Фея Карабина - Пеннак Даниэль - Страница 18

• Предыдущая
• 18/49
• Следующая

В Отделе регистрации актов гражданского состояния Пастору сообщили, что Джулия Коррансон была единственной дочерью Жака-Эмиля Коррансона, родившегося 2 января 1901 года в одноименном селенье (Коррансон) провинции Дофине, неподалеку от Вилларде-Лана, и Эмилии Меллини, уроженки Италии, родившейся в Болонье 17 февраля 1923 года. Несмотря на разницу в возрасте, мама умерла первой, в 1951 году, а папа – в 1969-м.

Инспектор Ван Тянь вспомнил Жака-Эмиля Коррансона.

– Этот мужик был похож на мою мать, – заявил он с бухты-барахты.

(Старик Тянь любил внезапно поражать юного Пастора. Изредка ему это удавалось.)

– Он что, тоже рос в винной лавке?

– Нет, он был губернатором колонии и противником колониальной системы.

По словам Тяня, фамилия Коррансон впервые возникла в светской хронике в 1954 году, рядом с фамилией Мендес-Франса по случаю переговоров с Вьет Минем. Коррансон сыграл активную роль в предоставлении в том же году Тунису статуса внутренней автономии. При де Голле Коррансон продолжал работать в том же направлении, то есть укрепляя контакты со всеми подпольными движениями Африки, стремившимися к независимости.

– А эту статью Джулии Коррансон ты видел? – спросил Пастор у Ван Тяня.

Пастор не любил оставлять выпады Тяня без ответа Он бросил на стол старому инспектору фоторепортаж, взглянув на который Тянь из желтого сделался зеленым.

В статье рассказывалось о том, как, болтаясь в Китайском море в поисках boat people и сама пребывая на плавсредстве примерно того же типа, что и лодки беглецов (см. фото), Джулия Коррансон была сражена приступом острого аппендицита (см. фото). Операцию пришлось делать на месте и без анестезии (см. фото), а поскольку все спутники один за другим упали в обморок (см. фото), ей пришлось самой закончить начатое ими дело, держа в одной руке скальпель, а в другой карманное зеркальце (см. фото).

– Отсюда следует по крайней мере один вывод, – сказал Пастор, переждав, пока Тянь предпишет себе успокоительное и примет его, – а именно: парни, работавшие с ней перед тем, как сбросить на баржу, ничего от нее не добились.

В конце того же рабочего дня инспектор Пастор сделал десятую попытку вскинуть оружие быстрее Тяня. Служебный пистолет зацепился за петлю свитера и выскочил из руки. Выстрел раздался, когда он стукнулся об пол. Служебная пуля калибра 7, 65 мм царапнула Тяня по лопатке, срикошетила от потолка, вырвала из стены клок полиэстеровой обивки и затихла.

– Давай сначала, – сказал Тянь.

– Давай не будем, – сказал Пастор.

В стрельбе из положения лежа с упором четыре из выпущенных Пастором восьми пуль выбили приличную сумму в мишени Ван Тяня. Мишень Пастора (в виде картонного стрелка в угрожающей позе) осталась девственно чиста.

– Как тебе удается так плохо стрелять? – восхищенно спросил Тянь.

– Все равно, если пора стрелять, значит, слишком поздно, – философски ответил Пастор.

После чего Пастора вызвали в кабинет его начальника, комдива Аннелиза. Как обычно, в кабинете с задернутыми шторами плавал зеленый императорский полумрак. Длинная, как голодный день, секретарша, отзывавшаяся (безмолвно) на имя Элизабет, принесла Пастору чашку кофе. Элизабет питала к комдиву Аннелизу немое почтение, которым тот не злоупотреблял. Она входила и выходила абсолютно бесшумно. Всегда оставляя после себя кофейник.

А н н е л и з. Спасибо, Элизабет. Скажите-ка, Пастор.

П а с т о р. Да, Сударь?

А н н е л и з. Что вы думаете о комдиве Серкере?

П а с т о р. О начальнике антинаркотической службы? Как вам сказать, Сударь…

А н н е л и з. Я слушаю.

П а с т о р. В общем, он довольно силен.

А н н е л и з. Один кусочек сахара или два?

П а с т о р. Полтора, Сударь, благодарю вас.

А н н е л и з. Почему?

П а с т о р. Простите, Сударь?

А н н е л и з. Почему вы считаете Серкера сильным?

П а с т о р. Это архетип, Сударь, архетип полицейского-почвенника, архетип – редкая вещь, загадка природы.

А н н е л и з. Объяснитесь.

П а с т о р. Как вам сказать, когда против одного человека накапливается столько очевидных доказательств, то он в конце концов утрачивает реальность и становится таким же загадочным, как собирательный образ.

А н н е л и з. Интересная мысль.

П а с т о р. Женщина, дело которой я сейчас веду, тоже является архетипом: журналистка – авантюристка – идеалистка. Таких даже в кино не бывает.

А н н е л и з. «Во дает», как говорят мои внуки.

П а с т о р. Вы стали дедушкой, Сударь?

А н н е л и з. Дважды. Практически это новая профессия. И что же ваше расследование, продвигается?

П а с т о р. Установлена личность потерпевшей, Сударь.

А н н е л и з. Каким образом?

П а с т о р. Карегга был с ней знаком.

А н н е л и з. Прекрасно.

П а с т о р. Она дочь Жака-Эмиля Коррансона.

А н н е л и з. Помощник Мендеса? Симпатичная политическая фигура. Внешне напоминал Конрада. С той разницей, что Коррансон колонии отдавал.

П а с т о р. То есть был завоевателем наоборот.

А н н е л и з. Если угодно. Еще кофе?

П а с т о р. Благодарю.

А н н е л и з. Пастор, боюсь, что коллега Серкер вновь нуждается в вашем содействии.

П а с т о р. Понятно, Сударь.

А н н е л и з. Чтобы не сказать в вашей помощи.

П а с т о р. …

А н н е л и з. Насколько это возможно.

П а с т о р. Разумеется, Сударь.

А н н е л и з. В рамках расследования по делу Ванини Серкеру удалось арестовать некоего Хадуша Бен Тайеба. Он был пойман с поличным при попытке сбыта амфетаминов посетителям ресторана своего отца.

П а с т о р. В Бельвиле?

А н н е л и з. В Бельвиле. В ходе допроса Серкер проявил себя, скажем…

П а с т о р. Как сильный архетип…

А н н е л и з. Вот именно. Он убежден, что Бен Тайеб участвовал в убийстве Ванини или покрывает убийцу.

П а с т о р. А Бен Тайеб не признается?

А н н е л и з. Нет. Хуже то, что ему пришлось провести неделю в госпитале.

П а с т о р. Понятно.

А н н е л и з. Легкий недосмотр. Нужно уладить это, Пастор, пока не вмешались журналисты.

П а с т о р. Хорошо, Сударь.

А н н е л и з. Вы допросите Бен Тайеба сегодня?

П а с т о р. Сейчас же.

Едва Пастор вошел в залитый светом кабинет Серкера, как усатый рослый комиссар встал и с демократической улыбкой обнял его за плечи. Он был выше Пастора на целую голову.

– Не успел поздравить тебя с Шабралем, малыш, но это просто супер.

И он увлек за собой Пастора в некое подобие прогулки.

– Зато про Бен Тайеба я тебе сейчас все популярно объясню. Этот ублюдок…

Кабинет Серкера был гораздо просторней и светлей, чем кабинет его коллеги Аннелиза. Повсюду металл и стекло. Стены украшены серией дипломов, полученных Серкером с того момента, как он задумал стать полицейским, а также снимками выпускников учебных заведений, скаутскими трофеями и премиями юрфака. На некоторых фотографиях комдив представал в компании той или иной звезды адвокатуры, культуры или политической сцены. Справа на стеклянных стеллажах рядами стояли кубки за отличную стрельбу, левая же стена являла отличную коллекцию ручного оружия, среди которого был даже четырехствольный пистолет, на секунду привлекший внимание Пастора.

– «Ремингтон-Эллиот Дерринжер» тридцать второго калибра, – объяснил Серкер.

Далее, проходя мимо встроенного между алюминиевыми стеллажами мини-холодильника:

– Пропустим по одной?

– Не откажусь.

Пастор всегда прекрасно ладил с верзилами. Его маленький рост их успокаивал, а живость ума умиляла. С детского сада Советник и Габриэла учили маленького Жана-Батиста не бояться чужих мускулов. В лицее Пастор частенько играл роль рыбы-пилота при огромных акулах, казалось, поголовно страдавших душевной близорукостью.

– В общем, этот гад Тайеб, тайебский сын, здорово меня достал.

Как полицейский Серкер действительно отличился, и на улице (несколько ранений), и у себя в кабинете (бронебойные доводы Серкера сразили огромное количество подозреваемых, что называется, не в бровь, а в глаз).

• Предыдущая
• 18/49
• Следующая