Глубинная психология и новая этика - Нойманн Эрих - Страница 2

В заключение я хотел бы привести несколько выдержек из письма, написанного Юнгом Нойманну в декабре 1948 года, когда появились первые отклики на “Новую этику”**: “... я еще раз прочитал вашу книгу. И вновь она произвела на меня сильное впечатление. Я уверен, что эта работа произведет впечатление разорвавшейся бомбы. Ваши формулировки блестящи и замечательно точны. Они напористы и агрессивны, подобно передовому отряду, вышедшему на открытую местность, на которой, к сожалению, прежде ничего не было видно. Естественно, противник сосредоточит огонь на обнаруженном отряде. Благодаря убедительной ясности и определенности формула имеет открытый фланг. Ни одна война не обходится без потерь. Статическое равновесие ни к чему не приводит. Само название книги „Новая этика"; звучит как фанфара: „К оружию, граждане!";...Ваша книга не только станет „камнем преткновения";, но и послужит мощным стимулом для дальнейших исследований. За это я вам глубоко признателен...”

Я надеюсь, что книга Нойманна будет прочитана в том же духе, в каком написано письмо Юнга.

Г. Адлер

*Доктора Нойманна тревожило превратное понимание его позиции. и поэтому он написал специальное предисловие к испанскому издание своей книги (1959), которое вошло также и в данное издание.

** Перед публикацией рукопись книги была просмотрена Юнгом и коллегами автора.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Автор обратился ко мне с просьбой написать предисловие к настоящей книге. Я рад выполнить его просьбу, хотя и не могу похвалиться тем. что пытался сформулировать этические принципы. поскольку глубинной психологией я занимался лишь как эмпирик, а не философ. Разумеется, моя профессиональная деятельность предоставляла мне много возможностей заняться формулировкой этических принципов, потому что основные причины невроза лежат в сфере конфликтов совести и трудных моральных проблем, которые требуют ответа. По этой причине психотерапевт нередко оказывается в крайне затруднительном положении. Большой и нередко болезненный опыт приводит психотерапевта к осознанию тщетности попыток насаждать моральные правила и поэтому он вынужден отказаться от наставлений и увещеваний, которые начинаются со слов “необходимо” и “должен”. Кроме того, при накоплении опыта и знания психических взаимосвязей психотерапевт теряет уверенность в том, что он точно знает, что хорошо и плохо в каждом отдельном случае. Для того, чтобы добраться до сути проблемы, которая заключается в неповторимой индивидуальности пациента, психиатр должен относиться к своему визави,— то есть, другому человеку,— действительно как к “другому”, совершенно не знакомому ему человеку. Что же в таком случае означает слово “хорошо”? Хорошо для него? Хорошо для меня? Хорошо для общества? Хорошо для его родственников? Наш здравый смысл настолько запутывается во второстепенных соображениях и взаимосвязях, что если обстоятельства не заставят нас разрубить этот гордиев узел, мы поступим благоразумно, отказавшись от решения проблемы или ограничившись оказанием страдальцу посильной помощи в распутывании нитей клубка проблем.

По указанным причинам медицинскому психологу особенно трудно формулировать этические принципы. Это не означает, что такой задачи не существует или она абсолютно неразрешима. Я полностью согласен с мнением о том, что в^наше время существует неотложная потребность вновь сформулировать этическую проблему, ибо, как отметил автор, в связи с расширением границ современной психологии и благодаря исследованиям бессознательных процессов возникла совершенно новая ситуация. Наряду с этим в Европе произошли, да и сейчас происходят, события, которые значительно превосходят ужасы римской империи и эпохи французского террора. Эти события безжалостно обнажили слабость всей нашей системы этических ценностей.

При рассмотрении компенсапюриого значения тенив свете этической ответственности моральные принципы, которые представляются ясными и несомненными с точки зрения сознания эго, теряют свою убедительность, а следовательно, и пригодность. Эта проблема неизменно возникает на пути каждого человека, одаренного нравственным чувством. Игнорировать ее существование способен лишь угнетенный или нравственно неразвитый индивид, что, впрочем, не избавляет его от пагубных последствий такого поведения. (По этому поводу автор высказывает несколько замечательных истин).

В настоящее время мало кто понимает или замечает огромные преобразования, произошедшие в сфере ценностей благодаря открытию бессознательного, последствия которого наступят в грядущем. Психологическая основа всех философских высказываний до сих пор умышленно игнорируется или отодвигается на задний план. Благодаря этому некоторые современные философские системы неосознанно становятся объектом критики с психологических позиций.

Очевидно, что медицинский психолог первым воспринимает недостатки и пороки эпохи, поскольку он первым сталкивается с жертвами данной эпохи. В конечном счете, лечение невроза является не одной лишь специальной проблемой, но и моральной. Разумеется, существуют промежуточные, специфические решения. но они не приводят к формированию этической установки, которую можно было бы охарактеризовать как реальное исцеление. Хотя каждый акт сознательной реализации и составляет, по меньшей мере, дальнейший шаг на пути к индивидуации, “созиданию целостного” индивида, тем не менее интеграцию личности невозможно представить себе без существования ответственных, то есть нравственных взаимосвязей между различными частями, подобно тому, как невозможно представить себе конституцию какого-либо государства без существования взаимоотношений между его гражданами. Так обстоит дело с этической проблемой, и поэтому первоочередная задача психолога заключается в том. чтобы дать на нее ответ или помочь пациенту найти его (ответ). Эта задача нередко связана с тяжелым и упорным трудом, поскольку для ее выполнения необходимы не интеллектуальные методы и моральные предписания, а внимательные наблюдения за внутренними и внешними ситуациями. Для постепенной кристаллизации цели и направления деятельности, за которую пациент может взять на себя ответственность, необходимы время и терпение. Аналитик сознает, что этические проблемы неизменно характеризуются яркой индивидуальностью, и поэтому он неоднократно убеждается в том, что в лучшем случае коллективные правила поведения предлагают лишь временные решения, но никогда не приводят к принятию тех важных решений, которые знаменуют поворотные пункты в жизни человека. Как справедливо заметил автор: “Многообразие и сложность ситуации позволяет нам установить любое теоретическое правило этического поведения”.

Формулировать этические правила не только трудно, но и фактически невозможно, так как невозможно представить себе ни одного этического правила, которое при определенных обстоятельствах не превратилось бы в правило противоположное. Даже такое простое утверждение, как “сознательное воплощение есть благо”, справедливо лишь при определенных оговорках, так как мы нередко оказываемся в таких ситуациях, когда сознательная реализация может повлечь за собой самые тяжелые последствия. Поэтому я взял для себя за правило считать “старую этику” обязательной лишь до тех пор, пока не появятся признаки пагубных последствии. Однако при появлении угрозы возникновения таких пагубных последствий индивид неизменно сталкивается с проблемой первостепенной важности*, решение которой требует от него напряжения всех сил, всегда индивидуально и справедливо только в субъективном отношении. В таком случае необходимо относиться серьезно ко всем рефлексиям, рассматриваемым автором. При всей их субъективности эти рефлексии можно корректно сформулировать только в качестве коллективных представлений. Но поскольку эти рефлексии действительно характеризуются повторяемостью (ибо интеграция бессознательных содержаний непрестанно ставит такие вопросы), отсюда следует, что, несмотря на все индивидуальные вариации, они обладают некоторыми характерными особенностями, которые позволяют путем абстрагирования получить ограниченное число правил. Лично я не думаю, что какое-либо из этих правил является абсолютно верным, потому что иногда противоположное правило оказывается не менее верным. Поэтому так трудно осуществлять интеграцию бессознательного: мы должны научиться мыслить в форме антиномий, постоянно учитывая, что каждая продуманная до конца истина превращается в свою противоположность. Все наши высказывания о бессознательном суть “эсхатологические” истины, то есть предельные концепции, которые отражают некоторый, лишь частично постигаемый факт или ситуацию и поэтому являются не более, чем верными условно.