Мятежник - Корнуэлл Бернард - Страница 48

• Предыдущая
• 48/102
• Следующая

- Ты и правда так думаешь, Таддеус? - спросила его жена. Она любила засиживаться в саду до темноты, но потом шла спать, оставляя мужчин спорить при свечах, потому что приняла на себя ответственность за проведение занятий в школе.

- Конечно, я надеюсь на это, - заявил Бёрд. - Никто в здравом уме не хочет сражаться.

- А Нат хочет, - поддразнил Адам.

- Я сказал "в здравом уме", - выпустил когти Бёрд. - Я очень тщательно подбираю выражения, возможно, потому что никогда не посещал Йель. Вы и правда хотите увидеть сражение, Старбак?

Старбак криво улыбнулся.

- Я хочу увидеть слона.

- Он огромный, серый, с забавными складками на теле и испускает просто огромные кучи навоза, - заметил Бёрд.

- Таддеус! - засмеялась Присцилла.

- Надеюсь, что настанет мир, - Старбак поменял свое желание, - но все-таки мне немного любопытно увидеть сражение.

- Вот! - Бёрд бросил Старбаку книгу. - Там есть описание Ватерлоо, думаю, начинается с шестьдесят восьмой страницы. Почитайте это, Старбак, и излечитесь от своего желания увидеть слона.

- А тебе не любопытно, Таддеус? - набросилась на него жена. Она сшивала флаг, один из многих знамен для украшения города Четвертого июля, до которого теперь оставалось всего два дня, и в Семи Источниках по этому поводу намечались большие торжества. Будет праздничный ужин, парад, фейерверки и танцы, и ожидалось, что каждый горожанин внесет свой вклад в это празднование.

- Немного любопытно, конечно же, - Бёрд замолчал, чтобы зажечь одну из тех тонких и дурно пахнущих сигар, которые он предпочитал. - Мне любопытны самые предельные события в человеческом существовании, потому что я склоняюсь к мысли, что в такие моменты лучше всего выходит наружу правда, будь то крайности в религии, насилии или жадности. Сражение - это лишь симптом одной из таких крайностей.

- Я бы скорее предпочла, чтобы ты занялся изучением крайностей любви, - нежно произнесла Присцилла, и молодые люди засмеялись. Они все были в восторге от Присциллы и тех явных нежных чувств, которые Бёрды испытывали друг к другу.

Разговор продолжался. Двор, где, как предполагалось, школьный учитель будет выращивать овощи, зарос рудбекиями и маргаритками, хотя Присцилла выделила место для кое-каких трав, наполнявших теплый вечерний воздух пряными ароматами.

В дальней части двора росли две яблони и находилась сломанная изгородь, а за ней до самого подножия холмов Голубого Хребта простирался луг. Это было прелестное и спокойное место.

- Вы собираетесь взять слугу, Старбак? - спросил лейтенант Дейвис. - Потому что в таком случае я должен вписать его имя в список слуг.

Мысли Старбака витали где-то далеко.

- Слугу?

- Полковник со всей присущей ему мудростью, - объяснил Бёрд, - заявил, что офицеры могут взять себе слугу, но только, он специально это отметил, черного. Никаких белых слуг!

- Я не могу позволить себе слугу, - сказал Старбак. - Ни белого, ни черного.

- Я надеялся сделать своим слугой Джо Спарроу, - с тоской в голосе произнес Бёрд, - но теперь не смогу, если только он не выкрасит лицо в черный цвет.

- Почему Спарроу? - поинтересовался Адам. - Чтобы вы могли щебетать друг с другом [10]?

- Очень смешно, - произнес Бёрд без какого-либо веселья. - Я обещал Бланш, что позабочусь о его безопасности, вот почему, но Бог знает, с чего я должен это делать.

- Бедняга Мелкий, - сказал Адам. Джо Спарроу, худого шестнадцатилетнего парня, выглядящего как школьник, все называли Мелким. Он выиграл стипендию университета Виргинии и должен был начать учебу осенью, но разбил сердце своей матери, вступив в ряды Легиона. Он был одним из тех рекрутов, которые стали добровольцами, устыдившись полученных нижних юбок.

Его мать Бланш умоляла Вашингтона Фалконера отпустить ее мальчика, но тот был непоколебимо убежден, что долг каждого молодого человека - вступить в ряды армии. Джо, как и многие другие, стал добровольцом на три месяца, и полковник заверил Бланш Спарроу, что ее сын отслужит свой срок к началу первого семестра.

- Полковнику и правда следовало бы его отпустить, - заявил Бёрд. - В эту войну должны сражаться не книжные мальчики, а люди вроде Траслоу.

- Потому что он - расходный материал? - спросил один из сержантов.

- Потому что он понимает, что такое насилие, - ответил Бёрд, - а нам всем еще предстоит научиться это понимать, если мы хотим стать хорошими солдатами.

Присцилла разглядывала свое шитье в наступающих сумерках.

- Интересно, что случилось с дочерью Траслоу?

- Она когда-нибудь разговаривала с вами, Старбак?, - спросил Бёрд.

- Со мной? - голос Старбака звучал удивленно.

- Дело в том, что она спрашивала о вас, - объяснил Бёрд. - Той ночью, когда приходила сюда.

- Я думал, ты с ней не знаком, - произнес Адам без особого выражения.

- Так и есть. Я встречался с ней в хижине Траслоу, но не обратил на нее внимания.

Старбак был рад, что темнота скрыла его румянец.

- Нет, она со мной не разговаривала.

- Она спрашивала про вас и Ридли, но, конечно, вас обоих здесь не оказалось, - Бёрд внезапно запнулся, будто пожалев о своей опрометчивости. - Не то чтобы это имело значение. Вы принесли свою флейту, сержант Хоус? Я подумывал, не сыграть ли нам Моцарта?

Старбак слушал музыку, но не находил в ней удовольствия. В последние недели он чувствовал, что начал понимать самого себя, или, по крайне мере, нашел равновесие, поскольку его настроение перестало колебаться между полным отчаянием и призрачной надеждой. Теперь он получал удовольствие, проводя долгие дни в работе и упражнениях, но сейчас напоминание о Салли Траслоу полностью разрушило это спокойствие.

А она спрашивала о нем! И это случайно сделанное открытие вновь разожгло огонь мечтаний Старбака. Ей нужна была его помощь, а его здесь не было, значит, она отправилась к Ридли? К этому проклятому, высокомерному сукиному сыну Ридли?

На следующее утро Старбак столкнулся с Ридли. Они почти не разговаривали последние недели, не из-за неприязни, а просто потому что у них были разные друзья. Ридли стал лидером маленькой группы молодых офицеров, которые часто скакали верхом и много пили, считая себя бесшабашными смельчаками и презирая группу, собиравшуюся в саду Дятла Бёрда, чтобы проводить долгие вечера за разговорами.

Когда Старбак нашел Ридли, тот растянулся в своей палатке, отдыхая, по его словам, от ночи, проведенной в таверне Грили. Один из его закадычных друзей, лейтенант Мокси, сидел на другой кровати, обхватив голову руками, и стонал. Ридли тоже застонал, увидел Старбака.

- Это же преподобный! Ты пришел меня обратить? Я не подвластен обращению.

- Я хочу с тобой переговорить.

- Валяй, - под залитой солнцем парусиной лицо Ридли выглядело болезненно желтым.

- Наедине.

Ридли обернулся и посмотрел на Мокси.

- Выйди, Мокс.

- Не обращай на меня внимания, Старбак, я забывчивый, - заявил Мокси.

- Он попросил тебя выйти, - настаивал Старбак.

Мокси взглянул на Старбака, произнес в сторону высокого северянина что-то враждебное и пожал плечами.

- Ухожу. Исчезаю. Прощайте. О Боже! - этими словами он поприветствовал яркое утреннее солнце.

Ридли сел и развернулся, опустив босые ноги на пол.

- Боже мой! - простонал он и пошарил внутри ботинка, где, очевидно, хранил по ночам сигары и спички.

- Выглядишь чертовски мрачным, преподобный. Проклятый Пелэм хочет, чтобы мы промаршировали до Росскилла и обратно? - он прикурил сигару, глубоко затянулся, а потом взглянул на Старбака покрасневшими глазами. - Выкладывай, Старбак. Говори свои гадости.

- Где Салли? - выпалил Старбак. Он собирался быть более осмотрительным, но когда встретился с Ридли лицом к лицу, не смог найти других слов, кроме этого простого и смелого вопроса.

- Салли? - спросил Ридли и сделал вид, что не понял, в чем дело. - Салли! Кто такая Салли, Бога ради?

- Салли Траслоу, - Старбак уже чувствовал себя идиотом, гадая, как эта непонятная, но неопровержимая страсть заставила его заняться этими унизительными расспросами.

• Предыдущая
• 48/102
• Следующая