Звездолет «Иосиф Сталин» - Перемолотов Владимир Васильевич - Страница 72

• Предыдущая
• 72/100
• Следующая

Он заорал от неожиданности и сам подскочил с места. На мгновение оба замерли – летчик с разинутым в крике ртом и Федосей с чужим воротником в руке…

За шумом и грохотом их, конечно же никто не услышал, но зато Федосея теперь заметили механики. Оба, еще не понимая что происходит, замахали руками и затрусили за аэропланом, а тот уже развернулся и, набирая скорость, рвался к концу палубы, спеша вернуться в родную стихию.

Англичанин от неожиданности не схватился за пистолет, а достал незваного гостя прямым в челюсть.

От удара Малюкова отбросило на крыло, и неуправляемый самолет завалился, срываясь со стартовой платформы вниз и входя в последний в своей жизни штопор… От этого движения биплан крутануло и англичанин, не удержавшись в кабине, вылетел, на крыло, сбивая цеплявшегося за расчалку красвоенлета…

Обнявшись, они сорвались в бездну…

– Смотрите, господа! Снимайте на ваши камеры и записывайте в блокноты, что видите! Аллах велик и он не даст мне обмануть вас, а вам – ошибиться, приняв ложь за правду!

Юсуф-бей, личный представитель генерала Кемаля горестно разводил руки, желая объять бедную турецкую землю и прижать её к сердцу.

На лице его было такое выражение, словно ему страшно хотелось начать причитать знаменитое восточное «вай-вай-вай», но он не решался ввиду почтенного общества, собравшегося у него за спиной. А там стояло действительно почтенное общество.

Турция не представляла особого интереса в глазах мирового сообщества, но все-таки оставлять такую страну без корреспондентов было никак нельзя и самые крупные газеты держали там по одному – двум корреспондентам.

К этой минуте все они стояли рядом с ним и смотрели на горы, а Юсуф-бей обводил их рукой, жестом обиженного, но все еще гостеприимного хозяина.

– Мы всегда считали наших западных друзей цивилизованными нациями, способными понять значимость символов в жизни народов и цивилизаций. Но мы ошиблись…

Да, я мусульманин, но я цивилизованный человек. Мне, как представителю иной, не Европейской культуры, воспитывавшемуся на иных ценностях никогда бы не пришло в голову разрушать Кёльнский собор или базилику Святого Стефана или Египетские пирамиды. Но тут… Это ведь варварство в чистом виде! Вы понимаете, что это не просто гора, не просто камень. Это – Арарат. Место священное для трех религий! Именно там праотец Ной высадился на землю после потопа. Именно там голубь принес ему оливковую ветвь. Это то место, где Создатель заключил новый завет с человеком! Смотрите! Смотрите!

Он отступил, словно освобождал сцену главному герою.

Снег уже прикрыл грязь каменного крошева, но и того, что осталось, хватило бы, чтоб увидеть и оценить размер разрушений. Легендарная гора перестала быть частью природного хаоса. Беспорядочные разрезы и трещины делали её похожей на сахарную голову, неаккуратно обколотую ножом. В горе не осталось грозной красоты природы, а осталось грязь неубранной стройплощадки. Неуют и неудобство стояли над ней, словно запах.

– Почему вы считаете, что это сделали европейцы? – поморщился корреспондент «Таймс». – Это больше похоже на большевиков. Это у них нет ничего святого. Атеисты, отрицающие самую идею Бога могли приложить руку к разрушению святыни.

– Большевики сами пострадали от этого оружия, – возразил турок. – Они строили нам железную дорогу и…

– Может быть Создатель так покарал их? – предложил свою версию корреспондент «Оссерваторе Романо» – Господь не выдержал их разнузданного безбожия и…

Юсуф-бей не дал ему договорить.

– Вряд ли Аллах стал бы пользоваться для этого силами британской авиации.

Корреспонденты почуяли сенсацию, сгрудились вокруг турка.

– Что вы говорите, уважаемый Юсуф-бей?

– Только то, что вы слышите… У нас есть два британских летчика, принимавших участие в этом деле…

С тележки, что катили перед ними двое лаборантов, стрекотал киноаппарат. Незнакомый мужик со странным именем Дзига в черном берете крутил ручку, а они, словно не замечая его (так и было сказано товарищем комиссаром пусковой площадки – не обращать внимания) шли вперед, разговаривая о материалах последнего пленума ЦК.

Позади, за спиной товарища комиссара и сопровождающих тоже трещал киноаппарат и слышалось шарканье ног десятка корреспондентов, приглашенных, чтоб запечатлеть исторический момент – первый полет человека в космос.

Большая часть тех, кто сейчас шел по коридору, искренне считало, что все оно так и есть, однако все местные знали, что это не так. Все исторически значимое уже произошло пол года назад и записано в бумаги под такими серьезными грифами, которые рядовым гражданам Союза знать было совершенно не обязательно.

Но если матери истории нужно – то отчего бы не повторить?

Тележка с оператором уперлась в стену и Малюков с Дёгтем, пока техники разворачивались, обошли её и теперь, когда никто не мешать, заговорили о своем, точнее продолжили прерванный разговор.

– Ну и? – спросил Деготь. – Дальше-то что?

Федосей оглянулся. Техники ворочали телегу, а оператор извернувшись нечеловечески, крутил ручку им в спину.

– Что «ну и»? Дальше все просто… Законы физики пока еще никто не отменил. Самолет вниз, мы в обнимку следом. Вобщем, почти по Лермонтову – «Обнявшись крепче двух друзей…». Он орет, лягается, а у меня в башке пустота. Не рассчитывал я как-то, что этим все кончится. Глупости какие-то героические в голову лезут. И, главное, понимаю ведь, что конец пришел, а ничего с собой поделать не могу.

Федосей тряхнул головой, вспоминая.

– Да-а-а-а, – протянул Дёготь, – в такие минуты, говорят, вся жизнь перед глазами проносится…

В словах слышался вопрос.

– Не знаю… Я ж говорю, глупости разные.

Он смущенно ухмыльнулся.

– Летел и думал, засчитают мне этот аэроплан как сбитый или нет?

Деготь засмеялся – удивил товарищ.

– Засчитали?

– Тебе вот смешно, а я вцепился в него как в родную маму – одной рукой за шиворот, второй – за пояс. Он-то тоже ополоумел. Ему б наган схватить, а он как мальчишка – лягаться начал. И так мне, понимаешь, ботинком врезал, что я сразу в разум вошел.

Федосей машинально почесал ногу.

– Оглушил его, благо свой наган не потерял, да за кольцо дернул. Так вдвоем на его парашюте и спустились. Потом две недели в лазарете отлеживался, синяки сводил.

Малюков по привычке пошевелил плечом, на которое тогда приземлился. Боли уже не чувствовалось, но воспоминания остались.

– Вот собственно и все…

– Везучий ты, чертяка! – с хорошей завистью сказал Деготь, вполне осознавая, что везение товарища напрямую касается и его самого.

– Летучий, – поправил его Федосей. – Не везучий, а летучий…

Позади послышался ровный топот. Техники развернули-таки тележку и теперь нагоняли.

– Да уж как это не называй, а не зря тебя Ульрих Федорович для первого полета дожидался.

Оба не сговариваясь, вздохнули. Пропал профессор. Пропал, как и не было… Так и не нашелся – не объявился благородный немец, давший Революции возможность смотреть на весь мир свысока.

– Ладно. Нечего горевать. Пошли сызнова в Историю записываться.

• Предыдущая
• 72/100
• Следующая