Глубинная психология и новая этика - Нойманн Эрих - Страница 21

Новая этика отвергает гегемонию частной структуры личности и постулирует всю личность как основу этического поведения. Этика, основанная на тени, столь же ограничена, как и этика, основанная на ценностях эго. Она приводит к подавлению, блокировке и прорыву ком-пенсаторных позитивных сил. И тем не менее нестабильность психической структуры человека столь же заметна в этике этого типа, как и в случае старой этики. Негативно-террористическая этика диктатуры и силы, а также оппортунизм, отрицающий человеческое достоинство, являются такой же частной этикой, как и ее иудей-ско-христианская предшественница. Обе этики приводят к одному и тому же результату. Единственное различие между ними заключается в том, что теперь роль козла отпущения должны играть ценности, которые в старой этике считались позитивными.

Новая этика является “общей” в том смысле, что она ориентирована на целостность, то есть преимущественно на два аспекта целостности. Во-первых, она не индивидуалистична; она учитывает не только этическую ситуацию индивида, но и результат воздействия личностной установки на коллектив. Во-вторых, она не является частной этикой сознания, поскольку учитывает воздействие сознательной установки на бессознательное. Действительно, ответственность теперь должна нести вся личность, а не только эго как центр сознания.

Существует тесная взаимосвязь между двумя аспектами расширения нашего этического горизонта. С точки зрения внешнего коллективного, при рассмотрении тени необходимо включать примитивно-массовую личность в сферу этической ответственности. В то же время, с внутренней точки зрения индивида, это соответствует установлению ответственных отношений с примитивно-массовой личностью, которая существует в каждой личности в качестве внутреннего компонента.

Внешнее коллективное со своими архаическими тенденциями имеет внутренних представителей в коллективном бессознательном каждого индивида. Архаические тенденции и образы коллективного бессознательного, которые символизируют мир инстинктов, являются наследием коллективного опыта человечества. Они показывают, каким образом человек всегда реагировал и воспринимал жизнь. Но это же коллективное бессознательное также определяет жизнь народных масс и проявляется в массовых феноменах внешнего коллективного.

Новая этика родилась под звездой более полного постижения истины и в целом всей человеческой природы, что и составляет реальное достижение глубинной психологии. С этой точки зрения, моральная проблема индивида констеллируется, благодаря сосуществованию эго и тени, при этом ответственность личности распространяется на бессознательное или, по меньшей мере, на личностный компонент бессознательного, — то есть, ту часть бессознательного, в которой содержится фигура тени.

Ответственность за группу предполагает существование личности, которая осознала свою теневую проблему и серьезно взялась за ее решение. Индивид сможет играть ответственную роль в коллективе только тогда, когда решит свою основную моральную проблему. Осознание личного несовершенства, связанное с признанием существования тени, составляет нелегкую задачу. В процессе выполнения этой задачи человек должен освободиться от абсолютизма своей плеромной фиксации и идентификации с коллективными ценностями.

“Редукция” личности, вызванная признанием существования тени, является лишь видимостью. В действительности редуцируется иллюзорная идентификция эго с абсолютом, то есть нереальная, частная идеализация личности, которая разрушается под воздействием ее полярной противоположности — реальности бессознательного. Принесение в жертву абсолютного идеала совершенства, пропагандируемого старой этикой, отнюдь не приводит к преуменьшению значения гуманности. Устранение негативных последствий расщепляющих психику процессов существенно улучшает реальную жизнь человека и поэтому оправдывает требование новой этики признать существование тени.

Таким образом, обвинение в том, что новая этика проистекает из “стремления облегчить жизнь человека”*, оказывается бесплодным; в равной мере является ложным и обвинение в оппортунизме и любви к комфорту, которые противопоставляются радикализму и пуританскому ригоризму старой этики. Этический ригоризм никогда не покидал пределов частной этики сознания. Сама идея распространения этического ригоризма на всю личность является делом неслыханным. С другой стороны, ригоризм таит в себе чудовищные опасности. История дает немало примеров того, как пагубному влиянию криминальных личностей противопоставлялось влияние другой группы лиц — радикальных идеалистов, догматиков и сторонников абсолютизма. Действительно, соперничать с Нероном и Цезарем Борджиа вполне могут Торквемада и Робеспьер.

Новая этика основана на стремлении осознать позитивные и негативные силы в человеческим организме и осознанно установить взаимосвязь между этими силами и жизнью индивида и общества. Изгнанная из жизни тень требует своего признания. Она являет собой индивидуальную форму, которую темная сторона рода людского принимает во мне и для меня в качестве элемента моей личности.

Моя теневая сторона является частью и представителем теневой стороны всего человечества. И если моя тень отличается антисоциальностью и алчностью, жестокостью и злобностью, убожеством и ничтожеством, и если она является мне в облике нищего, негра или дикого животного, тогда мое примирение с ней влечет за собой мое при

* Karl Jaspers. “Man in the modern Age”

мирение с темным братом всего человечества. Это означает, что, признавая его, а в нем и себя, я также признаю в его лице, что целый элемент человечества—как моя тень — является “моим ближним”.

Здесь любовь к ближнему своему, которую проповедовал Иисус из Назарета, становится любовью к ближнему своему в облике злодея*, и тени. Ограничиваясь некоторой фигурой в моей личности, эта любовь принимает парадоксальную форму “себялюбия”, противопоставляемого бескорыстной любви, которую проповедовал Иисус Наза-ретянин. В психологическом отношении, однако, любовь и примирение с тенью создают необходимую основу для реального формирования этического отношения к тому, кто находится вне меня.

В психологии козла отпущения отрицание отрицательного (а вместе с ним и самооправдание) приводит непосредственно к отрицанию любви к ближнему своему. В отличие от первозданной христианской этики самого Иисуса из Назарета, известная нам христианская этика никогда не выходила за пределы этой дихотомии. В сущности, она всегда крепко держалась за дуалистическую концепцию гностиков: верхний и нижний человек, дуализм между этим и иным миром в самом человеке и в мироздании.

Восприятие моей темной (но не греховной) стороны позволяет мне признать существование темного эго в моем ближнем. Я сознаю мою солидарность с ним потому, что “я тоже темен”, а не просто потому, что “я тоже светел”.

Самопознание, связанное с погружением в глубинную психологию (на первом этапе которого происходит встреча с тенью) не только лишает человека иллюзий, но и обогащает его интуитивное познание и понимание: расширение границ личности, обусловленное встречей с тенью, позволяет индивиду открыть новый канал связи не только со своими внутренними глубинами, но и с темной стороной

* Здесь имеется в виду “злодей [разбойник]”, раскаявшийся на кресте (прим. перев.)

человечества в целом. Примирение с тенью приводит к глубинному врастанию в основу личностного бытия. С утратой изящной иллюзии идеала эго рождаются новая глубина, укорененность и стабильность.

Установление живой связи с тенью позволяет эго осознать свою общность с человечеством и его историей, познаваемой в субъективном опыте, поскольку эго открывает в себе существование множества доисторических психических структур в форме влечений, инстинктов, предвечных образов, символов, архетипических идей и первозданных моделей поведения.

Встреча с тенью позволяет нам осознать психологию человека; при этом мы приходим к пониманию одного важного факта: сфера эго и сознательной психики, устанавливающей различие между людьми, занимает незначительную часть огромного мироздания психики. Собственно человеческое и индивидуальное составляет лишь самый верхний слой коллективного бессознательного, который, уходя вниз, достигает уровня животного. Поэтому стремление сознательного эго расстаться с этой общей основой и идентифицировать себя с так называемыми абсолютными, свободными от земных оков ценностями представляется нелепым и иллюзорным.