Найденыш - Кулаков Олег - Страница 51

Зимородок поднял на меня взгляд, глаза его горели.

— Отрастают у тебя пальцы заново, Вига.

Я пошевелил обрубками и спросил:

— А это что — тоже магия?

— Нет, парень. Если я себе пальцы отрублю, они у меня не вырастут, — сказал он.

— Изделие?

Зимородок отпустил мою руку и кивнул:

— Без него не обошлось.

— Морской Старец! Это что ж, я теперь навроде ящерицы буду? — вырвалось у меня. — Она хвост растит, а я пальцы.

— Может, и будешь.

— Вот уж спасибо…

— Успокойся, — сказал Зимородок. — Мы, маги, раны умеем лечить разные, но если часть тела отсечена, искусство наше бессильно. А с твоим умением, глядишь, все по иному повернется.

— Хорошо бы так, — буркнул я. — Уезжать надо.

Зимородок помолчал.

— Надо, — согласился он. — Незачем твоей родне видеть, как у тебя пальцы растут.

— Ну, знаешь… — разозлился я. — Что же мне, если захочется с ними повидаться, каждый раз пальцы наново рубить?

— Незачем рубить, — ответил он. — Молва о магах ходит разная, чаще всего красочные враки. Но вракам верят. И они поверят, что бы ты им не сказал. А нам пора бы уже приниматься за дело всерьез.

Проводы были недолгими: ученик мага Светлого Круга уходил вместе со своим учителем. Так заведено. Я теперь ломоть отрезанный. Я обнял отца, поцеловал заплаканную мать и Лану. Есть у меня ныне сводная сестра: мои отец с матерью приютили сироту из дальней родни. Ничего деваха. Бойкая. Я б ее на палубу пустил. Ей-ей. Сначала она боялась меня. Пирата. И не только она. Мать с отцом правда не то чтоб боялись, но приняли такое известие с трудом. Зимородок им не обо всем поведал, но то, что я три года Сыном Моря был, не утаил. Да и как утаить-то? Я поначалу лишний раз рот раскрыть боялся: как скажу чего, так у отца с матерью глаза круглые становятся. А потом, то ли я стал говорить ладнее, то ли они пообвыклись — вроде ничего стало. Я Лане в приданое отдал свою долю. Всю. Зачем она мне теперь?

Запали мне на сердце эти строчки из песни, которую пел бродячий гусляр из Баюновых Внуков на Рынке в Килике. Сидел он себе возле фонтана, щипал струны гуслей и пел. Сам для себя пел — ни шапки не выставил, ничего. Слушай, кому охота. Мы с Зимородком тоже остановились послушать. Гусляр поначалу пел, глаза прикрыв, а потом вдруг встрепенулся и стал шарить взглядом по толпе вокруг. У меня сердце екнуло. И точно… Отыскал он щелястыми своими глазищами мое лицо в толпе и смотрел, не отрываясь. Допел песню, умолк, и, не вставая с места, медленно мне поклонился, а потом запел эту. И морем зашумел, чайками загорланил. Народ удивился: кому это Баюнов Внук поклоны отвешивает? Ну, а мы с Зимородком потихоньку ушли.

Стены Килика давно остались позади. Зимородок ведет меня в горы Рокх, где раньше жил его учитель. Учитель, сказал Зимородок, ушел, а жилище его осталось. Вот и пригодилось. Зимородок вдруг остановился и задрал голову к небу.

— Вига, — позвал он. — Смотри. Птицы-Рокх.

Боги… Красотища-то какая! А какие они агроменные!

— Попробуй их услышать, — сказал он.

— Как? — спросил я.

— Коснись их умом. Лети вместе с ними.

В этот раз дважды пробовать мне уже не пришлось.

— Слышишь? — спросил Зимородок.

— Слышу, — ответил я. — До чего же они забавные!

Зимородок щурился на солнце и улыбался.

— Ну, вот… — сказал он. — Теперь мы доберемся быстрее.

И будто гулкая медь раскатилась в небесной голубизне. Одна из птиц оторвалась от стаи и пошла вниз к земле.