Плоды страсти - Пеннак Даниэль - Страница 25

• Предыдущая
• 25/34
• Следующая

Схватив первую попавшуюся под руку одежду, я бросил ее Тео, а сам отправился в обставленную в американском стиле кухню.

– Одевайся и отвечай на мои вопросы, говоря только «да» или «нет».

Я поставил на огонь турку, чтобы сделать себе кофе, твердо решив, что если понадобится, то заставлю Тео выпить этот кофе через нос, и приступил к допросу.

Уже более сорока восьми часов эти двое кувыркаются как сумасшедшие, да или нет?

– Да.

Значит, Тео не знал, что Терезу бросили за решетку?

– Нет.

Ни того, что она беременна?

– Беременна? Так быстро? – закричал Тео.

– Но это же чудесно! – воскликнул Эрве.

Пенка из кофе и сахара потихоньку поднималась в турке. Я сделал глубокий вдох и произнес как можно спокойнее:

– Тео, скажи мне, да или нет, и попроси господина не встревать.

– Эрве, – сказал Эрве.

– Попроси Эрве не встревать.

– Его можно понять, Бен, дети для нас очень важный вопрос…

И я взорвался. Я заорал, что у меня другие проблемы, что Тереза сидит в кутузке, что в ночь, когда произошло преступление, она занималась любовью с подлецом, который до сих пор не объявился, что раз уж Тео всегда был добрым дядюшкой, которому все доверяли свои тайны, то ему сам бог велел поработать мозгами, чтобы выяснить имя того, кто обрюхатил мою сестру, и доложить мне обо всем в мельчайших подробностях с тем, чтобы я мог схватить этого негодяя за шиворот и затащить его пинками под зад в кабинет заместителя прокурора Жюаля, где он должен сыграть роль живого алиби для Терезы. Усек?

Он кивнул, давая понять, что усек.

– Тогда давай, шевели задницей. И у тебя есть всего полдня на это дело, пока она не попала в руки судебного следователя!

Кубарем скатившись с лестницы, я выскочил из дому и на ходу поймал такси. Я спешил вернуться в нашу скобяную лавку на тот случай, если вдруг Тереза в мое отсутствие материализуется там во второй раз. Пес Джулиус хорошо усвоил правила игры: если он хочет попасть со мной в такси, то должен затаиться неподалеку и, как только дверца откроется, тут же сигануть на заднее сиденье. Если же шофер замечал его до того, как машина останавливалась, он сразу жал на газ и мигом исчезал за горизонтом, словно за ним гналась его совесть. Однако в случае удачи Джулиус обеспечивал нам самый короткий, самый быстрый и самый тихий путь до пункта назначения. Тут уж не станешь возить пассажира кругами, чтобы содрать с него побольше деньжат, когда у тебя в машине сидит Ее Превосходительство Вонь. Тут уж байки не потравишь, не пожалуешься на свою профессию, которая уже не та, что была раньше, на пассажиров, что строят из себя умников, подсказывая, какой маршрут лучше, на женщин, которые водят машину как женщины, на педиков, которым уже мало жить просто так, им женитьбу между собой подавай, на арабов-басурманов, которые только и умеют делать, что дыры в бюджете нашего социального страхования, на косоглазых, что превратили Бельвиль в свою колонию, на ночи, которые становятся такими, что не видно ни зги, – и, само собой, как тут позабыть о пришествии Мартена Лежоли! При пересказе всех этих басен требуются паузы для того, чтобы перевести дыхание, чему как раз и мешает Джулиус Превосходный.

Терезы дома не оказалось.

Я приготовил себе кофе и позвонил Жервезе в «Плоды страсти». Ничего утешительного она сказать мне, увы, не могла. По словам Силистри, Тереза медленно, но верно тонула под грузом улик. Она так и не выдала имя, которое могло стать ее стопроцентным алиби, а ее веселое настроение воспринималось теперь полицией как откровенный цинизм. Заместитель прокурора Жюаль начал также подозревать ее в том, что она сама подожгла автоприцеп.

– Что?

– Я передаю тебе слова Силистри: он сообщил мне об этом по телефону.

– С какой стати ей поджигать свой автоприцеп?

– Из ревности, Бенжамен, чтобы избавиться от соперницы.

– Соперницы? Какой соперницы?

В том-то все и дело. Полиция совершила серьезную оплошность, отдав распоряжение кремировать тело погибшей в том пожаре женщины. Ведь все были убеждены, что сгорела Тереза… И теперь уже нет никакой возможности опознать тело. А тут как раз обнаружилась одна любопытная деталь: во время следствия, которое Титюс и Силистри вели по делу Мари-Кольбера, они захотели допросить золовку финансового инспектора, вдову Шарля-Анри, повешенного. Результат: им так и не удалось ее найти. Она словно сквозь землю провалилась. Как раз накануне трагических событий.

– А знаешь, что Тереза отвечает на вопрос, подозревала ли она о связи между Мари-Кольбером и этой женщиной?

Что же ты ответила, Тереза, боже мой, что же ты им такое ответила?

– Она отвечает, что отказывается отвечать, что даже если эта связь и существовала, то эта тайна принадлежит Мари-Кольберу и той женщине, что интимные отношения – последняя ценность, которая осталась у человека, и что не стоит рассчитывать на то, что она нарушит тайну интимных отношений.

О Тереза!.. Тереза… Тереза с ее принципами… Тереза с ее разумом… Словно на допросе требовался ее разум! Словно допрашиваемые во время допроса должны читать мораль допрашивающим!

Заместитель прокурора Жюаль склоняется к тому, что Тереза сначала назначила свидание своей свояченице, чтобы сжечь ту живьем, после чего отправилась сводить счеты с Мари-Кольбером.

– Что дает нам два убийства вместо одного?

– Да, два умышленных убийства, причем с отягчающими обстоятельствами. Титюс и Силистри вне себя от ярости, но они абсолютно бессильны что-либо изменить. У них просто руки опускаются. Тереза явно хочет покрыть кого-то, и никому не удается ее расколоть.

А может, она никого и не собирается прикрывать. Может, она, как всегда, говорит правду, режет правду-матку, которая никогда не перевесит на весах правосудия обычное, нормальное алиби. Я положил трубку и остался сидеть возле кофеварки, продолжая думать про алиби. Ну, давайте порассуждаем. Кто это может быть? Не будем гадать, просто подумаем. Прочь логику, подумаем о любви в терминах любви. Этот тип до такой степени преобразил Терезу, что сам тоже, пожалуй, не мог выйти целым и невредимым из пламени любви. Та ночь, должно быть, его здорово потрепала. Вернемся к истокам, представим Жюли в положении Терезы, а Малоссена – в роли алиби. Ведь для меня моя первая настоящая ночь с Жюли также стала триумфальным возрождением! Настоящий ренессанс души и тела! Едва проснувшись, я сразу же бросился к телефону! В период возрождения допустимы все технические приемы. Предположим, что алиби ничего не знает об аресте Терезы, в таком случае мыслимо ли, чтобы оно до сих пор не позвонило сюда? Можно ли представить, что Тереза, отдав ему всю себя, забыла оставить свой адрес и номер телефона? Ответ: нет. Вывод: он звонил сюда. Меня прошиб холодный пот: сегодня утром он звонил сюда, в нашу пустую скобяную лавку. Он звонил в тот момент, когда Клара отводила малышей в «Плоды страсти», когда Жюли отправилась заниматься собственным расследованием, когда Малыш и Жереми получали образование в своей зубриловке и когда я строил из себя крутого в квартире Тео. Я отчетливо слышал его восемьдесят безответных звонков, словно они до сих пор разносились по пустой скобяной лавке. Ну конечно же, он звонил! Он не знал, что Тереза за решеткой, и звонил ей, сгорая от нетерпения продолжить «это», если даже придется делать «это» по телефону. А если он звонил, то, значит, должен перезвонить. Это просто неизбежно.

Я уставился на телефон и всматривался в него так пристально, что он стал терять материальную оболочку, превращаясь в некоего духа, правда, неизвестно – злого или доброго. И потом, сказал я себе, если Тереза дала свой адрес этому парню, то, возможно, он может с минуты на минуту возникнуть на пороге нашего дома, распахнуть дверь, ворваться в дом и, гонимый инстинктом, броситься к ложу своей возлюбленной.

• Предыдущая
• 25/34
• Следующая