Месть Атлантиды (СИ) - "Extazyflame" - Страница 36
- Предыдущая
- 36/172
- Следующая
— Все это было у меня в избытке в моем дворце, — немного резковато осадила восторг Амины Элика. Воспоминания о прошедшей ночи сейчас усилили каждое ощущение, каждую эмоцию, и принцесса вновь ощутила себя раскрытой, побежденной неизвестным ей до этого дня оружием. Вновь боль внизу живота стала осязаемой, ощутимой, как и боль в душе, на коже, казалось, пылали огнем его недавние прикосновения. Девушка остро ощутила себя оскверненной, испачканной этими следами, отметинами собственника.
— Амина, собери все что нужно для купальни. Этого права меня, надеюсь, еще не лишили?
— Нет, госпожа. Амине стоит позвать еще служанок или же...
— Не стоит. Я хочу просто вымыться, массажей с растираниями не нужно.
Верная кассиопейка обрадовано закивала головой и принялась резво собирать принадлежности для омовения. Элика, приняв из ее рук легкое одеяние из хлопка ? платье подождет ее чистого тела! ? нетвердой походкой подошла к зеркалу, стараясь не морщиться от глухой боли между ног, вспыхивающей при каждом движении. Ей не хотелось просить Амину об обезболивающих снадобьях. Пусть даже служанке известно, что произошло ночью, а наверняка так и есть, признаваться в своей боли и свершившемся насилии было в сто раз больнее. Жгучее чувство стыда окрасило щеки в густой румянец.
Элика удивленно провела рукой по лицу, ощутив жар смущения. Это чувство было для нее совершенно новым. Сколько раз она видела обращенные на нее взгляды мужчин, в глазах которых читалось такое же неприкрытое вожделение! В купальнях родной Атланты мужчины прислуживали аристократкам в банях, массируя сильные тела воительниц, и, будь на то желание благородной атланки, услаждали разными способами на горячих камнях терм. Это была одна из любимых забав ненасытной принцессы Ксении. Наблюдая за тем, как кричит от удовольствия ее сестра, Элика испытывала разве что легкое любопытство и неудержимое веселье. Почти каждый день ее ждали упражнения с мечом, арбалетом и копьем, наставления Латимы Беспощадной и рассказы о далеких предках от Тании Мудрой, на фоне которых плотские желания Ксении и умоляющие взгляды мужчин казались жалкими и недостойными внимания. Но от того, что всегда, стоило Элике узреть, как старшая сестра предается любви, как закатываются ее небесно-голубые глаза от неподконтрольных чувств, как изгибается стройное гибкое тело от уносящего в чертоги Антала вожделения, материи неизвестной и неподконтрольной разуму, она ясно понимала, что кричит Ксения совсем не от боли и стыда, сейчас стало вдвойне тяжелее. Душа словно рвалась на части. Не вожделение и не полет пришлось познать юной принцессе от первого своего женского пробуждения, а лишь боль, ломку личности, всепоглощающий стыд и отрешенность. Да и могло бы быть иначе?.. Стоило ли ожидать от насилия такого наслаждения?.. Рабыне не дано испытать полета, свойственного свободной женщине!
И тут Элика прикусила язык. Каждое новое умозаключение приносило все более усиливающуюся моральную травму. Она вспомнила Лэндала. Сколько было у него их, купленных на привилегированном рынке юных рабынь, половина которых не знала иного прикосновения мужчины, кроме как пальцев жадных работорговцев, под взором царственных покупателей снимающих с их полных жизни красивых тел шелковые покровы?.. Совсем юной девочкой она часто испытывала к ним жалость, когда видела, как едва скрывающих слезы девственных невольниц вели в покои брата, словно на заклание. С молоком матриарх впитавшая в себя наследие предков, прославляющих величие женщины, принцесса часто успокаивала новых одалисок, говоря с ними почти как с равными себе и поддерживая их сломленный тяжелой участью дух. Но на утро, после ночи в покоях принца, слезы, казалось, навеки покидали этих девочек. Пряча счастливый блеск покрасневших от давешних слез и бессонной ночи глаз, все они готовы были петь оды обожания Лэндалу, вознесшему их в чертоги Антала вместо ожидаемого насилия и избиения.
Она, Элика, принцесса Атланты, в глазах Кассия, принца Кассиопеи, было гораздо ниже самой последней рабыни. Он ясно указал ей ее место. Делить с ним ложе зачастую связанной, бессильной, отдавать свое тело лишь для его извращенного удовлетворения, не рассчитывая на проявление милости и участия. Она помнила его слова. Три круговорота солнца дабы не оскорблять его слух криками боли от незажившей раны. Через жалкие три круговорота она вновь будет стоять в его покоях обнаженная... Связанная... Сломленная, открытая его взору. Его насилию. Его злу.
Запоздалая нежность и ощущение утренней близости не имели никакого значения. Он ни капли не смягчился! Он все еще хотел ей мстить, мстить самым жестоким способом, бить прямо в болевую точку, обнаруженную им в их первую встречу с глазу на глаз.
— Госпожа? Тебе плохо?! — Амина обеспокоенно сжимала ее плечи, заглядывая в глаза.
Элика очнулась, недоуменно глядя на служанку.
Плохо. Моя душа истекает кровью, моя гордость растерзана, разбита на мелкие осколки, и все чем я жила прежде, больше не имеет никакого значения. Мое сердце вчера ночью безжалостно вырвали прямо из груди и продолжают удерживать в ладонях, то сжимая, то отпуская, целуя и снова сжимая в стремлении уничтожить, а оно больше не понимает, что же ему делать дальше ? биться ради проявления этой издевательской мнимой нежности, дающей надежду, биться вопреки постепенному удушению или же просто разорваться в сильной ладони в момент следующего проявления ярости и злости и положить конец этим качелям, ломающим его волю и сбивающим бег крови. Оно не ведает, зачем его оставили сейчас в покое, если вскоре эта ужасная пытка начнется снова и сломает все баррикады сопротивления...
"Притворись... Просто изобрази покорность", — сказал ей однажды Домиций Лентул. Но что дала ей эта самая покорность?! Только боль. Иное дело противостояние и борьба, на которую теперь просто не осталось сил...
— Ами, все хорошо, — принцесса прижала ладони к полыхающим щекам и улыбнулась. — Идем в купальню, потому что, признаться, я умираю с голоду.
Амина улыбнулась, и, подняв корзину с банными принадлежностями, направилась к двери. Элика вздрогнула, услышав слабый вскрик, и, вскочив, подбежала посмотреть, что же произошло.
Белокурая рабыня Терида поспешно опустила глаза, растирая ушибленный лоб. От Элики не укрылся оттенок зависти и презрения во взгляде, украдкой брошенном на нее. Амина коршуном кинулась на защиту своей госпожи, расставив в сторону руки.
— Что ты тут забыла? — сурово накинулась она на рабыню. — Разве твое наказание закончилось? Насколько мне известно, твое место в саду, на прополке кустов!
— О, это ненадолго! — дерзко вскинула голову Терида. — Я искала нашего повелителя. Мое наказание свершилось без его ведома.
— Твое место в постели господина больше тебе не принадлежит! — гордо ответила Амина. — И с каких это пор ты решила действовать в обход госпожи Керры?
Элика осадила разозлившуюся служанку и внимательно посмотрела на белокурую невольницу. Девочка сейчас завидовала ей и мучилась от того, что вчера ее место на ложе любви заняла принцесса. Если б эта рабыня только знала, с каким удовольствием Элика уступила бы ей это право, будь на то ее воля!
— Пойдем, оставь ее, — тихо велела она Амине, переступая порог. Горло сжало от ощущения острой несправедливости. Стала бы эта рабыня так рваться в объятия Кассия, подвергни он ее избиению или же унижению насилием? Наверняка нет. Так ли тяжела и непомерна была тяжесть исполняемой ей работы, дабы согласиться на такие страдания в обмен на более легкий труд? Нет. Это могло значить лишь одно. Не боль и не унижение познала эта девочка, которой наверняка исполнилось не намного больше зим, чем Элике, в объятиях принца. Даже рабыня познала в этом удовольствие... И Керра в свое время. Теперь Элика поняла, что значили слова новообретенной подруги о своем вознесении к звездам, невзирая даже на насилие и предшествующее ему избиение плетью.
Эти две девушки по-своему были счастливы... Как бы дерзко и безапелляционно это не звучало. Принцесса, объятая тяжелыми думами, даже не заметила, как дошла до купальни, очнулась лишь, когда заботливые руки тактичной Амины помогли ей избавиться от тканой туники. Теплая вода бассейна ласково обняла юное тело Элики, и девушка блаженно закрыла глаза, наслаждаясь этим ощущением. Вода всегда обладала для нее прекрасным свойством смывать плохие мысли и усталость, и Элика, выбросив из головы события жестокой ночи, расправила руки, словно черные крылья воительницы бога Лаки, и поплыла. Тело постепенно вбирало в себя, как казалось, волшебную силу воды, вытесняя сломленный пережитыми невзгодами дух, и девушка помимо воли рассмеялась, обдав веером прозрачных брызг недоумевающую Амину.
- Предыдущая
- 36/172
- Следующая
