Гештальт-подход. Свидетель терапии - Перлз Фредерик Саломон - Страница 31

• Предыдущая
• 31/50
• Следующая

Это вновь показывает, насколько по мере продвижения терапии терапевтическая сессия приближается к идеалу повседневной жизни. По мере того как пациент все в большей степени обнаруживает себя, он все больше может опираться на себя и становится все более способным к контакту с другими. По мере того, как пациент отказывается от своих способов манипулирования, терапевт все в меньшей степени вынужден фрустрировать его и все больше может способствовать его удовлетворению.

Как уже говорилось, опора на себя сильно отличается от самодостаточности. Когда пациент закончит терапию, он не перестанет нуждаться в других людях. Наоборот, он впервые начнет получать реальное удовлетворение от контакта с ними.

Фриц Перлз мог бы начать этот раздел с обычного предостережения: «Гештальт-терапия – это ужасно скучно». Многие участники его групп начали привыкать к терапии, которая казалась чудом. Мы уже перестали удивляться, что вереницы людей, работавших в горячем стуле, внезапно избавлялись от мучительных игр, которые они сами себе навязали. В последние годы Фриц все больше утомлялся от этой игры в «чудеса Лурда», которые начали превращаться в своего рода трюкачество.

Теперь у Фрица появилась аудитория серьезных учеников. Задуманную книгу «Свидетель терапии» он хотел начать с буквального воспроизведения текста зафиксированной в фильмах терапевтической работы. Он хотел, чтобы ученики детально изучили эти фильмы с текстом в руках. Не считая свою работу загадочной или чудесной, он полагал, что если мы действительно понимаем процесс гештальт-терапии, эти изолированные «чудеса» обретут свой правильный контекст, и это позволит демистифицировать культ Фрица Перлза.

Эта книга предназначена для того, чтобы помочь серьезному начальному обучению. Ричард Бэндлер выбрал отрывки, которые в значительной степени понятны без дополнительных комментариев. В следующих выпусках он предложит образцы более сложной работы, сопроводив их комментариями Карла Хьюмистона, Вирджинии Сатир и других терапевтов, которые жили и работали с Фрицем Перлзом.

Изучение текста без фильма связано с очевидными ограничениями. Фриц придавал большое значение интонации и невербальной коммуникации; все это можно увидеть и услышать в фильме, но трудно передать на бумаге. Существенны также искажения времени. Слово «пауза» может означать как две секунды, так и две минуты. К тому же мы читаем гораздо быстрее, чем говорим, так что получасовая сессия может быть прочитана за пять минут. Все эти факторы могут усилить иллюзию «мгновенной» терапии, что противоречит основной цели этого издания.

Роберт С.Спитцер, д.м., главный редактор издательства «Science and Behavior Books».

Идея гештальт-терапии состоит в том, чтобы превращать бумажных людей в реальных.

Я знаю, что это непростое дело. Непросто вернуть современного человека к жизни: помочь, например, прирожденному лидеру реализовать свои способности, не став при этом бунтовщиком; помочь человеку обрести свой центр, исправить однобокость развития. Все это многого требует, но я полагаю, что сейчас мы можем это делать. Нам не нужно годами, десятилетиями лежать на психоаналитической кушетке, без каких-либо существенных изменений.

Но для этого необходимы определенные условия. Я опять возвращаюсь к вопросу о социальной среде, в которой мы находимся. В прошлые десятилетия человек жил в обществе, ориентируясь на то, что считалось правильным: он выполнял свою работу, не задумываясь о том, нравится ли она ему и подходит ли он для нее. Общество придерживалось идеологии «долженствования» (shoudism) и пуританства. Теперь, мне кажется, социальная среда кардинально изменилась. Пуританство сменилось гедонизмом. Мы начинаем жить ради удовольствия, праздника, развлечения; для нас все хорошо, пока приятно.

Кажется, что это звучит лучше, чем морализм. Однако здесь есть момент существенного регресса. Мы стали панически бояться боли и страдания. Мы избегаем всего, что не доставляет удовольствия, что неприятно. Мы бежим от любой фрустрации, от всего, что может быть болезненным, и ищем обходных путей. В результате мы лишаемся развития.

Когда я говорю о готовности встретить неприятное, я не имею в виду культивировать мазохизм; наоборот, мазохист – это человек, который боится боли и приучает себя терпеть ее. Я говорю о страдании, которое сопутствует развитию, о том, чтобы честно встречать неприятные ситуации. Это очень тесно связано с гештальт-подходом.

Я не собираюсь сейчас много говорить о феномене гештальта. Основная идея гештальта состоит в том, что это – целое; полное, покоящееся в себе целое. Как только мы разрываем гештальт, мы получаем обломки и кусочки и лишаемся целого. Вот смотрите: если мы возьмем три деревяшки и положим их – сюда, сюда и сюда, они обрисуют странный образ. Но если вы сложите их вот так, вы сразу же видите, что это – треугольник. Если вы разделяете их, – треугольник исчезает, исчезает гештальт.

В биологии формирование гештальта – это та динамика, которая регулирует всю органическую жизнь.

Гештальт хочет быть завершенным. Если гештальт не завершен, мы остаемся в незаконченной ситуации, и эти незаконченные ситуации давят на нас, они хотят быть законченными. Если, например, вы участвовали в драке и действительно разозлились на своего противника, – вы можете хотеть отомстить ему. Эта потребность отомстить будет зудеть в вас, пока вы не расквитаетесь с этим парнем.

Мы несем в себе тысячи незаконченных гештальтов. Но избавиться от них очень просто. Эти гештальты появляются, всплывают на поверхность. Наиболее важный всегда появляется первым. Нам не нужно рыться, а-ля Фрейд, в глубинах бессознательного. Нам нужно научиться сознавать очевидное. Если мы понимаем очевидное, все – здесь. Каждый невротик – это человек, который не видит очевидного. Так что в гештальт-терапии мы стараемся понять слово «сейчас», сознавать то, что происходит в настоящем. Но понимание настоящего может потребовать некоторого времени – от четырех недель до двадцати лет.

«Сейчас» – это интересное и трудное понятие, потому что, с одной стороны, вы можете работать и достигать чего-то, только если вы работаете в настоящем. С другой стороны если вы делаете из этого моралистическое требование, вы сразу обнаруживаете, что это невозможно. Если вы стремитесь схватить настоящее, оно тут же уходит. Это парадоксально – работать в настоящем, но не быть в состоянии удержать его или даже сосредоточиться на нем.

Второе слово, важное в связи с нашей терапией, – слово «как». В прошлые века спрашивали «почему», пытались найти причины, основания, извинения, рационализации. Полагали, что если мы можем изменить причины, мы изменим следствия. В наш электронный век мы уже не спрашиваем «почему», мы спрашиваем «как». Мы исследуем структуру, а когда мы понимаем структуру, мы можем ее изменить.

Структура, в которой мы более всего заинтересованы, —это структура нашего жизненного сценария. Эта структура – ее часто называют кармой или судьбой, – часто проникнута самоистязанием, бесплодными играми самоусовершенствования, стремлением к достижениям, и так далее. Когда встречаются два человека с различными жизненными сценариями, каждый из них старается втиснуть другого в свой сценарий, или один старается угодить другому и стать частью его сценария, и так возникает вовлеченность, замешательство, конфликты. Люди запутываются, вязнут (get stuck) друг в друге, и весь сценарий перепутывается, – но это тоже часть сценария.

Мы хотим реорганизовать наш жизненный сценарий. Средства и методы этого могут быть до некоторой степени понятны.

Сейчас я хочу поработать с кем-нибудь из вас. Я должен сказать, что у меня очень плохая память на имена; нужно, чтобы я очень хорошо знал человека, или чтобы с ним была связана большая радость или другое значительное событие, чтобы я вспомнил, как его зовут.

• Предыдущая
• 31/50
• Следующая