Брызги шампанского. Роман о замках - Бенцони Жюльетта - Страница 22

• Предыдущая
• 22/54
• Следующая

К счастью, замок, нуждавшийся в ремонтных работах, был восстановлен, начиная с 1936 года, молодой парой, посвятившей этому двадцать лет жизни: герцогом и герцогиней де Кастри. Он занимался садами, а она – внутренней отделкой. Замок как будто заново родился. Он остался таким же красивым, как и раньше, только сделался более удобным для жизни. В течение десяти лет молодая герцогиня не выезжала в Париж.

Но, возможно, забота о замке не была единственной причиной. Она желала наблюдать за важными историческими работами своего мужа, которые позволили бы герцогу стать членом Французской Академии. Он не избрал шпагу смыслом своей жизни, но его талант все-таки принес ему одну – и чрезвычайно престижную![27]

Последний герцог де Кастри умер в 1986 году и завещал замок Французской Академии.

Жара не спадала. Шли последние дни августа 1704 года, и похолодания не намечалось. Засуха длилась вот уже несколько месяцев. Даже ночью было тягостно и душно. Солнечные дни лишь добавляли страданий иссохшей земле, серым от пыли деревьям и людям, которым пришлось безжалостно сократить дневное количество потребляемой воды. В Эг-Морте, окруженном крепостными стенами и болотами, жители особенно страдали от жажды. А темницы были переполнены…

В башне Констанс, большом донжоне, выступавшем вперед перед крепостными стенами, словно часовой, все этажи были переполнены пленниками гражданской войны: мужчины – на первом, женщины – на втором, а особо непримиримых помещали на третий, где жара переносилась особо тяжко. Каждый из этих этажей представлял собой круглый сводчатый зал, где пленников держали, как животных – больных вперемешку со здоровыми. Все надеялись на гипотетическое решение властей о сокращении числа заключенных. Мужчинам разрешалось выходить из тюрьмы лишь на каторжные работы. Женщинам же покидать башню не разрешалось вообще. И все лишь потому, что тюремщики и заключенные молились одному Богу на разный лад! Вот уже десять лет как во Франции пылал огонь религиозных войн.

Все началось в 1685 году, когда король Людовик XIV, последовав дурному совету маркизы де Ментенон (своей тайной жены) и всемогущего Общества Святого Причастия[28], решил обеспечить искупление своих грехов перед небесами посредством отмены Нантского эдикта. Короля удалось убедить, что старая привилегия, данная гугенотам его предком Генрихом, была более не нужна. И он, без всякой задней мысли, задумал объединить разные конфессии в единую католическую религию.

Множество гугенотов тогда добровольно эмигрировало, переехав из Франции в Женеву, германские княжества, Нидерланды, Англию и даже в Америку, оставив страну без ценной рабочей силы, без буржуазии и без умного и эффективного дворянства. Потом эта «рана» кровоточила на протяжении долгих веков.

Некоторые, охваченные страхом, решили подчиниться, по крайней мере, для вида, но пламя уже разгоралось. Протестантские проповедники тайно ходили по деревням, упрекая новообращенных в трусости и пытаясь вновь привести их к вере Лютера и Кальвина. Чаще всего им это удавалось. Но самый большой урожай был собран в дикой части Лангедока: в суровых Севеннах, поросших густыми непроходимыми зарослями, населенных пастухами и мелкими ремесленниками. На протяжении веков на этих древних землях процветали анархия и учение катаров, а народ был открыт для любых идей, которые могли принести им хотя бы иллюзию свободы. Реформистское зерно пустило свои корни.

Как только объявили об отмене эдикта, пламя разгорелось, и страна пробудилась: 23 июля 1702 года в Пон-де-Монвере бандой фанатиков был убит приходской инспектор аббат Ланглад дю Шайла. Эта банда была похожа на многие другие, которые под началом отважных командиров ушли в лесные заросли. Они стали беспрерывно нападать на священников и церкви, сжигать и грабить деревни, заподозренные в связях с католиками. Имели место кровопролитные столкновения, причем жестокость в них проявляли обе стороны. Впрочем, подавление мятежей было не менее суровым.

Повстанцы называли себя «камизарами», потому что носили белые рубахи, служившие для них отличительным признаком[29]. Они выступили против войск под командованием графа де Брольи, затем – маршала де Монревеля и, наконец, маршала де Виллара, которых Версаль выслал против них. Но это только усилило взаимную ненависть и зверства.

У камизаров было много командиров, но особо выделялись двое: Жан Кавалье и Пьер Лапорт, называемый «рыцарем Роландом». Первый ранее был булочником из Ма-Ру, второй – пастухом из Ма-Субейран, но оба были благородны и храбры. Юные и смелые, они горели верой и отвагой. К несчастью, это мужество привело к драме и заключению в переполненных тюрьмах Эг-Морта, где помимо прочих заключенных содержались еще и две очень молодые дамы, несшие двойной крест безнадежного отчаяния. Звали их Катрин и Марта Бренгье де Корнели. Старшая была женой Роланда, потому как, к их несчастью, религиозную страсть юного командира усилила горячая любовь.

В конце августа 1703 года по Севеннам прошла новость, что в ущелье Бизу, что возле Андюза, состоится большое собрание верующих. Роланд пригласил на него всех окрестных протестантов. В Лассале тогда жили Франсуа Бренгье де Корнели с женой и десятью детьми, отрекшиеся против своей воли и к великому негодованию старших дочерей, Белотты и Луизон. Их вера не позволила отречься, и они потихоньку возвращали в протестантство и остальных членов семьи. Девушки с радостью приняли новость о собрании и решили на него пойти, заявив, что мешать им бесполезно.

Отец признал себя побежденным, но отказался отпускать с ними двух других дочерей, Катрин и Марту. Они были слишком молоды: одной – двадцать, а другой – семнадцать. К тому же в районе находились войска микелетов[30]. Это все было небезопасно.

Но Катрин и Марта вот уже много дней мечтали увидеть рыцаря Роланда, о котором говорили, что тот очень красив и безумно храбр. Мысль о том, что он будет стоять совсем рядом с ними, терзала их. Когда они увидели, что сестры покидают дом, чтобы отправиться на собрание, они больше не раздумывали: прихватив с собой Марию, старую служанку, которая не могла остановить их, они прокрались из дома ночью, чтобы пойти в ущелье Бизу.

Приближаясь к цели, беглянки наткнулись на группу микелетов, которые немедленно взяли их в плен. Но их крики и в особенности крики служанки разнеслись по всей округе, и вскоре солдаты очутились лицом к лицу с двумя мужчинами со шпагами в руках. Бой был коротким. Новоприбывшие были молоды, сильны и хорошо обучены. А микелетов было всего шесть человек. Вскоре сестры де Корнели были освобождены.

Они увидели перед собою двоих мужчин. Тот, что покрепче, был черноволос, с правильными чертами лица, чуть затронутого оспинками. На нем была красная одежда, расшитая золотом, и черные штаны. Его спутник также был брюнетом, но одет в простую черную шерстяную кофту. Он, пожалуй, был красивее, но не так строен. Первый был Роландом, а второй – Майе, его лейтенантом. И обе пары сразу же влюбились друг в друга, как в романе. Катрин и Роланд не замечали никого вокруг, так же как и Майе с Мартой. Роланд разбил лагерь на горе в окрестностях Лассаля, и довольно часто они с Майе спускались в деревню и пробирались в сад своих подруг, чтобы улучить несколько минут счастья посреди этой безжалостной войны. Иногда они встречались на каменистых склонах, возвышающихся над Салендранком. После каждой из встреч расставаться становилось все сложнее и сложнее. Но, несмотря на ореол славы, окружавший повстанцев, Роланд и Майе не осмеливались предстать перед семьей Корнели. Хоть они и были протестантами, любовь своих дочерей к бывшим пастухам жители Лассаля, возможно, не одобрили бы. Перед тем как объявить о себе, им нужно было обрести столько славы, чтобы не возникало даже и мысли об отказе. К несчастью для камизаров, дела пошли под гору.

• Предыдущая
• 22/54
• Следующая