Мятежник - Корнуэлл Бернард - Страница 21

• Предыдущая
• 21/102
• Следующая

А сквернословие было одним из серьезнейших грехов, почти столь же серьезным, как воровство. Старбак был воспитан в ненависти к ругательствам и презирал тех, кто поминал Господа всуе, и даже те мирские недели, что он провел в сквернословящей труппе "Дяди Тома" майора Трейбелла, не поколебала его неприязни относительно грубых выражений, но в этот момент ему просто необходимо было бросить вызов и Богу, и Траслоу, а потому он продолжал выплевывать эти слова, придающие ему сил.

- Стой! - внезапно крикнул Траслоу, и Старбак на мгновение испугался, что его приглушенные проклятия были услышаны, но это остановка означала лишь, что нужно было скорректировать работу. Пила остановилась в нескольких дюймах от края ямы, и бревно нужно было подвинуть. - Держи, парень! - Траслоу бросил вниз крепкую ветвь, заканчивающуюся рогатиной. - Подсунь ее под дальний конец и приподними, когда я скажу.

Старбак приподнимал огромное бревно дюйм за дюймом, преодолевая боль, пока оно не легло в новое положение. Последовала еще одна передышка, пока Траслоу вбивал клинья в пропил.

- Так что предлагает мне Фалконер? - спросил он.

- Пятьдесят долларов, - ответил Старбак из ямы, недоумевая, как это Траслоу догадался, что ему что-то предлагают. - Хотите, чтобы я прочитал письмо?

- Думаешь, что я не умею читать, что ли, парень?

- Тогда позвольте отдать вам письмо.

- Пятьдесят, да? Он решил, что может меня купить, а? Фалконер думает, что может купить всё, что хочет, будь то лошадь, человек или шлюха. Но под конец ему надоедают все эти покупки, и мы с тобой тоже надоедим.

- Он не покупал меня, - возразил Старбак, и эти слова были встречены молчаливым смешком со стороны Траслоу. - Полковник Фалконер - хороший человек, - настаивал Старбак.

- Ты в курсе, почему он освободил своих рабов? - спросил Траслоу.

Дятел Бёрд сказал Старбаку, что эти вольные грамоты были подписаны назло жене Фалконера, но Старбак не поверил этой истории и не стал бы ее повторять.

- Потому что это было правильно, - заявил он вызывающе.

- Может, так и есть, - допустил Тарслоу, - но он это сделал ради другой женщины. Ропер расскажет тебе всю эту историю. Она была одной из тех безголовых набожных куколок из Филадельфии, приехала учить нас, южан, как нам жить, и Фалконер позволил ей окрутить себя. Он посчитал, что должен освободить своих черномазых перед тем, как она прыгнет к нему в постель, и так и поступил, а она все равно ему отказала.

Траслоу захохотал над этим свидетельством того, как дурака обвели вокруг пальца.

- Она выставила его посмешищем на виду у всей Виргинии, и потому-то он и решил сделать этот свой Легион, чтобы вернуть утерянную гордость. Думает, будет военным героем Виргинии. А теперь хватайся за ручку, парень.

Старбак почувствовал, что должен защитить своего героя.

- Он хороший человек!

- Он может позволить себе быть хорошим. Его состояние гораздо больше, чем мозги, а теперь хватайся за ручку, парень. Или ты боишься тяжелой работы, а? Я так тебе скажу, парень, работа и должна быть тяжелой. Хлеб не будет сладок, если не заработан в поте лица. Так что держи ручку. Ропер скоро приедет. Он дал слово, а Ропер словами не бросается. Но пока он не приехал, придется работать тебе.

Старбак взялся за ручку, напрягся и потянул, и этот дьявольский ритм начался сызнова. Он не смел и подумать о мозолях, начинающих вспухать на его ладонях, ни о болях в мышцах спины, рук и ног.

Он просто слепо сконцентрировался на том, чтобы тянуть пилу вниз, затаскивая ее в яму через желтую древесину и закрывая глаза, что бы в них не попадала пыль.

В Бостоне, думал он, есть большие паровые циркулярные пилы, которые могли бы превратить дюжину бревен в доски за то же время, что требовалось всего для одного пропила их инструментом, так почему же, во имя Господа, люди по-прежнему используют ямы для распиловки?

Они снова остановились, пока Траслоу вбивал в ствол еще клинья.

- Так из-за чего вся эта война, парень?

- Из-за прав штатов, - вот всё, что мог сказать Старбак.

- И что, черт возьми, это означает?

- Это означает, мистер Траслоу, что Америка не согласна с тем, как управляется Америка.

- Говоришь прям как по писаному, парень, но смысла в этом не больше, чем в горшке с репой. Я думал, у нас есть конституция, чтобы указывать, как нами править?

- Очевидно, конституции нам недостаточно, мистер Траслоу.

- В смысле, мы будем драться не за то, чтобы сохранить своих ниггеров?

- О боже, - тихо вздохнул Старбак. Однажды он торжественно пообещал своему отцу, что никогда не позволит, чтобы это слово произносили в его присутствии, но с тех пор как встретил Доминик Демарест, он это обещание игнорировал. Старбак почувствовал, что вся его любезность и почтительность перед лицом Господа ускользают, как песок сквозь пальцы.

- Ну так что, парень? Мы будем драться за своих ниггеров или как?

Старбак в бессилии прислонился к грязной стенке ямы. Он заставил себя ответить.

- Фракция Севера страстно желает отменить рабство, да. А другие просто хотят остановить его распространение на запад, но большинство лишь полагает, что южные штаты не должны диктовать свою политику остальной Америке.

- Да какое дело янки до ниггеров? Там и нет ни одного.

- Это вопрос морали, мистер Траслоу, - ответил Старбак, пытаясь стереть с глаз впитавшуюся в пот пыль своим покрытым опилками рукавом.

- А разве в конституции есть хоть одно хреново слово про мораль? - поинтересовался Траслоу с неподдельным любопытством.

- Нет, сэр. Нет сэр, там такого нет.

- Я всегда считал, что когда кто-то говорит о морали, он ничего о ней не знает. Если только он не проповедник. Так что нам делать с ниггерами, как думаешь, парень? - спросил Траслоу.

- Я думаю, сэр, - Старбак до смерти желал оказаться где угодно, только не в этой грязной и полной опилок яме, отвечая на мерзкие вопросы, - я думаю, сэр, - повторил он, отчаянно пытаясь придумать что-либо, имеющее смысл, - думаю, что каждый человек, не важно какого цвета, имеет равные права перед лицом Господа и людьми на одинаковую меру достоинства и счастья.

Старбак решил, что это прозвучало так, как сказал бы его старший брат Джеймс, каждое заявление которого было помпезным и безжизненным. Отец мог вещать о правах негров тоном, что и ангелов бы воодушевил, но Старбак не мог насытить слова энергией до такого рода вызова.

- Ты любишь ниггеров, вот оно в чем дело?

- Я считаю, что они такие же, как мы, мистер Траслоу.

- Свиньи тоже такие же, как мы, но это не мешает мне их убивать, когда приходит время. Ты одобряешь рабство, парень?

- Нет, мистер Траслоу.

- Почему же, парень? - зазвучал его резкий насмешливый голос с безоблачного неба наверху.

Старбак попытался вспомнить аргументы своего отца, не тот, простой, что никто не имеет права владеть другим человеком, но и более сложные, вроде того, что рабство превращает в раба и самого хозяина, и что оно унижает рабовладельца, и как отрицает достоинство Бога среди людей, которые являются его чернокожей копией, и как оно замедляет экономику рабовладельцев, заставляя белых ремесленников перемещаться на север и запад, но почему-то ему не пришел в голову ни один из этих сложных и убедительных ответов, а вместо этого он выдал просто осуждающую фразу:

- Потому что это неправильно.

- Говоришь, как баба, парень, - захохотал Траслоу. - Значит, Фалконер думает, что я должен драться за его друзей-рабовладельцев, хотя никто в этих холмах не может прокормить ни одного ниггера, так с чего бы это мне драться за тех, что могут содержать ниггеров?

- Не знаю, сэр, правда не знаю, - Старбак слишком устал, чтобы продолжать спор.

- Значит, предполагается, что я буду драться из-за пятидесяти баксов, да?

Голос Траслоу гремел.

- Держи ручку, парень.

- О Боже.

Мозоли на ладонях Старбака лопнули, превратившись в разорванную в клочья кожу, с которой стекали кровь и сукровица, но ему не оставалось выбора, кроме как схватиться за ручку пилы и потянуть ее вниз.

• Предыдущая
• 21/102
• Следующая