Сборник статей - Нойманн Эрих - Страница 5

Если мы примем во внимание предрасположенность Лео­нардо к творчеству, с ее "естественным" превалированием архетипов, то его детская фантазия станет восприниматься нами как символ его отстраненности от окружающих его нормальных людей и символ его связи с надличностными силами со всем их судьбоносным значением. И фантазия "гриф" Леонардо является важным свидетельством именно потому, что связанные с мифическими героями доистори­ческих времен архетипические комплексы и символы долж­ны были появиться у человека Западного Возрождения.

Уже в юном возрасте (насколько мы можем судить по имеющимся у нас сведениям) Леонардо отличался неже­ланием полностью сосредоточиться на какой-то одной из тех областей, в которых он прославился в ходе своей жизни Даже в те времена, когда разносторонность была почти правилом, многогранность его личности была чем-то из ряда вон выходящим. Мало того, что он был гениальным ху­дожником, дарование которого проявилось настолько явно еще в те годы, когда он мальчиком учился у Вероккио, гово­рят, что его учитель в отчаянии оставил живопись, 7 так молодой Леонардо еще поражал всех окружающих просто изобилием других своих талантов

До самой своей старости Леонардо оставался необычай­но красивым мужчиной, в котором очарование и элегант­ность сочетались с невероятной физической силой; он был способен разогнуть подкову. Это было игривое дитя муз, славившееся своими способностями к пению, стихосложе­нию, игре на музыкальных инструментах и музыкальным импровизациям. Благодаря своим выдающимся математи­ческим и техническим способностям он прославился, как создатель гидравлических и военных машин, строитель крепостей и изобретатель, и эти свои способности он реали­зовал в характерной для него непринужденной манере.

Например, к миланскому двору его пригласили не потому, что он был известным художником, а потому, что он изобрел странный музыкальный инструмент, по форме напоминав­ший голову лошади. Уже будучи пожилым человеком он про­должал сооружать странные игрушки и украшал дворцовые праздники многих князей всевозможными техническими играми и изобретениями, которые кажутся нам поразительно недостойными его технического гения. С самого начала его больше занимала изобретательность и плодовитость его природы, чем формирование реальности, которую за всю свою жизнь он так и не научился воспринимать серьезно. Он жил в конкретное время и в конкретном мире - рисовал, лепил, экспериментировал, изобретал, совершал открытия, ..проявляя ко всему вышеперечисленному глубочайший инте­рес -и всегда был неприсоединившимся, независимым, пос­торонним, никогда не посвящал себя полностью никому и ничему, кроме своей природы, диктату которой он подчинялся словно загипнотизированный, но с обостренной вниматель­ностью ученого-исследователя.

Он пишет: "Изобретать - это дело мастера, претворять в жизнь - дело слуги".39 Есть соблазн посчитать эту фразу девизом его жизни и деятельности во многих направлениях. Но это было бы несправедливо. Может быть, в юности его нежелание поставить себя в определенные рамки и порож­дало в нем высокомерие, которое только планирует, но не снисходит до претворения планов в жизнь. На самом же деле он был" усерднейшим работником, с той лишь разницей, что по причинам, исследование которых является одной из наших важнейших задач, он никогда не стремился свершить "opus", как это сделал Микеланджело, который в своей фанатичной однобокости презирал его за это.

Склонность к различным видам искусства не проистекала из его безразличия к конечному результату и не была порож­дена одной только широтой его внутреннего образа. Она была выражением того факта, что произведение искусства и само искусство были для него не самоцелью (хотя, возмож­но, он сам этого и не осознавал), а всего лишь орудием и выражением его внутренней ситуации. Своей работой в искусстве, как и своей увлеченностью проблемой полета, которой он отдал столько энергии и страсти, Леонардо доказал, что является "птенцом грифа". В душе он презирал реальность и связанные с ней потребности; он презирал деньги и славу, "opus", стремление к созданию своей школы, ибо в своем бессознательном поклонении Духу-Матери он был очень далек от всего материального и очевидного. В этом же кроется и причина его отвращения к инстинктивным потребностям и его отрицание секса. "Горностай умрет рань­ше, чем исчезнет оставленная им грязь" - гласит один из его афоризмов.40 И другой афоризм: "Распутный человек подо­бен животному".41 А из банальной притчи о бабочке, постра­давшей из-за своей влюбленности в сверкающую красоту огня, он делает вывод в истинно средневековом стиле: "Это относится к тем, кто, завидев перед собой плотские и мирские удовольствия, летят к ним, словно бабочки, даже не подумав о своей природе, которую они к своему стыду, узнают тогда, когда будет уже поздно".4 В переводе этих афоризмов сохранен стиль Леонардо, которому было свой­ственно выражаться косноязычно.

Нет сомнения в том, что в сексуальном плане у Леонардо имелся очень сильный тормоз, своего рода боязнь секса, но этот отказ от секса развился в отстраненность от всей материальной стороны реальности и жизни. Как мы знаем, уроборическая Великая Мать обладает также и фалличес­кими, воспроизводящими, мужскими, отцовскими чертами, по отношению к которым (например, фаллическим грудям) любой ребенок является "женщиной". В том же самом смыс­ле, творческий человек является "женщиной" в его пассивной открытости потоку творящей энергии. Соответственно, мы можем определить это состояние личности и сознания, как "матриархальное". В данном эссе нам нет нужды задумы­ваться над тем, чем именно вызвано доминирование пассивно-женских или активно-мужских черт в творческой жизни личности - органическими факторами или событиями его жизни. Вполне возможно, что такие комплексы воздействуют на взаимоотношения активности и пассивности, мужского и женского элементов не только в психической жизни индиви­дуума, но и в его отношении к собственному и противополож­ному полу. В любом случае, отношение личности к сексу окончательно определяется не одним каким-то фактором, а многими, не одним каким-то эволюционным комплексом, типа ориентации на "Великую Мать", а большим количеством таких комплексов и фаз. Так что связь с Великой Матерью характерна для многих творческих людей, которые не прояв­ляют никакой склонности к гомосексуализму.

Еще одним типичным комплексом символической гомо­сексуальной ориентации является комплекс юных влюблен­ных, которые не подчиняются мужскому аспекту Великой Матери, а как раз сопротивляются ему. Мы часто можем заметить подобное сопротивление в "юных сыновьях" Великой Матери, которые в своем гиперчувствительном "девичестве" отрицают жизнь; считая жизнь "бессмысленной", они, на самом деле, по большей части, просто к ней не готовы. Никак не доказанный гомосексуализм (в любом случае, гомоэротизм) Леонардо - из этого ряда. Как и у многих других юных возлюбленных Великой Матери, у Леонардо компенсирую­щее сопротивление ее аспекту, как Матери-Земли, как материи, породило склонность к общению только с мужчи­нами и неприятие женской красоты, которая опутывает мужчину страстями и приковывает его к скучной реальности материи. Если правы те, кто говорят, что Леонардо при отбо­ре учеников больше смотрел на их красоту, чем на талант, то это вполне соответствует его природе, в которой Эрос играл такую существенную роль, и его зачарованностью бессмыс­ленной красотой живых существ, которая имела для него гораздо большее значение, чем какие-либо "opus" или школа. Истинные мотивы и цели главных деяний его жизни всегда кроются в чем-то, "стоящем над реальностью".

Нет никаких сомнений в том, что, изучая полет птиц и механику их крыльев, беспрерывно пытаясь построить лета­тельный аппарат, Леонардо вполне конкретно стремился научить человечество летать. "Большая птица отправится в своей первый полет, поднявшись со спины гигантского лебе­дя" -писал он. "Она вызовет восхищение во всей вселенной; все летописцы будут петь ей хвалу, покрыв бессмертной славой место ее рождения".43 Это известное изречение, как правило, понимается совершенно конкретно в том смысле, что Леонардо представлял, как его "птица" поднимается в воздух с холма Сисеро (Лебедь), что во Флоренции. Возмож­но, что такое толкование является верным. Но, в то же самое время, запись Леонардо представляет собой уникальное до­казательство того, что столь характерные для Запада "технологические изобретения" родились во внутренней реаль­ности бессознательного. До самого конца своих дней Лео­нардо оставался мечтателем, игривым ребенком; все/что он делал, являлось символическим выражением внутренней реальности. В результате, все, что он сделал, было либо не таким, каким задумывалось, либо не таким, каким ему пред­ставлялось. Его истовый интерес к науке, точность в работе, технические способности и блестящий ум ни в коей мере не меняют того факта, что (как он и сам подсознательно чувст­вовал) все его труды привели совсем не к тем результатам, на которые он рассчитывал. Только так мы можем объяснить его стремление к постоянному развитию, его неутомимость и ненасытность в работе. А его стремление к полету тоже было чем-то большим, чем желанием овладеть новым искусством, желанием построить какой-то аппарат.