Шведский всадник - Перуц Лео - Страница 36
- Предыдущая
- 36/43
- Следующая
— Ты уже знаешь, что мой папа едет на войну?
— Конечно! И мы с моим товарищем поедем с ним.
— Значит, вас будет трое, — сосчитала Мария-Христина.-А почему вы едете втроем, как три волхва из восточной страны?
— Чтобы третий слушал, как двое молчат! — лукаво ухмыльнулся бывший разбойник.
— А война — это далеко? — спросила девочка.
— Локтем не измерить!
— А когда вы вернетесь?
— Когда ты износишь три пары башмачков, вот тогда и вернемся.
— Но я хочу знать точный день, когда вы приедете!
— Сбегай в лес, спроси у кукушки, она, может, и скажет тебе точный день, — посоветовал ей Сверни Шею.
— А что вы будете делать на войне? — допытывалась девочка.
— Добывать деньги и добро, — усмехнулся Сверни Шею. — Мне пустой кошелек кажется слишком тяжелым. Вот если его набить золотом, он сразу станет легче!
— А мама плачет, — сообщила девочка. — Мама говорит, что некоторые никогда не приходят с войны…
— По этому ты можешь судить, какое хорошее дело война, — смеялся Сверни Шею. — Было бы там плохо, так все быстро возвращались бы домой!
— Тогда отчего мама плачет?
— Потому что сама не может поехать с нами!
— А почему не может?
— Из-за плохой погоды. Что она будет делать, если вдруг на войне польет дождь да посыплется снег?
— Но я не хочу, — топнув ножкой, воскликнула Мария-Христина, — чтобы мой папа уезжал в такое место, где идут дожди и снега! Он наденет свой голубой кафтан, а тот возьмет да и промокнет. В плохую погоду папы должны сидеть дома.
— Только не сердись! — попросил бывший разбойник. — Я уж присмотрю, чтобы он не промок.
— Ты должен мне помочь! — Мария-Христина залезла к нему на колени, — Я знаю, что ты все умеешь. Я не хочу, чтобы мой папа все время оставался на войне… Слышишь? Не притворяйся глухим! Ты знаешь всяческое колдовство и должен сделать так, чтобы он иногда приезжал домой!
— Ты думаешь, я здесь только для того, чтобы делать, как тебе хочется? — засмеялся Сверни Шею. — Ты и у черта отболтаешь душу грешника. Отпусти мою бороду, ты же мне ее всю перепутаешь! А если ты серьезно хочешь, чтобы отец не уезжал на войну совсем, так возьми соли и земли из клумбы, положи то и другое в мешочек…
— Соли и земли? — повторила Мария-Христина. — А какой земли? Черной или глины?
— Земля есть земля: хоть черная, хоть желтая, хоть бурая — все равно! — объяснил Сверни Шею. — Так вот, насыпь соли и земли в мешочек, а мешочек зашей отцу в голубой мундир между сукном и подкладкой. Но только это нужно сделать ночью, при лунном свете, да так, чтобы никто не видел у тебя в руках нитки с иголкой, и чтобы игла не блестела, и чтобы ни одна собака в это время не лаяла и ни один петух не кричал, а то колдовство нарушится и тебе придется делать все с самого начала. Поняла?
— Поняла, — прошептала девочка.
— Соль и земля в его мундире, — продолжал разбойник, — будут иметь над ним такую силу, что он станет думать о тебе день и ночь. Они свяжут его сильнее, чем цепь от церковного колокола, и притянут к тебе, где бы он ни был. Он не будет знать ни минуты покоя, и если не днем, так ночью будет приходить к тебе. Ты все запомнила?
— Да, — дрожащим голоском откликнулась Мария-Христина, которой стало жутко от мысли, что эту работу надо делать в ночное время, когда по земле ходят привидения. — Соль и землю положить в мешочек и зашить ниткой…
— И непременно при свете луны, а не при свечке или лампе! — еще раз предостерег ее Сверни Шею. — И чтобы игла не блестела! Не забудь! Новолуние было одиннадцать дней назад, и сейчас луна уже светит ярко, так что дело должно получиться!
Когда над старыми буками и дубами сада поднялась луна, Мария-Христина вылезла из своей кроватки. Под подушкой у нее лежали заготовленные заранее кожаный мешочек с солью и землей, маленькие ножницы и иголка с ниткой. Она бесшумно прокралась из спальни на лестницу и спустилась вниз — туда, где хранилась одежда отца. Останавливаясь у каждой двери и прислушиваясь к ночным шорохам, она с замиранием сердца добралась до комнаты, где на вешалке висел голубой шведский мундир.
В комнате было почти светло — лунный свет проникал через окна, и латунные пуговицы мундира поблескивали, как крохотные угольки. Мария-Христина шагнула от двери — и чуть не закричала, увидев свое тусклое отражение в стенном зеркале! Удостоверившись, что, кроме нее, в комнате никого нет, она сняла с вешалки тяжелый мундир, перенесла его поближе к окну (при этом она старалась избегать прямого лунного света, чтобы не заблестела игла) и с тихим вздохом (она очень боялась, что какая-нибудь дурацкая собака залает в самый неподходящий момент и испортит все дело) взялась за ножницы. Но собаки с петухами крепко спали, так что девочка приступила к работе.
Собаки с петухами, может быть, и спали, но вот отец с матерью еще не ложились. Бледная и заплаканная Мария-Агнета сидела посреди «длинной залы», а Шведский Всадник, скрестив руки, стоял перед камином.
Он глядел на догорающее пламя и перебирал в памяти события своей жизни, происшедшие до того момента, когда он впервые встретил Марию-Агнету. Это случилось в этой самой комнате. Именно здесь он увидел ее — бедную, всеми обманутую, сетующую на своего любимого Торнефельда, напрочь забывшего о своих обещаниях. Именно здесь в нем, беспомощном пленнике Барона Палачей, зародилась безумная мысль сделать ее своей женой и защищать ее против всех жизненных напастей, как подобает примерному мужу и настоящему дворянину. Но сначала он должен был стать Торнефельдом и злыми и опасными делами завоевать себе все, что тому досталось с колыбели. Он справился с этим. Он стал ее мужем. Семь лет длилось его счастье. И вот теперь ему оставалось сделать последнее: найти себе после семи лет достойной дворянской жизни достойную дворянскую смерть.
Найти ее в шведской армии. Хотя это и претило его сердцу, но он уже принял решение и благодарил судьбу за то, что избегнет смерти от руки палача.
— На дворе у нас теперь работают честные и умелые люди, — говорил он жене. — Хозяйство у тебя пойдет гладко, и ни в чем не будет нехватки.
Тебя мне будет не хватать, мой милый! Об этом ты не думаешь? — шепотом пожаловалась Мария-Агнета.
— Ты должна следить за тем, чтобы в доме, на овчарне и на полях соблюдали бережливость и не делали оплошек. Никогда не отдавай больше того, что получаешь.
Бесполезную скотину сбывай, как сумеешь. Не спеши с весенним севом, а лучше дождись хорошей погоды. И помни, что один морген пашни, хорошо вспаханный и удобренный, дает больше зерна, чем два моргена при плохой обработке!
— Как я смогу думать обо всем этом, если не буду знать покоя ни днем ни ночью? Страх за тебя изгложет мое сердце!
Но Шведский Всадник уже перевел разговор на разведение овец, которое всегда приносило им хороший доход. Он дошел в своих объяснениях до того, что хорошая шерсть бывает только от хорошего производителя и что предохранить овец от чумы можно только в теплом хлеву, когда в соседней комнате послышался какой-то скрип и шорох. Он приложил палец к губам.
— Что это? — шепнул он. — Слышишь? Кто это там до сих пор слоняется по дому?
— Да нет же, все давно спят, — спокойно заметила Мария-Агнета. — Это порыв ветра шевельнул ставень.
Но Шведскому Всаднику почудились чьи-то приглушенные шаги. Он взял в руку подсвечник и отворил дверь в коридор.
— Эй, кто там?!
Тишина. Никаких шагов уже не было слышно.
Маленькая Мария-Христина торопливо цепляла стежок на стежок, стараясь унять свое затрепыхавшееся при звуках отцовского голоса сердце. И только когда она закончила работу (ни одна собака, ни один петух так и не подали голоса), ей стало немного полегче. Однако едва она успела повесить мундир обратно на крючок, как что-то тяжелое со стуком упало возле нее на пол.
Девочка изрядно перепугалась. Она не могла понять, что это было такое. Она хотела убежать, но споткнулась о стул и с плачем села на пол, растирая бедро и коленку. Когда боль отпустила ее, она вскочила на ноги, но тут же обнаружила, что в спешке потеряла туфельку. Мгновение она стояла в растерянности, а потом нашла свою потерю и выскользнула в дверь — в тот самый миг, когда из боковой двери появился отец с горящей свечой в руках.
- Предыдущая
- 36/43
- Следующая
