Александр Грин. Зябкое сердце - Володихин Дмитрий Михайлович - Страница 1

рассказ, 2011 год

антологии «Классициум» (2011), «Трудный путь» (2012)

Александр Степанович Грин (Грин - псевдоним, настоящая фамилия Гриневский). Родился 11 августа 1980 года, поселок Соловецкий, Большой Соловецкий остров, Российская Федерация; умер 8 июля 2032 года, Партенит, Крым, Российская империя. Замечательный сказочник и романтик русской литературы.

Родителями Александра Степановича были лодочник на Соловецкой системе озер и каналов, а также ссыльная крымчанка, попавшая на Соловки за попытку объявить Крым суверенным государством, совершенную в составе клуба независимых интеллектуалов «Фиолетовый кристалл». Скитался по России, был матросом, кладоискателем.

На военной службе, среди пограничников (в 2002), создал группу «Златая цепь», поставившую своей целью прямое действие против разрушения византийской крепости в городе Алуште. Был выдан провокатором, бежал из-под ареста, выпускал самодельную листовку «Алустон». Совершил теракт, облив представителя власти мазутом и изваляв его в перьях, вновь подвергся аресту, отправился в ссылку на Соловки, откуда совершил побег по поддельным документам.

Десять лет жил по фальшивому паспорту в коммуне «Бегущая по волнам», учрежденной мастерами радикального серфодайвинга (Севастополь). Затем обратился к властям как доброволец при колонизации Марса; получил амнистию и принял участие в проекте «Русский Марс» в качестве рядового волонтера.

Первый рассказ «Заслуга космонавта Пантелеева» (2026) был конфискован и сожжён международной марсианской таможней, поскольку в нем содержалась идея сделать русским весь Марс. Впервые подпись «А.С. Грин» появилась под рассказом «Апельсины» (2027). Писатель-романтик, фантаст, превосходный пейзажист и тонкий психолог, Г. умел раздвинуть рамки обыденности и обнаружить в окружающей жизни её поэтические стороны. Г. верил в человека и считал, что всё прекрасное на земле зависит от воли сильных, чистых сердцем людей («Огнецветные паруса», 2027; «Сердце марсианской пустыни», 2027; «Зябкое сердце», 2028; «Марсианские хроники», 2028; «Марс пробуждается», 2030). Прожил несколько лет в фактории Королев как инженер-механик космических лайнеров. Создал там лучшие свои тексты и стал наиболее известным русскоязычным писателем планеты. Занимался черной археографией, в результате чего должен был реэмигрировать на Землю. Последние годы жизни провел в поселке Партенит, где и пожертвовал местной библиотеке драгоценную коллекцию марсианских манускриптов. По повести «Огнецветные паруса» создана компьютерная игра, опера и одноименный фильм. Повесть «Зябкое сердце» удостоилась международной марсианской премии имени Рэя Брэдбери (2030). За месяц до кончины принял монашеский постриг и упокоился под именем инока Афанасия. Похоронен на кладбище Иоанно-Готского монастыря.

В 2040 году в Феодосии создан литературно-мемориальный музей Г. В 2050 году, к 70 летию со дня рождения, на территории рекреативного центра «Айвазовское» в Партените установлена сорокаметровая фигура Г., смотрящего в море, вырезанная из цельного куска марсианского обсидиана.

Жила-была маленькая девочка.

Родители души в ней не чаяли: девочка была единственным ребенком в семье. Больше всего она любила гулять по старым паркам, садам или, лучше всего, лесам, отыскивая самые глухие места. Добравшись до чащобы, она представляла себе, что тут - ее царство и никому без ее позволения не проникнуть в это заповедное место. Где-то неподалеку, в сплетении тропинок, стоит старый деревянный дом, принадлежащий ей одной. Надо уметь правильно общаться с дверями в сокровенном доме: некоторые из них опасны, другие открывают выход в иные миры, третьи решают сами, открываться им или нет... Еще она любила уединиться где-нибудь с книжкой и баранками. Нанизывала их по штуке на каждый палец, кроме большого и указательного на правой руке - ведь ими приходилось держать книжку. Впрочем, если разобраться, томик можно прижать рукой к боку... Тогда освобождается место для двух дополнительных баранок.

Девочка была снежнокожей и печальноглазой. Некоторые считали, что смотрит она куда-то внутрь себя, и всякое общение с другими людьми для нее - род притворства. Она выслушивала замечания о своей внешности, взглядах и поведении, но в ответ лишь пожимала плечами.

В четырнадцать лет девочка поняла, что красива, а в семнадцать, - что красота бывает утомительной штукой. Легкая сутулость ее вызывала у парней желание взять под крыло, научить уму-разуму, оказать покровительство... Самые глупые из них не умели понять, как получилось, что ничего не получилось - начиналось-то, вроде, как у всех; самые умные изобрели выражение «ошпарила холодом»; ну а крепкие середняки обменивались обескураживающими сплетнями: «Вот хоть как крепко ее обнимай, а всё равно она не с тобой». - «В смысле?» - «Ты, как последний осел, где-то тут, а она, как наглая аристократка, где-то там...» - «Где?» - «В том-то и дело, что никак понять невозможно - где».

Умом Бог девочку не обидел. А ум красоте чаще всего мешает.

Девочка жила б и не тужила, если бы не мучила ее одна странная хворь. Восемнадцать врачей, вооружившись лучшей диагностической техникой двадцать первого века, пытались найти ее источник, но один за другим потерпели фиаско. Двадцать два нетрадиционных медика, нещадно трудясь, смогли выяснить только одно: время от времени помогает хороший чай. Помогает, но не излечивает...

Иногда из сердца девочки выходил холод. Будто внутри сердечной мышцы появлялся самородный лед. Зерно льда, ледяная игла, ледяной клубень или же целое кружево ледяное - какой бы ни была фигура стужи, поразившей сердце, она всякий раз принималась расти. Иногда девочка чувствовала, что сердце одевается в чехол смертельной стыни, и веточки мороза растут от него во все стороны. В такие дни ей становилось трудно дышать, она скоро уставала, становилась сонной и неуклюжей.

А потом она погружалась в спячку. Чаще всего - на сутки, но порой - на двое, трое суток и даже на целую неделю. Девочка восставала ото сна очень слабой, но холод к тому времени исчезал из ее груди. Сам собой. И усилия врачей не играли тут никакой роли.

Девочка боялась, что однажды не проснется: холод заманит ее душу в свой туманный край, и душа останется в тех местах навсегда - писать стихи на вечных снегах...

Звали ее Ольга.

Ходить в школу она не могла - это было слишком рискованно. А значит, должна была учиться заочно. Когда девочка превратилась в девушку, ей пришлось так же, заочно, учиться в университете. По сети она получала задания, разговаривала с преподавателями и даже отвечала на экзаменах.

За много спячек до университета, когда Ольга еще числилась школьницей, врачи заподозрили у нее слабость легких. Ее родителям дали совет поселиться в теплых краях, лучше всего - у моря. Семья облюбовала место на Южном берегу Крыма, близ Алушты. Папа, мама и девочка переехали в летний дом на сваях, дальше всех выдвинутый в море среди всех домов свайного поселка. На зиму им приходилось перебираться в Симферополь.

Легкие оказались ни при чем.

Крымская летняя жара не согревала Ольгу, если холод возникал внутри нее. Зато ни зимние морозы, ни ледяной ветер бора не вредили ее здоровью.

Крым она полюбила.

Если в погожий день выйти на крытую галерею перед окнами ее дома, то справа можно разглядеть громадного каменного медведя, пьющего волны; слева - громадного каменного... не пойми кого, но страшного, - и тоже пьющего воду; позади - настоящий готический замок, выстроенный тут века полтора назад. А впереди - нестерпимо белое солнце жадно целует лазурный горб моря, оставляя на нем длинный след люминесцентной помады.

Однажды, под занавес октября, Ольга вышла в одном купальнике на пляж, когда море штормило. По мелкой самоцветной гальке она подобралась к линии прибоя и подставила тело под удар волны. Еще раз... И еще раз! Море, разъярившись, утащило ее к себе, на глубину, и отец едва успел спасти девочку. «Не смей больше делать так! Никогда», - было ей сказано. Следующее утро застало ее там же, только штормило в тот день крепче. Но на сей раз девочка устояла на ногах. Море с нею не справилось.