веселилась, и на ногах, и свежа!
– Да не тебе чета, – улыбнулась она. – Такими, как ты, у конунга весь двор нынче завален, шагу не пройти! Которым только понюхать котёл из-под пива, и уже ноги не держат!
В это время к воинам подошли два раба, нёсшие большую корзину. Из корзины вкусно пахло съестным. Друмба покинула побратимов угощаться лакомствами, припасёнными со вчерашнего пира, и вышла на берег.
Здесь, на некотором расстоянии от крепости, у неё было любимое место: небольшая бухточка с полумесяцем чистого песчаного берега. Утром сюда щедро заглядывало солнце, и песок рано делался тёплым – одно удовольствие кувыркаться и скакать по нему босиком, совершая воинские упражнения. А жарким днём солнечные лучи путались в пушистых вершинах сосен, росших за полоской песка, и бросали кружевную тень в мелкую прозрачную воду.
Выйдя сюда, Друмба сложила наземь копьё и ножны с мечом, сбросила с ног башмаки и затеяла обычную пляску, дарующую гибкость суставам. Попозже, намахавшись оружием, она вовсе скинет одежду и бросится в воду, смывая обильный пот. До сих пор никто не тревожил её ни за воинским правилом, ни во время купания.
До сих пор – но не в этот раз!.. Едва она завершила тычки копьём и простые удары и собралась перейти к сложным увёрткам и отмашкам от невидимого врага, как недреманное чутьё, более тонкое, чем обоняние или слух, поведало ей о присутствии постороннего. Ещё ничего не успев увидеть, девушка кошачьим прыжком отлетела прочь и замерла у края воды, держа меч наготове.
Человек стоял под ближними соснами и смотрел на неё, и Друмба с неудовольствием отметила, что он подобрался к ней очень близко. Ближе, чем другим людям до сих пор удавалось. Она даже подумала, что, должно быть, стареет. Как-никак, прожила на свете двадцать шесть зим. Не молоденькая.
Друмба ждала, что станет делать незнакомец, но он никакой враждебности не проявлял. Девушка присмотрелась: это был рослый и крепкий мужчина, одетый так, как принято было у вендов. Вся его одежда казалось потрёпанной и потёртой, а половину лица скрывала плотная кожаная повязка, промокшая у переносицы. Друмба заметила край длинного рубца, тянувшегося из-под повязки на подбородок, и поняла: человек прятал уродство.
Он вдруг сказал ей:
Девушка настолько не ожидала от него ничего подобного, что некоторое время просто молчала. Потом убрала за ухо попавшую в глаза прядь и, усмехнувшись, ответила:
– А у тебя для вендского оборванца язык неплохо подвешен.
Мужчина не остался в долгу:
– Не сильно ты ошиблась, назвав меня вендом, но в остальном, что ты сказала, правды немного. И как получилось, что ты служишь жене Хрольва ярла, но твоя хозяйка до сих пор не вразумила тебя учтивой беседе?
– Я служу вещей Гуннхильд не ради учтивых бесед, а ради того, чтобы никто неучтивый не посмел к ней приблизиться. И не сын служанки станет меня поучать, как с кем следует разговаривать!
Одноглазый не спеша завёл правую руку за плечо:
– Может, и у меня сыщется друг, который не откажется за меня замолвить словечко…
Друмба с невольным любопытством следила за его действиями… Она была опытна и проворна с мечом, но следующее движение мужчина совершил с такой быстротой, что она его почти не увидела. Только вспышку солнечного света, спустя миг обернувшуюся стальным клинком длиннее вытянутой руки. У Друмбы у самой был очень неплохой меч, но такого, как этот, она никогда ещё не видала. По всему лезвию от кончика до рукояти тянулись многократно повторённые клубки, гроздья и пряди буро-серебряного узора. Кузнец, сотворивший этот меч, выковал его уж точно не из сплетения металлических прутьев, как тот, что принадлежал Друмбе. А вот рукоять у него была почти ничем не украшена – так, обычное серебро. Пока в ножнах, и не догадаешься о драгоценном клинке. Да и ножны – за спиной, скрытые под мешковатым плащом…
Человек, владеющий подобным оружием, сразу начинает казаться куда более значительным, чем без него. Опять-таки и сыном служанки называть его более не хотелось. Друмбе было достаточно посмотреть на то, как он выхватил меч, чтобы понять: перед нею воин, и равных ему найдётся немного. Ну и что с того, что он небогато одет, а из-под повязки выползает на челюсть уродливый шрам. Важно то, что повторить такой вот замах Друмба, например, не сумела бы. И мало кому из тех, кого она знала, это удалось бы. Разве что Рагнару в молодости. А из нынешних – Хрольву. Она отчётливо сознавала: первым и единственным своим движением венд мог запросто смахнуть ей голову, если бы захотел. Но ведь не захотел. Воительница заставила себя побороть ревность, вползшую в сердце. Не гордись, что силён – встретишь более сильного. Она медленно подняла меч и негромко звякнула остриём по острию. При желании это можно было истолковать как вызов. А можно было и не истолковывать. Она сказала:
– Он у тебя ещё и комок шерсти, плывущей по воде, режет небось, как меч Гнев, что когда-то выковал себе Си́гурд?
Одноглазый неожиданно улыбнулся:
– Да где же я тебе здесь непряденой шерсти найду?..
- Предыдущая
- 6/23
- Следующая