Иероглиф «Измена» - Первухина Надежда Валентиновна - Страница 10

• Предыдущая
• 10/64
• Следующая

— Жемчужный Заве-э-э-эт, — протянул дракон. — Мы действительно покровительствуем их царствующему дому, но, по чести тебе сказать, дорогая, мы не питаем к людям этой страны чувств возвышенной дружбы.

— Как тебя понять, Баосюй? — Принцесса Фэйянь опустила руку со свитком и внимательно посмотрела на мужа. Тот сверкнул изумрудно-золотыми глазами.

— Мы, драконы, недоверчивы, — ответил Баосюй. — Мы не любим откровенничать и уж тем более навязывать кому-либо свое общество. Мы любим затворничество, одиночество и спокойное созерцание мимо проходящих событий. Но люди Жемчужного Завета превзошли даже нас в недоверчивости и скрытности. Когда я встречался с ними, а такое бывало изредка, то не мог отрешиться от мысли, что у каждого жителя Жемчужного Завета по два лица — одно для внутреннего мира, а другое для внешнего. Они поклоняются нам, они сотрудничают с нами, но никогда невозможно прочесть истины в их глазах, их глаза переменчивы, как небо осени, — то сияет солнце, то все затянуто тучами.

— Это говорит о лицемерии, — сказала принцесса Фэйянь.

— Да, они лицемерны. Скрытны и лицемерны.

— Это не свидетельствует в их пользу.

— Наоборот. Они заставили все окружающие страны с уважением и опаской относиться к ним. Жемчужный Завет — крошечная держава по сравнению с Яшмовой Империей или, допустим, Тарсийским Ожерельем. Поначалу жителей Жемчужного Завета считали чуть ли не дикарями. Но, когда несколько веков назад к власти там пришел дом Нун Чхонов, все изменилось. Страна словно переросла самое себя. Первый властитель из династии Нун Чхон провозгласил империю и стал строителем державы. Он учредил ранги и ритуалы, создал законы и правила жизни, и не прошло и века, как в отсталой стране соседние державы увидели соперника, которого следует опасаться. Жемчужный Завет обзавелся императорской армией сатораев…

— Сатораи? Кто это?

— Сатораи — бесстрашные и искусные воины, всецело преданные только императорскому дому. У сатораев нет семей, обзаводиться детьми они считают делом позорным для мужчины…

— Они евнухи?

— Насчет этого не знаю, дорогая. Знаю только одно: в любой битве с сатораем побеждает сатораи. Война — их ремесло, убийство себе подобных — воздух, которым они дышат. Это люди крови и смерти. Нам, драконам, они неприятны, но, впрочем, какое нам до них дело. Жемчужный Завет и его непобедимая армия — всего лишь капля в океане бытия, расстилающегося перед нашим взором. Но горе той стране, на которую Жемчужный Завет пойдет войной…

— Эти слова пугают меня, — помолчав, сказала принцесса Фэйянь.

— Отчего?

— Оттого что Жемчужный Завет стал проявлять пристальное внимание к Яшмовой Империи.

— Не волнуйся, милая. Сатораи, возможно, и бесстрашные и неутомимые воины, но теперешняя императрица Завета — Почтенная Матушка Чхунхян — по всем свидетельствам, сторонница мира и добротолюбия. Она благочестива, мудра и прозорлива.

— А сатораи…

— Что?

— Они не могут устроить восстание против императрицы и ее законов?

— Для сатораев императорская власть священна, насколько мне известно. Они не могут посягнуть на святыню. Императрица Жемчужного Завета не просто императрица. Она еще и воплощенное божество и всеобщая мать подданных. Именно потому ее называют Ют-Карахон-Отэ — Почтенная Мировая Матушка. Да что это такое? Сегодня продохнуть нельзя от почтовых драконов!

Возмущение Баосюя было понятно, поскольку перед балконом, трепеща крылышками, снова висел дракончик почтового ведомства.

— Пищьмо ее вышощщештву принчещще Фэйянь! — прошепелявил дракончик. В солнечном луче сверкнула золотая печать, которой было запечатано новое письмо.

Фэйянь взяла свиток.

— От кого бы это? — удивилась она. — Печать мне незнакома.

Баосюй мельком глянул на печать и присвистнул от удивления.

— Недаром мы с тобой вели речи про Жемчужный Завет, дорогая, — сказал дракон. — Судя по печати, тебе как раз пришло письмо от Ют-Карахон-Отэ, державной владычицы Чхунхян, императрицы Жемчужного Завета. Очень любопытно.

Фэйянь сняла печать и развернула свиток.

— Как изящно написано! — подивилась она.

— У императрицы Чхунхян хорошие придворные каллиграфы, — пояснил дракон.

Фэйянь, которую что-то кольнуло в сердце при слове «каллиграф», перевела дыхание и начала читать вслух:

— «Почтенной и достославной принцессе Фэйянь, владычице Изумрудного Клана и острова Лунтан, — всегда радоваться.

Известно стало нам, что принцесса Фэйянь исполнена благочестия, добрых дел и милосердия. Оттого в нашем сердце возникло желание незамедлительно лицезреть принцессу Фэйянь на празднике ханоми, во время которого весь Жемчужный Завет любуется расцветающими вишнями…» Баосюй! — прервалась принцесса Фэйянь.

— Мг-м?

— Вот это странно!

— Что именно?

— В Жемчужном Завете вишни только зацветают, тогда как на Лунтане они уже принесли плоды.

— Ничего странного. Жемчужный Завет — край суровый, погода там по большей части холодная и сырая, а на Лунтане — сама знаешь — вечное лето. Мне странно другое.

— Да, Баосюй?

— Ют-Карахон-Отэ желает лицезреть тебя, но ничего не пишет о том, чтобы ты приехала с супругом.

Фэйянь внимательно прочитала письмо до конца и растерянно произнесла:

— Действительно… Что это значит, Баосюй?

— Полагаю, то, что праздник ханоми — исключительно женский праздник.

— Баосюй, я не вижу ничего забавного в этом! Не думаю, что императрица Чхунхян не знает, что я замужем. И должно быть, ей известно, что замужней женщине не пристало отправляться куда-либо без мужа!

— Ты не просто замужняя женщина, ты — принцесса.

— Это ничего не меняет. Правила чести одинаковы и для принцесс, и для простолюдинок, и горе той, что пренебрежет этим.

— Мне нравится твоя строгость, дорогая, — усмехнулся дракон. — Что же ты предпримешь?

— Отвечу императрице Чхунхян вежливым отказом, в котором намекну, что вот уже несколько лет, как я никуда не выезжаю без мужа.

— Недальновидно.

— То есть?!

— Поверь, дорогая, если Ют-Карахон-Отэ хочет видеть тебя одну, значит, ей для чего-то это нужно. Для чего? Пока затрудняюсь сказать. А вдруг действительно ханоми — торжество, в котором принимают участие только женщины? Ют-Карахон-Отэ — верховная жрица всех кумирен Жемчужного Завета, а я, по правде сказать, никогда толком не разбирался в их верованиях. Может быть, ты нужна для священнодействия. Понадобился бы для священнодействия дракон, она бы, верно, так и написала: приезжайте со своим драконом…

— Баосюй!

Дракон нежно лизнул жену в щеку:

— Не переживай, дорогая. Я не такой уж зверь, как тебе кажется…

— Баосюй…

— И потому отпускаю тебя на Жемчужный Завет в одиночестве. Нет, с дюжиной служанок, конечно. Ты все-таки принцесса, тебе положена свита.

— Служанки будут из драконих?

— Конечно.

— Это хорошо. Пусть императрица Чхунхян поймет, что поступила нелюбезно, не пригласив на торжество моего мужа.

— Вообще-то я даже благодарен ей за приглашение тебя и неприглашение меня. Я не люблю всякие торжества и церемонии, ты же знаешь. А тебе стоило бы развеяться, пообщаться с себе подобными. Я ведь понимаю, каково это, когда все твои прислужницы с пастями и хвостами…

— Баосюй, я привыкла. Лунтан — моя вторая родина.

— Ты и не изменишь Лунтану, если совершишь путешествие в Жемчужный Завет.

Фэйянь села в низенькое кресло, коснулась рукой балконной решетки:

— На душе у меня как-то пусто от этого приглашения. Нет тревоги, но нет и радости.

— Вот-вот. Фэйянь, жизнь на Лунтане испортила тебя.

— Как это?

— Видишь ли, дорогая, — дракон нервно переступил перепончатыми лапами, — жизнь на Лунтане — Это жизнь для драконов. Для тех существ, которые время измеряют столетиями, не суетятся, не спешат жить, как вы, люди. А ваш век недолог, к тому же вы любите опережать его. Вам нужны перемены, приключения, страхи, радости, победы, разочарования — все то, от чего ваши сердца бьются яростней. А мы живем только покоем и созерцанием. Покой старит тебя, моя милая жена, я это вижу. Тебе нужно расправить свои крылья. Погрузить сердце в пучину перемен.

• Предыдущая
• 10/64
• Следующая