Ночная Фурия. Первый Акт (ЛП) - Аврора Белль - Страница 16

• Предыдущая
• 16/22
• Следующая

Предполагаю, такова жизнь.

Первое, что я сделала, когда зашла внутрь, это включила радио на такую громкость, чтобы в моих барабанных перепонках загудело.

Музыка и песни – странные вещи. Они могут унести тебя так далеко, так глубоко в твое сознание, что ты не осознаешь, как сильно ты увяз, пока не зазвучат последние ноты песни, и ты не упадешь обратно в реальность.

Музыка – прекрасная вещь. Как вино для причастия.

Когда ты слушаешь музыку и добавляешь к ней вино, ты здорово проводишь время.

Я сижу на полу, наклонившись на стол Кларка, открываю бутылку вина и делаю большой глоток. Потом еще одни. И еще. Музыка играет, а вино согревает мой желудок, я откидываю голову на стол и закрываю глаза. Я пытаюсь разглядеть хорошее в том, что произошло сегодня, но воспоминание о страданиях Кларка нисколько не помогают.

Я никогда не причинила бы боль кому-либо охотно. Когда я обдумываю это заявление, я начинаю хихикать.

Я убила мужчину, но от мысли о том, что я задела самолюбие моего друга мне становиться плохо? О, блин. Я точно странная.

Когда бутылка вина выскальзывает из моей руки, я подскакиваю на ноги и открываю глаза. Марко сидит рядом со мной и делает глоток из бутылки. Он выхватывает пульт от стерео из моей руки, делает музыку очень тихо, и извиняется:

– Извини, я испортил твое платье.

Нахмурившись, я наблюдаю за ним, прежде чем отбираю бутылку, делаю глоток и отвечаю:

– Все в порядке. Это была просто вода, и в этом больше моей вины, чем твоей.

– Ты выглядела, как будто вот-вот заплачешь.

Я фыркаю и лгу:

– Я не плачу.

Губы Марко дергаются:

– Не уверен, что верю в это. Все плачут.

Поднимаю бровь и спрашиваю:

– Даже ты?

Он кивает уверенно:

– Даже я. Когда-то очень давно, но да, я плакал.

Я фыркаю, а он спрашивает:

– Что? Ты никогда не плакала? – я закатываю глаза.

– Конечно, плакала. Я просто не подумала бы, что ты так спокойно допускаешь такую слабость.

– Слабость? О, нет, дорогая, ты неправильно все поняла. Я охотно отвечаю на вопрос. Свободно. Если ты думаешь, что это слабость, ты просто смотришь на все неправильно. Я не стыжусь. Я ничего не прячу. Я искренний. Я вытянул всю силу из этой слабости, когда рассказал тебе об этом. Теперь попытайся использовать это против меня. Это не произведет никакого эффекта на меня, – он ухмыляется: – Я выиграл.

Это точка зрения обоснована. И я одобряю. Мои брови понимающе поднимаются, а еще, потому что я немного подвыпившая.

Туше.

Вино, которое я выпила, плескается в моем мозгу, затуманивая мысли. Я выпаливаю:

– Я сегодня целовалась с Кларком.

Он останавливается на середине большого глотка на секунду, прежде чем набирает полный рот вина.

– Ну, я предполагал, что это обязательно должно было произойти. Парень страдает от безответной любви к тебе; это более чем очевидно, – он гримасничает. – Пришел к тебе, пока его девушка внутри дум...

Я перебиваю его:

– Я попросила его поцеловать меня.

Он не отвечает, просто делает еще глоток из бутылки.

Тишина раздражает меня. Так сильно раздражает, что я начинаю бессвязно болтать:

– Когда-то я любила его. Несколько лет назад. Потом я влюбилась в кое-кого другого, в того, в кого не должна была. Для меня все стало дерьмово очень быстро, и я забыла его. И это должно было стать моей первой подсказкой. Разве можно забыть о человеке, которого любишь? – он открывает рот, чтобы ответить, но я продолжаю свою болтовню: – И так я подумала, если мы поцелуемся, и я почувствую что-нибудь, то это того стоило. Потому что если я почувствовала бы "щелчок", то он бы оказался тем, кого я люблю. – Марко просто смотрит вперед, его выражение лица не выдает никаких эмоций. Оно остается отрешенным.

Я хватаю вино и одним глотком выпиваю четверть бутылки. Тепло из моего желудка распространяется по телу до тех пор, пока я не чувствую покалывание в пальцах.

Я удобно оцепенела в нашем молчании.

Но на мой рот это оцепенение не распространяется.

– Это просто так странно. Первый поцелуй, который у меня был, ощущался так невероятно. Он заставил меня почувствовать себя любимой и особенной, и такое редкость, я думаю, – я замолкаю на секунду, а потом продолжаю тише: – но это все было чепухой, Марко, это было так больно, что я думала, никогда не восстановлюсь. И та часть моего мозга, которая отвечает за чувства, сломалась. Я очень долго ощущала пустоту. Но недавно это изменилось, – я глубоко вдыхаю и закрываю глаза, пока моя голова плавает в счастливом тумане. – Сначала, Джеймс, потом все это с Кларком, и этот сон с твоим участием, и я подумала, что с мужчинами много проблем, и я должна задуматься о том, чтобы стать лесбиянкой.

Скрипучий смех Марко согревает меня. Он вырывает бутылку из моего захвата, мягко проводит большим пальцем по задней части моей руки. Тишина кажется такой безопасной.

Я чувствую себя в безопасности здесь с Марко.

Его грубый голос прорывается сквозь мой приятный алкогольный дурман:

– Что за сон?

Глава 14

– Какой сон? – глупо повторяю я.

Марко смотрит на меня:

– Сон, с моим участием, который тебе приснился.

Я отступаю. Какого хрена, я сказала это?

– У меня не было никакого сна о тебе.

Дерьмо.

Сто процентов он не поверит в это. Даже я не верю. Я такая ужасная лгунья, когда пьяна.

Его тело сотрясает тихий смех, и он качает головой, улыбаясь:

– Ага, был у тебя сон, сладенькая. И теперь мой интерес распален. Ты не можешь сказать мне что-то такое, а потом не посвятить меня в подробности. Я хочу знать, что я сказал или сделал в твоем сне, чтобы заставить тебя отказаться от мужчин и пополнить ряды любительниц кунилингуса, – он замолкает. – Не то, чтобы с этим что-то не так.

Я все еще довольно пьяна, и слова просто выскальзывают из моего сверхактивного рта: – Ты ничего не делал. Это вообще был не ты. Это было мое подсознание. И это, действительно, был дурной сон. Я думаю, это было просто неожиданно.

Мы молчим минуту. Или две. Может быть три, я не уверена.

Я слышу любопытство в его голосе, когда он спрашивает:

– Почему, Кэт, у тебя был пошлый сон обо мне, а?

– Он не был таким уж пошлым, – кто-нибудь заткните меня. – Я просто не понимаю, почему это был ты, а не Кларк в моем сне, – Марко низко рычит, оскорбившись, и я быстро успокаиваю его самолюбие, хлопая ладошкой по его бедру. – О, да ладно. Ты ведь и так знаешь, что ты привлекательный.

Марко ворчит, соглашаясь:

– Я думаю, в этом есть смысл.

Я не могу остановить себя. Хохот вырывается из меня, искренний и громкий:

– О, блин, ну у тебя и самомнение, – делаю серьезное лицо, поворачиваюсь к нему и произношу. – Осторожно. Твоя огромная голова может не войти в дверь на обратном пути.

Его ухмылка такая красивая. Я хочу облизать ее.

– Черт, ты восхитительна, когда пьяна. Но это не то, что я имел в виду, – он быстро становится рассудительным. – Твой мозг защищает тебя так, как ты не можешь себе вообразить. Твои игры подсознания огромная часть этого, и есть смысл в том, что ты видела во сне меня, а не Кларка. Хотя мы оба являемся частью твоей повседневной жизни, твоему мысленному взору я безопаснее.

Он наклоняет бутылку вина и делает маленький глоток:

– Ты могла влюбиться в Кларка. Но со мной такой вариант невозможен, – он подмигивает мне. – И это делает меня достойным твоего сна.

Но с другой стороны факт, что по идее неразумно так поступать, когда ты опустошил три четверти бутылки вина на голодный желудок. Что-то в том, что он сказал, беспокоит меня:

– Почему в тебя невозможно влюбиться?

Его лицо лишено каких-либо эмоций, он пожимает плечами:

– Потому что я мудак.

Он сказал это так серьезно, так сухо – мое сердце сжалось. Мне стало жаль его. Все заслуживают быть любимыми.

– Я не думаю, что ты сможешь что-то сделать, если в тебя кто-то влюбится, – я выдаю маленькую улыбочку. – Даже мудакам нужна любовь.

• Предыдущая
• 16/22
• Следующая