КГБ в смокинге. Книга 1 - Мальцева Валентина - Страница 32

Часы на стене в холле показывали без десяти восемь. Я вздохнула и пошла одеваться.

Витяня сидел спиной к входу. Я никогда не видела его со спины, но узнала сразу, едва переступила порог роскошного бара «Плазы», выдержанного в подчеркнуто кастильских тонах — бордовом и черном. Бордовые — стойка, тяжелые портьеры, скатерти на столиках, черные — пол, потолок, бутылки и состояние моей несчастной оплеванной души… Коррида спиртного. Бандерильи острых приправ. Матадоры с подносами вместо мулет. Экзотическая багетная рама для мужественной спины советского шпиона…

— Извини, товарищ Курт, я опоздала.

Витяня резко обернулся и, увидев меня, вскочил с места.

— Валентина, как я рад видеть тебя!

— Не раскидывай так широко руки, — сказала я, усаживаясь напротив. — А то не удержусь, чтобы не слиться с тобой в экстазе…

— Неужели ты еще способна на это?

— Хочешь проверить?

— Хотел. В шестом классе.

— Все ты врешь, миленький. Педерастические наклонности проявлялись у тебя уже в пятом. Так что не кокетничай, это ни к лицу австрийскому журналисту.

— Ты знаешь, подруга, самую страшную пытку времен инквизиции? — Витяня продолжал улыбаться как ни в чем не бывало.

— Знаю, — я закурила и выпустила густую струю дыма в его самодовольную физиономию. — Когда перед сожжением на костре грехи отпускал Юрий Владимирович…

— Может, заткнешься, а?

— А зачем, Витя Мельцер?

— Так, для разнообразия.

— А иначе я покончу жизнь самоубийством?

— Мне кажется, сегодня утром мы уже обсудили эту проблему.

— Да, но днем у меня было небольшое светское приключение — я имела беседу с покойником, знакомством с которым обязана исключительно тебе. Согласись, даже странно как-то: сперва знакомить, потом убивать… У вас что, плановый отдел без начальника?

— Да, я уже слышал, — Мишин спокойно смотрел на меня ничего не выражающими, какими-то пустыми глазами. — Ужасная история…

— И ты не расстраиваешься, что ваш человек сыграл в ящичек?

— Он не был нашим человеком.

— Врешь, коллега Мельцер из венского «Курир», — я еще раз выдохнула сигаретный дым ему в лицо и почувствовала даже какое-то гнусное удовлетворение, когда Витяня поморщился. — Все ты врешь. Он был вашим человеком, а стал ничьим.

— Даю тебе слово, что мы не имеем никакого отношения к случившемуся. У Гескина хватало своих проблем. Ты знаешь, оказалось, что он стоял на грани банкротства? Что единственное, чем он владел по-настоящему, был баронский титул и библиотека?

— А ты-то откуда это знаешь?

— Валя, прекрати: он пустил себе пулю в лоб, мне действительно очень жаль, но мы-то здесь при чем?

— Витя, я же сказала, что не верю ни одному твоему слову. Я, конечно, дура, но ведь не идиотка же, а? Ты сам подтвердил сегодня.

— Короче, это не тема для дискуссии. Ограничимся уже сказанным и займемся нашими баранами.

— Бараном. Только одним бараном. Овечкой. Мною.

— Пусть так…

— Как хорошо ты пахнешь, сволочь! — я потянулась через стол и вдохнула знакомый запах духов. Дым отечества. Аромат провокации. Дыхание смерти. — Слишком хорошо для такого мерзавца. Как называются твои духи, Витька?

— «Красная Москва», — Мишин по-прежнему сохранял непринужденный тон, хотя я видела, что он с трудом сдерживает себя.

— Не-а, — я притушила сигарету и зажгла новую. — Тебе, камрад Мельцер из венского «Курира», никогда не позволили бы дискредитировать святое имя нашей златоглавой столицы. В номере человека, которого вы решите убить, будет пахнуть чем угодно, только не «Красной Москвой». Скорее «Сиреневым Амстердамом» или «Голубым Парижем»… Или «Дракаром»…

— Что ты несешь, Валя?

— Отсебятину. Я же не профессионалка, Витя, мне еще учиться надо. Курсы пройти, тайнопись освоить, шифры всякие, приемы убийства, вождение автомобиля, ложь на уровне третьей ступени…

— Тебя допрашивали?

— Да.

— Что ты им сказала?

— Сказала, что ни о каком самоубийстве Гескина и речи быть не может. Что барона прихлопнули. Что убийца, по всей вероятности, ты. Да, и еще я сказала, что не знаю, почему ты это сделал. Но пообещала комиссару Геретсу узнать. Так что будь другом, Мишин, скажи, почему ты убил Гескина? У меня поручение от комиссара…

— А это что такое, ты знаешь? — Мишин чуть отвернул лацкан своего роскошного замшевого пиджака, и я увидела на отвороте серебристый кружочек, похожий на значок.

— Микрофон?..

— Бери выше, Мальцева: микрофон с магнитофоном. — Мишин щелчком сбил с лацкана невидимую пылинку. — Вся ваша беседа с этим лилипутом из полиции записана здесь. И я хорошо знаю, о чем вы говорили…

— И?..

— Ты держалась молодцом.

— Я вела себя как дура.

— Если бы ты действительно вела себя как дура, все бы очень плохо кончилось.

— Меня бы убили?

— Всенепременно.

— Но как, коллега? Расскажи, мне ведь необходим опыт для роста над собой.

— Валя, хватит дурачиться, давай поговорим как взрослые люди.

— Давай.

— Рукопись в номере?

— А где ж ей быть?

— Завтра ты встретишься с Телевано. Он прилетает сегодня ночью…

— Как же мне привлечь его внимание? Надеть мужской пиджак? Оголить правую грудь? Нарисовать на лбу серп и молот?

— Подойдешь к нему в перерыве, — терпеливо продолжал Мишин, — скажешь, что восхищена его выступлением, и попросишь о встрече.

— В номере?

— В кафе.

— В каком именно?

— Кафе «Дольфус», это в квартале от Зала конгрессов.

— А если он предложит мне «Жокей-клуб»?

— Скажешь, что у тебя очень мало времени, а разговор безотлагательный. Короче, вы должны сойтись именно в «Дольфусе».

— А если он откажется? Извините, мол, но я с супругой, а она не любит, когда я общаюсь с агентами КГБ. Даже если это дамы приятной наружности. И даже в кафе «Дольфус».

— Он не откажется, — Витяня ухмыльнулся. — Жена в Боготе, любовница в Сан-Диего, еще штук десять телок разбросано по всей Латинской Америке… Так что — не откажется.

— Ну, хорошо. Пошли мы с ним в «Дольфус». Дальше?

— Все по плану: передаешь рукопись, благодаришь за встречу и скромненько возвращаешься в Зал конгрессов. А дальше — уже наши проблемы.

— И все, Витя?

— Курт.

— И все, Курт, чтоб ты сдох?

— А что еще?

— Я первая спросила!

— Да, Валентина, все. На этом твоя миссия заканчивается и ты можешь спокойно лететь в Москву.

— Господи, Мишин, как бы я хотела верить тебе!

— А ты верь, девушка, не обманешься.

— Я пошла.

Мишин встал и галантно взялся за спинку моего кресла.

— Я провожу тебя.

— Ой, ну не строй из себя Гескина, ладно! Ты фальшив во всем, даже в хороших манерах.

— Только я могу терпеть твое хамство, — вздохнул Витяня. — И знаешь почему?

— Ну почему?

— Потому что в глубине души я тебя очень люблю, Мальцева. Так люблю, что, имей я на это санкции, пристрелил бы тебя в твоей собственной постели!

— Прорвало наконец, — улыбнулась я, хотя в тот момент мне было очень страшно. — Слушай, Курт, где я могу найти тебя в случае чего?

— Я сам найдусь, когда понадобится, — сказал Мишин, выводя меня в вестибюль «Плазы».

— Я серьезно, Витяня. Мало ли что…

Мишин что-то пробурчал, вытащил из кармана изящный блокнотик с золотым обрезом, потом полез в другой карман за ручкой…

— На, возьми мою, — я протянула своему школьному другу «паркер», который взяла в портпледе Гескина как память о несостоявшейся дружбе с британским бароном.

Мишин снял колпачок, написал мелким почерком несколько цифр и протянул мне:

— Только в крайнем случае, ясно?

— Ясно, — я сунула листок в сумку. — Может, ручку вернешь или по школьной привычке забудешь ее в своем кармане?

— Держи, жлобина! — Мишин отдал мне «паркер». — И чтобы все было в порядке, поняла?

— Яволь, камрад Мельцер!

— Ну иди…

…В номере я осторожно вытащила «паркер» из приготовленного специально для этой цели небольшого гигиенического пакетика с изображением пикантной дамы в одном лифчике и, ухватив ручку за нижнюю часть, внимательно оглядела серебряный колпачок, который еще вчера так изящно трансформировался в руках покойного Гескина в глушитель для пистолета. Даже такой дилетантке, как я, не составило особого труда разглядеть на хромированной поверхности колпачка отчетливые отпечатки большого и указательного пальцев свежеиспеченного Курта Мельцера.