Дочь последнего дуэлянта - Бенцони Жюльетта - Страница 6

• Предыдущая
• 6/80
• Следующая

Анна-Женевьева вернулась к подругам и шепотом, пока они занимали места в театральном зале, поделилась с ними новостью:

– Ришелье облапошил нашего папеньку. Карлица в качестве приданого получит за все про все триста тысяч ливров и никакого наследства! Все богатства достанутся другим членам его семейства! Постойте-ка! А где же наша Марта? – осведомилась она, обнаружив перед собой только одну из сестер дю Вижан.

– Она простужена и сильно кашляет, – поспешила ответить сестра. – Марта предпочла остаться дома, опасаясь, как бы ее кашель не помешал зрителям наслаждаться представлением. Но боюсь, ее отсутствие будет истолковано неверно…

Пьеса в полной мере оправдала ожидания. Если бы не снующие по залу слуги с прохладительным и сладостями, реплики актеров заглушил бы храп. Впрочем, предусмотрительный автор позаботился и о клакерах, они хлопали в точно указанных местах, и публике ничего не оставалось, как подхватывать аплодисменты. Так что по завершении спектакля сочинитель с удовлетворением удостоился бурных оваций. После спектакля гостей пригласили в Галерею знаменитостей, где среди портретов прославленных людей кардинал повесил и свой, написанный художником Филиппом де Шампенем. В галерее предполагались танцы, от которых танцующие могли отдохнуть, подкрепляясь роскошными закусками и десертами в буфетах, расположенных в двух ее концах.

Вдоволь наскучавшись, молодежь – и не только молодежь – ринулась танцевать, веселясь от души. Но только не героиня празднества, невеста, пока еще не ставшая женой.

Клер-Клеманс сидела в кресле с высокой спинкой между своей сестрой, герцогиней д’Эгийон, и принцессой де Конде, которая отныне стала ее свекровью, и с завистью смотрела на смеющуюся и танцующую перед ее глазами молодежь. Она бы тоже с радостью потанцевала, но куда денешь эти ужасные туфли, в которые, будто в колодки, втиснуты ее ноги? Их бы сбросить заодно с тяжелым, шитым золотом платьем и всеми драгоценными украшениями, великолепными, конечно, но тяжелыми неимоверно! Еще больше огорчало девочку то, что после подписания контракта ее рыцарь не только ни разу не заговорил с ней, но ни разу не взглянул. А она точно так же, как Изабель де Монморанси, с первого взгляда влюбилась в своего супруга.

А герцогу Энгиенскому без труда удалось позабыть о своей невесте. Как только спектакль закончился, он поспешил присоединиться к сестре, окруженной красавицами-подругами, он улыбался им, они улыбались ему. Но и в этом цветнике герцога ожидала печальная нота.

– Где же ваша сестра? – спросил он у Анны дю Вижан. – Почему она не с вами?

– Она сильно простудилась, господин герцог. Беспрестанно чихает, кашляет и не пожелала мешать нам слушать прекрасные стихи, которыми мы только что наслаждались.

– По крайней мере, она внесла бы в них что-то свежее и неожиданное… А вы кто такая, мадемуазель? – спросил он, внезапно повернувшись к Изабель, которая не отрывала от него взгляда.

В ее темных глазах загорелся вызов, но она не торопилась отвечать на вопрос.

– Послушайте, братец, – поспешила вмешаться Анна-Женевьева, – мне кажется, вам еще рано страдать от провалов в памяти. Вы что, не узнали нашу Изабель де Бутвиль, которую сами недавно дразнили черносливинкой?

Герцог кивнул и впился острым взглядом в очаровательное своенравное личико в ореоле каштановых завитков, поблескивающих, словно шелк. Тем же острым взглядом он удостоил изящную фигурку, выгодно обрисованную алым бархатным платьем с пеной кружев, из которых выступали прелестные, еще по-девичьи хрупкие плечи.

– Признаться, я и вправду ее не узнал, – произнес он серьезно. – Вы прелестны, кузина!

Потом протянул ей руку и отвесил поклон.

– Потанцуйте со мной, прошу вас.

И они начали танцевать медленную павану[10]. Танец не мешал Людовику внимательно разглядывать Изабель, все время ей улыбаясь.

– Мне бы надо было жениться на вас, – произнес он неожиданно.

И заслужил в ответ лукавую улыбку и такую же лукавую отповедь:

– На бедной родственнице? Вы сказали, хорошенько не подумав, кузен! Ваш благородный отец никогда бы вам такого не позволил. А если бы вам пришло в голову его ослушаться, умер бы от гнева. Думаю, что и сегодня он не слишком счастлив, раз исчез сразу после подписания контракта.

– Думаю, ему страстно хочется задушить кардинала, который так скверно обошелся с нами!

– Охотно верю, но что сделано, то сделано. Послушайтесь моего совета: пригласите танцевать вашу невесту, которая скоро станет вашей женой. Вы должны с ней потанцевать. Хотя бы один раз! Бедняжка так мучается! И мне совсем не по душе взгляд, каким удостаивает нас господин кардинал.

Внимание герцога сделало Изабель великодушной. Да и девочка, закованная в тяжелую парчу, утонувшая в огромном кресле, внушала ей искреннюю жалость.

– Так вы считаете, мне надо с ней потанцевать? – спросил герцог после последнего поклона.

– Уверена. Не стоит играть на нервах господина кардинала. Они у него весьма чувствительны.

– Придется вам повиноваться.

Тяжело вздохнув, герцог отвел Изабель к Анне-Женевьеве, которая в этот вечер решила не танцевать вовсе.

– Не хочу быть красной и потной, – заявила она. – Не сомневаюсь, что господина кардинала мучают ревматические боли, поэтому в его покоях так натоплено!

Высказав свой вердикт, она поправила подушки мягкого кресла и устроилась поудобнее.

Героиня праздника охотно поступила бы точно так же. У нее уже пропало всякое желание танцевать, но тут жених склонился перед ней в поклоне, приглашая на куранту[11]. Как же она обрадовалась! И готова была со всем пылом отдаться танцу, как танцевала обычно, но забыла про злополучные каблуки! Она запуталась в тяжелых складках золотого парчового платья, нога у нее подвернулась, и с невольным стоном от резкой боли бедняжка рухнула к ногам молодого человека, пойманная в ловушку тяжелыми юбками, обшитыми внизу драгоценными камнями.

И услышала, как чей-то женский голос с насмешкой произнес:

– Бедняжку вознесло слишком высоко, и она не сумела остаться на высоте!

Это был голос мадемуазель де Монпансье!

Падение невесты вызвало у гостей веселый смех. Первым рассмеялся герцог Энгиенский, он смеялся громче всех, даже не делая попытки наклониться и помочь Клер-Клеманс подняться. Бедняжка не обманывалась: в безудержной веселости окружающих таилась издевка. Все эти люди радовались возможности посмеяться над ней, потому что она была племянницей кардинала Ришелье! Девочка почувствовала, что на глазах у нее закипают слезы, но мужественно с ними справилась. Она не собиралась доставлять этим жестокосердым людям удовольствие видеть, как она плачет. И все же рука, желающая помочь, протянулась к ней, рука молодой темноволосой девушки в коралловом платье, с которой только что танцевал павану герцог Энгиенский, получая от танца нескрываемое наслаждение. Полная гнева Клер-Клеманс отвернулась, не желая ее видеть. Но вот ее подняли. Несмотря на боль, она пристально посмотрела в каждое смеющееся лицо, задержала взгляд на лице своего жениха, сумела сделать небольшой реверанс и твердо произнесла:

– С вашего согласия, господин герцог, я позволю себе удалиться. Мне нечего здесь делать, как я поняла.

Почувствовав в ее словах упрек, Людовик обрел серьезность, но тем не менее не счел себя обязанным проводить невесту до ее покоев.

Между тем в толпе находился человек, который не смеялся, и этим человеком был кардинал Ришелье. Он устремил на жениха взгляд, исполненный такого гнева, что молодой гордец невольно покраснел. И все-таки ничто в мире не заставило бы его повиноваться гневному взгляду кардинала, который, по сути, был безмолвным приказом. Герцог спокойно направился к матери и пригласил ее танцевать.

Венчание состоялось на следующее утро в часовне Кардинальского замка. Венчал молодых Его Высокопреосвященство епископ Парижский де Гонди. Церемония была необычайно торжественной. Сам король Людовик, его супруга королева Анна и даже дофин, разодетый в белый атлас, почтили ее своим присутствием. Маленькая невеста в платье из золотой парчи казалась безмятежной и собранной. Тот, с кем должны были соединить ее навек, был в одежде почти из такой же парчи, но с заметным пятном на видном месте – будущий принц Конде не отличался чистоплотностью и не придавал значения одежде. Он был высокомерен, важен и на невесту не смотрел.

• Предыдущая
• 6/80
• Следующая