Синяя борода - Воннегут-мл Курт - Страница 16
- Предыдущая
- 16/49
- Следующая
И все это было только началом тщательно продуманных издевательств над беспомощным парнишкой. День клонился к вечеру, Грегори, так и не поздоровавшись, вернулся наверх, а Фред Джонс повел меня в цокольный этаж в столовую для слуг рядом с кухней, где мне подали холодный ужин из остатков.
Столовая была на самом-то деле очень приятная комната, обставленная раннеамериканской антикварной мебелью, которую Грегори часто использовал в своих иллюстрациях. Помню, там стоял длинный стол и угловой буфет, забитый оловянной посудой, был там еще грубоватый камин, над которым на крюках, вмурованных в дымоход, висело старинное ружье, я знал его по картине «День Благодарения в плимутской колонии».
Меня посадили в конце стола, швырнули вилку с ножом, даже не положили салфетки. До сих пор помню отсутствие салфетки. А на другом конце стола были элегантно сервированы пять приборов: льняные салфетки, хрусталь, тонкий фарфор, тщательно разложенное столовое серебро, а посередине канделябр. Слуги собирались на небольшой званый обед, куда ученика не пригласили. Чтобы не вздумал считать себя одним из них.
Никто из слуг со мной не заговорил. Как будто я уличный бродяга! Более того, пока я ел, Фред Джонс стоял надо мной, как тюремный надзиратель.
Я ел, и было мне тоскливо как никогда, и тут появился китаец из прачечной, Сэм By, с чистыми рубашками Грегори. Вот! В мозгу вспыхнуло: я его знаю! И он меня должен знать! Только через несколько дней я понял, почему мне показался знакомым Сэм By, хотя он, разумеется, понятия обо мне не имел. Подобострастно улыбающегося, учтивого владельца прачечной Грегори облачал в шелковый халат с шапочкой вроде ермолки и писал с него одного из самых зловещих детективных персонажей, воплощение желтой опасности, матерого преступника Фу Манчу!
Потом Сэм By работал поваром у Дэна Грегори, а в конце концов снова вернулся в прачечную. И вот именно этому китайцу посылал я картины, которые приобретал во время войны во Франции.
Необычные, трогательные отношения возникли у нас во время войны. По чистой случайности я встретил его в Нью-Йорке перед отправкой за океан, и он попросил мой адрес. Сказал: по радио передавали, что солдатам одиноко вдали от родины, и сограждане должны им почаще писать. А я единственный солдат, которого он хорошо знал, и он хотел бы мне писать.
Прибытие почты в нашем взводе по этой причине сопровождалось шутками.
— Что новенького в Чайна-Тауне? — спрашивали у меня. Или:
— Ничего нет на этой неделе от Сэма By? Уж не подсыпал ли кто яду в его сычуанскую капусту? — И тому подобное.
После войны я взял у него свои картины и больше о нем не слышал. Может, не так уж я ему и нравился. Просто он считал нужным во время войны проявлять активность.
Вернемся к 1933 году:
После такого непристойного ужина я бы не удивился, если б меня препроводили в каморку без окон, за печью, и сказали, что это моя спальня. Но меня тремя пролетами вверх по лестнице провели в роскошное помещение, подобного которому никто из Карабекянов в жизни не занимал, и приказали ждать здесь, пока Грегори освободится и поговорит со мной — часов эдак через шесть, ближе к полуночи, прикинул Фред Джонс. В этот вечер Грегори давал обед в парадной столовой ниже этажом, как раз подо мной; среди гостей были Эл Джолсон, комик У.С.Филдс, а также автор бесчисленных рассказов, которые иллюстрировал Дэн Грегори, Бут Таркингтон. Ни с кем из них мне не судьба была познакомиться, потому что больше они никогда не появятся в доме, ожесточенно поспорив в тот вечер с Грегори о Бенито Муссолини.
О комнате, в которую привел меня Джонс: это была еще одна искусная имитация Дэна Грегори, копия спальни жены Наполеона императрицы Жозефины, но с подлинной французской антикварной мебелью. Грегори и Мерили спали в другой комнате, а эта была для гостей. На шесть часов заключить меня здесь было утонченным садизмом самой высшей пробы. Судите сами: Джонс мимоходом, совершенно невозмутимо заметил, что на время ученичества комната будет моей спальней, словно спать здесь совершенно естественно для кого угодно, кроме человека такого низкого происхождения, как я. А я-то и дотронуться ни до чего не смел. А чтобы мне и не вздумалось, Джонс специально предупредил:
— Пожалуйста, веди себя спокойно и ничего не трогай.
Похоже, они делают все, чтобы избавиться от меня.
Сейчас у теннисного корта я устроил Седеете и ее друзьям контрольный экспресс-опрос: кто вам известен из следующих исторических персонажей — У.С.Филдс, императрица Жозефина, Бут Таркингтон и Эл Джолсон.
Они знали только У.С.Филдса — старые фильмы с его участием показывают по ТВ.
Я уже сказал, что так никогда и не познакомился с Филдсом, но в тот вечер на цыпочках выбрался из своей золотой клетки на лестничную площадку, посмотреть, как съезжаются знаменитые гости. И узнал резкий, скрипучий, как пила — ни с чьим не спутаешь, — голос Филдса, когда он, знакомя Грегори со своей дамой, сказал: «Радость моя, это Дэн Грегори, дитя любви сестры Леонардо да Винчи и недомерка-индейца из племени арапахо».
Вчера за ужином я посетовал Шлезингеру и миссис Берман на то, что современное молодое поколение ничего не хочет знать, норовит прожить с минимумом информации:
— Они даже о вьетнамской войне понятия не имеют, об императрице Жозефине и о том, кто такая Горгона.
Миссис Берман защищала молодежь. Прошло уже время интересоваться вьетнамской войной, считала она, а влияние тщеславия и власть секса можно изучать на примерах поинтереснее, чем история женщины, жившей в другой стране сто семьдесят пять лет назад.
— Ну, а о Горгоне только и надо знать, — заявила она, — что ее не существует.
Шлезингер, который все еще уверен, что миссис Берман почти невежда, покровительственно пустился в назидания:
— философ Джордж Сантаяна говорил: «Те, кто неспособны помнить прошлое, обречены его повторять».
— Да ну? — сказала миссис Берман. — Что же, тогда я сообщу кое-что новенькое мистеру Сантаяна: мы обречены повторять прошлое в любом случае. Такова жизнь. Кто не понял этого к десяти годам — непроходимый тупица.
— Сантаяна был знаменитым философом в Гарварде, — запротестовал Шлезингер, сам гарвардец. А миссис Берман возразила:
— Мало у кого из подростков есть деньги учиться в Гарварде, чтобы им забивали там голову ерундой.
На днях в «Нью-Йорк таймc» я случайно увидел фотографию секретера эпохи Французской империи, который за три четверти миллиона долларов был продан с аукциона кувейтцу, и почти не сомневаюсь, что секретер стоял тогда, в 1933 году, в гостевой Дэна Грегори.
Только две вещи в гостевой не соответствовали стилю эпохи Империи — две картины Дэна Грегори. Одна, висевшая над камином, изображала тот момент в «Робинзоне Крузо», когда потерпевший крушение герой увидел на берегу человеческие следы и понял, что он — не единственный обитатель острова. А картина над секретером запечатлела сцену, когда вооруженные дубинами Робин Гуд и Маленький Джон, незнакомцы, ставшие потом лучшими друзьями, встретились посередине бревна, перекинутого через поток, и ни один не желает уступить дорогу другому. Подвыпивший Робин Гуд, понятное дело, взбешен.
- Предыдущая
- 16/49
- Следующая